Давно это было. Жили в одном еврейском местечке в Польше два друга. Как и многие евреи, жили они торговлей – покупали оптом, а продавали в розницу. И вот как-то прослышали они, что одной богатой панночке после смерти дядюшки досталось в числе прочего наследства несколько тысяч аршин превосходного сукна, и та очень хочет от этой части наследства избавиться, так что готова продать его почти за полцены. Решили друзья скинуться, поехать в имение панночки и выкупить всю партию сукна, чтобы затем продать ее с большой выгодой.
Сказано – сделано: явились наши евреи к управляющему пани, сообщили о своем желании купить сукно, и тот пообещал передать госпоже их просьбу. А надо заметить, что эта полячка евреев до того в глаза не видела, но была много о них наслышана.
– Вот еще! – сказала она управляющему. – Буду я иметь дело с врагами Христовыми! Говорят, все они – дети сатаны, выглядят, как черти, а на голове у них растут рога.
– Нет у них никаких рогов! – попробовал успокоить панночку управляющий. – Я сам не раз имел дело с евреями. Конечно, среди них, как и среди любого народа, попадаются негодяи, но большинство из них ведет дела очень честно. А среди этих двоих один так вообще писаный красавец.
Панночка была заинтригована и велела управляющему привести тех евреев к ней в усадьбу. А как увидела одного из торговцев, того что помоложе, так и влюбилась в него сразу и без памяти. Не торгуясь согласилась она на предложенную цену, и крайне довольные сделкой евреи отправились на постоялый двор, куда вскоре им и доставили весь товар. Тут и выяснилось: сукна столько, что на одной подводе его не увезти – нужно как минимум две.
– Ладно, – сказал один из торговцев, – я отправлюсь в соседнюю деревню, найму еще телегу, а утром, с Б-жьей помощью, тронемся в путь.
В тот же вечер панночка, сгорая от страсти, как бы невзначай спросила управляющего, уехали ли уже те евреи?
– Еще нет, – ответил он. – Один остался ночевать на постоялом дворе, спит прямо в телеге – стережет товар, а другой поехал в деревню за второй телегой.
– И какой же поехал? – поинтересовалась прекрасная полячка. – Тот, симпатичный?
– Нет, красавчик как раз остался, а его товарищ заночует в деревне…
Услышав это, взяла панночка посреди ночи кошель с золотом, полученным за сукно, и направилась на постоялый двор – к приглянувшемуся ей еврею.
– Вот, – сказала она, разбудив красавца, – бери назад свои деньги, только побудь со мной эту ночь!
Стал молодой купец отказываться, объяснять, что еврейский закон запрещает ему так себя вести, да к тому же он женат, но полячка не отступала, соблазняла его своими прелестями, а человек, как известно, не из железа. Жаркая была ночь, а когда проснулся еврей, видит – лежит он в не самом пристойном виде на груде сукна, а рядом с ним – кошель с золотом. Тут и товарищ его подоспел с подводой, погрузили они весь товар и поехали.
Едут, едут, только вот один из них весел и всю дорогу песни насвистывает, а другой и слова не проронит, сидит как в воду опущенный.
– Да что это с тобой?! – не выдержал весельчак. – Такую удачную сделку провернули! По отличной цене сукно купили, продадим – большие деньги выручим! Чего хмуришься-то?!
Тут вытащил молодой кошель с монетами и рассказал товарищу о том, какой грех совершил.
– Тоже мне грех – с красавицей потешился! – отвечает весельчак. – И удовольствие получил, да еще и деньги в придачу. Пожертвуй часть денег на благотворительность – и весь грех долой!
– Разве можно от греха откупиться? – удивленно спросил молодой красавец?
– Если хочешь, я у тебя этот грех возьму за половину того золота, что лежит в кошеле.
– Да бери все! – ответил ему товарищ. – Только ты это серьезно – насчет того, что готов мой грех купить и взять его на себя?!
– Конечно, серьезно! – отвечает тот. – Покупаю твой грех, если ты и впрямь не шутишь.
Отдал красавец товарищу кошелек, и сразу как-то легче стало у него на душе. Вернулись они домой, поделили товар, каждый продал свою долю с большой прибылью, но с тех пор как-то так получилось, что прежней дружбы между ними уже не было: не компаньонствовали они вместе, торговали врозь, и каждый шел по жизни своей дорогой. Даже повидаться друг с другом им не хотелось.
Прошло еще несколько лет, и один из них умер. Явился он на Небесный суд, и там ему припомнили много всяких грехов, в том числе и блуд с польской панночкой.
– Стоп, стоп, стоп! – вскричал тот еврей. – От своих грехов я не отрекаюсь, но вот чужие брать на себя не хочу. Тут какая-то ошибка вышла, никогда ни с какой панночкой я не спал!
– Как же?! – отвечают ему из-за Завесы. – А помнишь, как ты с товарищем сукно покупал? Ты ж тогда еще и его грех прикупил!
– Но ведь я сам греха не совершал! Это мой приятель тогда получил удовольствие, с какой же стати мне за него теперь расплачиваться?! Он согрешил – пусть и отвечает. А купил я тогда его грех в шутку, просто чтобы его утешить.
– Но ты ведь деньги взял!
– Да, деньги взял, но наказывать меня за чужой грех – это всё равно несправедливо. Пусть он сам явится в суд – и мы об этом поспорим!
Тогда на Небесном суде, в виде исключения, разрешили тому еврею вызвать своего товарища для окончательного разбирательства. С тех пор стал он каждую ночь являться молодому красавцу во сне – напоминал про полячку и вызывал на Высший суд. Тот и молился, и щедро жертвовал бедным, но ничего не помогало – сон продолжал повторяться из ночи в ночь. Прошло еще несколько месяцев – и он тяжело заболел, день ото дня чувствовал себя все хуже и понял, что надо готовиться к смерти. Тем более что и покойник во сне был доволен – уверял, что дни его сочтены и скоро они встретятся в Небесном суде.
Однако умирать в расцвете сил, не завершив земные дела, нашему еврею совсем не хотелось. А потому, собравшись с последними силами, направился он к раввину своего местечка и рассказал ему всю свою историю как есть, от начала и до конца.
– Не бойся! – сказал раввин. – Ты не умрешь. Иди сейчас домой, ложись спать, а когда к тебе снова явится покойник, скажи ему во сне: «Тора дана не на Небе, а на земле! Если хочешь судиться, то не меня зови на Небо, а сам явись в наш суд, земной – и пусть он нас рассудит!» А утром возвращайся ко мне и расскажи, что он на это ответит. Если он откажется явиться в наш земной раввинский суд, то я наложу на него херем, отлучение, и ты сразу же излечишься.
Передал во сне живой покойному слова раввина, и тот явно не ожидал такого поворота событий, смутился, а затем попросил дать ему время для размышления. А спустя несколько дней вновь явился покойник во сне приятелю и сказал, что ровно через месяц он готов будет предстать перед раввинским судом, но если товарищ откажется, то тогда уж точно должен будет явиться в Небесный суд.
В назначенный день в синагоге собралось чуть ли не все местечко. Шутка ли – в суд обещал явиться покойник! Раввин велел поставить неподалеку от шкафа со свитками Торы ширму и занавесить ее белыми скатертями. Сам же вместе с еще двумя судьями уселся по другую сторону от шкафа, а затем отправил служку на кладбище, велел подойти к соответствующей могиле и вызвать покойника в раввинский суд.
– Пусть сначала предстанет перед судом живущий, объяснит суть дела и выскажет покойному свою позицию, – повелел раввин.
– Что тут сказать?! – начал еврей. – Я действительно согрешил, но он купил мой грех, и я считал, что с ним покончено. А если бы он не купил, то я бы старался искупить его молитвой, раскаянием и щедрыми пожертвованиями, и тем самым совершил бы исправление моей души. Но так как я считал, что сделка – это сделка, то ничего этого я не сделал.
– Здесь ли покойный? Явился ли он на суд? – спросил раввин.
– Здесь! – послышался голос из-за ширмы, и все собравшиеся, ахнув, узнали в нем голос покойного жителя местечка.
– Что ты можешь ответить на слова своего товарища?
– Я не согласен! – последовал ответ из-за ширмы. – Когда я сказал, что готов купить его грех, то у меня были самые добрые намерения: я просто хотел, чтобы товарищ перестал печалиться. Деньги я и в самом деле взял, но всегда думал о том, как их ему вернуть, и сожалею, что так и не успел сделать это при жизни. Таким образом, мой грех заключается в том, что я остался должен ему деньги, но никак не в блуде с панночкой.
Голос покойника умолк, а затем разразился рыданиями.
– Страшно представать перед Высшим судом! – сказал он. – Горе человеку, который в земной жизни не думает об этом суде!
И тут раввин поднялся, чтобы огласить приговор.
– Суд считает, что живущий более прав, чем покойный! – сказал он. – Купив у живущего его грех, покойный помешал его раскаянию и искуплению греха, но при этом сам не чувствовал никаких угрызений совести. Он не только не боялся при жизни собственных грехов, но и готов был присоединить к ним чужие. Так пусть же он за это отвечает и оставит живущего в покое: прекратит являться ему во сне и требовать его смерти на Небесном суде!
И снова синагога огласилась рыданиями из-за ширмы.
– Я принимаю приговор суда и больше не появлюсь в этом мире, – послышался голос покойного. – Но разве это справедливо, что он остается жив и может загладить свой грех, а я уже умер и ничего не могу для этого сделать?!
– В твоих словах тоже есть правда! – ответил раввин. – И потому я буду молиться за спасение твоей души, и твой товарищ должен будет год молиться о том же, и раздавать милостыню в память о тебе, и учить Тору, чтобы Небесный суд смягчил вынесенный тебе приговор.
Снова, теперь уже в последний раз, послышались рыдания из-за ширмы, а затем поднялся над ней легкий дымок и растаял в воздухе.
Эффективных средств в борьбе со многими недугами! Монастырский чай поставляемый с Белорусского ...
Эффективных средств в борьбе со многими недугами! Монастырский чай поставляемый с Белорусского монастыря и Мгарского монастыря.
Михал Семеныч попал в центр абсорбции прямо из советского КБ и обнаружил, что евреи это далеко не только советская интеллигенция и делятся не только на физиков и лириков. В центре собралась самая разная публика. Кроме московских художников там были бухарские сапожники, грузинские директора магазинов, питерские диссиденты и киевские хасиды. Там вообще было каждой твари по паре. Все евреи, причем все говорили на русском языке, но с разными акцентами, а самое главное о совершенно разных вещах. Самое странное, что среди этих людей примерно половина по утрам собиралась в местной синагоге, чтобы надев коробочки на голову и левый бицепс час потратить на то, чтобы читать ежедневно одну и ту же молитву. Досадно. По многим причинам. Во-первых, это вместо утренней зарядки. Во-вторых, как человек, всецело преданный науке, Михал Семеныч не мог спокойно смотреть, как к этому мракобесию подключают детей. Да ладно бы еще какие-то дикие горцы из Туркмении, а то свой брат, московский интеллигент. Для того ли он слушал «голоса», сидел в отказе, до хрипоты спорил ночами на кухне, ругаясь с друзьями по поводу того, что лучше: израильские киббуцы или американские фермы, британское право или шведская модель социализма, чтобы попав на историческую родину, вместо процветающего передового общества увидеть местечковых галутных евреев, разве что они носят пиджаки вместо лапсердаков. Быть в стороне и предоставить людям самим барахтаться в своих заблуждениях Михал Семеныч не мог. Не та была натура. Он привык думать глобально. Услыхав о грядущем энергетическом кризисе он изобрел почти вечный двигатель, собрав его из металлолома. Собрать не почти, а настоящий вечный двигатель он не захотел только потому, что Французская Академия не рассматривает проекты вечного двигателя, а без нее спасти Западный мир от кризиса по его мнению будет невозможно. Но, пока никто не заинтересовался его изобретением, он не мог бездельничать. Тогда он понял, что его миссией должно стать просвещение этих заблудших евреев. Общества «Знания» в центре не было и Михал Семеныч решил нести знания народу сам, в одиночку ложась на амбразуру. Он останавливал соседей на улочке, он заходил в дома, он подсаживался за столики во дворе, где народ играл в шахматы и нарды. К сожалению, теоретической наукой Михал Семеныч никогда не занимался. Он был технарем, инженером-изобретателем, отчего его вера во всемогущество науки была безмерной и безудержной. Мир в его представлении делился на уже открытое наукой и на то, что наука откроет до 2000-го года. То, что Б-га нет, наука доказала трижды. Сначала это сделал Коперник, потом Дарвин и, наконец, Гагарин. О религии он знал мало, но то, что знал, знал твердо. Ну или твердо был убежден, что знал. Например, он был абсолютно убежден, что в Торе написано, что плоская Земля покоится на трех слонах, которые стоят на черепахе. Конечно, его сосед по дому Мойша это отрицал, но что можно ожидать от этого полуинтеллигента, который сменил замечательное имя Михаил на Мойше? Конечно он скрывает, просто из стыда за то, что сам верит во всю эту чушь.
Случай проверить и, соответственно, восторжествовать над Мойшей, да и вообще над всем мракобесным религиозным миром предоставился скоро. Центр абсорбции навестила семья репатриантов, которые когда-то точно так же жили здесь, но уже много лет, как устроились в Израиле, и теперь вот приехали поддержать чем могут новых олим. Семья эта была религиозной, многодетной и приехала со всеми своими детьми. Михал Семеныч заметил выходящих из автобуса людей и тут же напрягся. Сначала показалось, что приехал симфонический оркестр юных музыкантов с руководителями, но приглядевшись он понял, что инструментов в руках нет, а одеты они не в концертные фраки, а в ненавистные галутные лапсердаки. Но! — зато там дети, детки, которые не станут врать про то, что нет в Торе слонов, черепах и плоской Земли. Ну и конечно, за деток, за наше будущее, нужно бороться. Михал Семеныч двинулся вперед, чтобы застать «этих галутных пингвинов» врасплох, пока соседи не предупредили пингвиньих родителей, а те не подучили пингвинят. Сходу, не успев поздороваться, Михал Семеныч задал свой вопрос: — Ну, на чем стоит мир? — спросил он зычным голосом. Его суровое лицо приобрело вовсе какое-то дзержинское выражение. Дети почему-то не оробели, а приветливо улыбнулись, старший из них, пострел лет десяти, ответил с едва заметным акцентом:
— Конечно на хеседе*!
Как сложилась дальше судьба Михал Семеныча я точно не знаю. По слухам реб Михоэл бен Шимон сделал тшуву и поселился в Бней Браке.
*Хесед — милосердие (ивр.)
автор текста: Рошель Касоб
+ развернуть текст сохранённая копия
