Павел I в короне, далматике и знаках Мальтийского ордена. Художник В. Л. Боровиковский
«Император был небольшого роста, черты лица его были уродливы, за исключением глаз, которые были очень красивы, и выражение их, когда он не был в гневе, обладало привлекательностью и бесконечной мягкостью… Он обладал прекрасными манерами и был очень любезен с женщинами; он обладал литературной начитанностью и умом бойким и открытым, склонен был к шутке и веселию, любил искусство; французский язык и литературу знал в совершенстве; его шутки никогда не носили дурного вкуса, и трудно себе представить что-либо более изящное, чем краткие милостивые слова, с которыми он обращался к окружающим в минуты благодушия». Это описание Павла Петровича, принадлежащее перу светлейшей княгини Дарьи Ливен, как и многие другие отзывы знавших его людей, не слишком вписывается в привычный нам образ неумного, истеричного и жестокого деспота. А вот что спустя десять лет после смерти Павла писал один из наиболее вдумчивых и беспристрастных современников — Николай Михайлович Карамзин: «…Россияне смотрели на сего монарха, как на грозный метеор, считая минуты и с нетерпением ожидая последней... Она пришла, и весть о том в целом государстве была вестию искупления: в домах, на улицах люди плакали от радости, обнимая друг друга, как в день светлого Воскресения».


Можно было бы привести множество других не менее противоречивых свидетельств. Конечно, мы привыкли к тому, что исторические деятели редко удостаиваются единодушного восхищения или безоговорочного осуждения. Оценки современников и потомков слишком сильно зависят от их собственных пристрастий, вкусов и политических убеждений. Но случай с Павлом иной: как будто сотканный из противоречий, он плохо укладывается в идеологические или психологические схемы, оказываясь сложнее любых ярлыков. Наверное, именно поэтому его жизнь вызывала такой глубокий интерес у Пушкина и Льва Толстого, Ключевского и Ходасевича.

Плод нелюбви

Он родился 20 сентября 1754 года в семье… Но как раз семьей чету Софьи Фредерики Августы Анхальт-Цербстской и Карла Петера Ульриха Голштинского, ставших в России Екатериной Алексеевной и Петром Федоровичем, назвать было очень трудно. Супруги настолько неприязненно относились друг к другу и имели так мало желания демонстрировать взаимную верность, что историки до сих пор спорят, кто был истинным отцом Павла — великий князь Петр или камергер Сергей Салтыков, первый из длинной череды фаворитов Екатерины. Впрочем, тогдашняя императрица Елизавета Петровна так долго ждала появления наследника, что оставила все сомнения при себе.

Сразу после появления на свет младенец был бесцеремонно отобран у матери: императрица не намеревалась рисковать, доверяя нелюбимой невестке воспитание будущего российского монарха. Екатерине лишь изредка позволяли видеть сына — всякий раз в присутствии императрицы. Впрочем, и позднее, когда мать получила возможность заниматься его воспитанием, она не стала к нему ближе. Лишенный не только родительского тепла, но и общения со сверстниками, зато чрезмерно опекаемый взрослыми, мальчик рос очень нервным и пугливым. Проявляя недюжинные способности к обучению и живой, подвижный ум, он бывал то до слез чувствителен, то капризен и своеволен. По запискам его любимого учителя Семена Порошина, хорошо известна нетерпеливость Павла: он постоянно боялся куда-то опоздать, спешил и оттого еще больше нервничал, глотал пищу, не прожевывая, постоянно глядел на часы. Впрочем, режим дня маленького великого князя действительно был по казарменному суров: подъем в шесть и занятия до вечера с небольшими перерывами на обед и отдых. Потом — совсем не детские придворные развлечения (маскарад, бал или театральное представление) и сон.

Между тем на рубеже 1750—1760-х годов атмосфера петербургского двора сгущалась: подорванное бурными увеселениями здоровье Елизаветы Петровны стремительно ухудшалось, и вставал вопрос о преемнике. Казалось, он налицо: разве не для того императрица выписала из Германии племянника, Петра Федоровича, чтобы передать ему бразды правления? Однако к тому времени она признала Петра неспособным к управлению огромной страной и к тому же проникнутым ненавистным ей духом преклонения перед Пруссией, с которой Россия вела тяжелую войну. Так возник проект возведения на престол маленького Павла при регентстве Екатерины. Впрочем, он так и не осуществился, и 25 декабря 1761 года власть перешла в руки императора Петра III.

За 186 дней своего царствования он успел сделать очень много. Заключить бесславный мир с Пруссией с уступкой ей всего завоеванного и упразднить Тайную канцелярию, десятилетиями наводившую ужас на всех жителей империи. Продемонстрировать стране полное пренебрежение к ее традициям (в первую очередь — к православию) и освободить дворянство от обязательной службы. Взбалмошный и доверчивый, вспыльчивый и упрямый, лишенный всякого дипломатического такта и политического чутья — этими чертами он удивительно предвосхитил характер Павла. 28 июня 1762 года заговор, во главе которого встали Екатерина и братья Орловы, покончил с недолгим царствованием Петра III. По меткому замечанию столь любимого им прусского короля Фридриха Великого, «он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отправляют спать». А 6 июля императрица с замиранием сердца читала долгожданное известие: ее мужа больше нет в живых. Петр был задушен караулившими его подвыпившими гвардейскими офицерами во главе с Федором Барятинским и Алексеем Орловым. Похоронили его незаметно, и не в императорской усыпальнице — Петропавловском соборе, а в Александро-Невской лавре. Формально это оправдывалось тем обстоятельством, что Петр так и не был коронован. Спустя 34 года, став императором, Павел шокирует всех приказанием извлечь истлевшие останки отца из могилы, короновать и торжественно захоронить вместе с останками матери. Так он попытается восстановить попранную справедливость.

Воспитание принца

Порядок престолонаследия в Российской империи был крайне запутан еще Петром I, согласно указу которого наследника должен назначать царствующий государь. Понятно, что легитимность пребывания на троне Екатерины была более чем сомнительна. Многие видели ее не самодержавной властительницей, а лишь регентшей при малолетнем сыне, разделяющей власть с представителями дворянской элиты. Одним из убежденных сторонников ограничения самодержавия таким путем был влиятельный глава Коллегии иностранных дел и воспитатель наследника граф Никита Иванович Панин. Именно он вплоть до совершеннолетия Павла играл решающую роль в формировании его политических взглядов.

Однако Екатерина не собиралась поступаться полнотой своей власти ни в 1762 году, ни позже, когда Павел повзрослел. Получалось, что сын превращается в соперника, на которого будут возлагать надежды все недовольные ею. За ним следует внимательно следить, предупреждая и подавляя все его попытки обрести самостоятельность. Его природную энергию нужно направлять в безопасное русло, позволив ему «играть в солдатиков» и размышлять о наилучшем государственном устройстве. Неплохо бы также занять его сердце.

В 1772 году императрица убеждает великого князя отложить до свадьбы торжества по поводу его совершеннолетия. Невеста уже найдена — это 17-летняя принцесса Вильгельмина Гессен-Дармштадтская, получившая в крещении имя Натальи Алексеевны. Влюбчивый Павел был от нее без ума. В сентябре 1773 года торжественно празднуется бракосочетание, одновременно с этим от цесаревича с многочисленными наградами и пожалованиями удаляется граф Панин. Более не происходит ничего: наследник, как и прежде, почти полностью отстранен от участия в государственных делах. Между тем он горит желанием показать свою способность быть достойным государем. В написанном в 1774 году «Рассуждении о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного и касательно обороны всех пределов» Павел предлагает отказаться от завоевания новых территорий, реформировать армию на основе четких регламентов и строгой дисциплины и установить «долгий мир, который доставил бы нам совершенный покой». У императрицы, в уме которой как раз в это время формировался грандиозный план завоевания Константинополя, такие рассуждения в лучшем случае могли вызвать лишь снисходительную улыбку…

В своих воспоминаниях декабрист М.А. Фонвизин излагает семейное предание о заговоре, который составился в это время вокруг Павла. Заговорщики якобы хотели возвести его на престол и одновременно обнародовать «конституцию», ограничивающую самодержавие. В их числе Фонвизин называет графа Панина, его секретаря — знаменитого драматурга Дениса Фонвизина, родного брата Панина Петра, его кузена князя Н.В. Репнина, а также молодую жену Павла, известную своей независимостью и своенравием. Благодаря доносчику о затее узнала Екатерина, и Павел, не выдержавший ее упреков, во всем сознался и был ею прощен.

История эта выглядит не слишком достоверно, но она, несомненно, отражает настроение, царившее в те годы вокруг великого князя, смутные надежды и страхи, переживавшиеся им самим и его близкими. Положение стало еще более тяжелым после смерти при первых родах великой княгини Натальи (ходили слухи, что она была отравлена). Павел был в отчаянии. Под предлогом утешения сына Екатерина продемонстрировала ему любовную переписку умершей жены с графом Андреем Разумовским. Несложно представить, что пережил тогда великий князь. Однако империя нуждалась в продолжении царского рода, и невеста, как всегда, отыскалась в славной обилием венценосных особ Германии.

«Частное семейство»?

Софья Доротея Августа Вюртембергская, ставшая Марией Федоровной, была полной противоположностью своей предшественницы. Мягкая, податливая и спокойная, она полюбила Павла сразу и всем сердцем. В «инструкции», специально написанной им для будущей жены, великий князь откровенно предупреждал: «Ей придется прежде всего вооружиться терпением и кротостью, чтобы сносить мою горячность и изменчивое расположение духа, а равно мою нетерпеливость». Эту задачу Мария Федоровна с успехом выполняла долгие годы, а позднее даже обрела в столь нелегком деле неожиданную и странную союзницу. Фрейлина Екатерина Нелидова не отличалась красотой и выдающимся умом, однако именно она стала играть для Павла роль своеобразного «психотерапевта»: в ее обществе наследник, а затем император, видимо, получал то, что позволяло ему справляться с одолевавшими его фобиями и вспышками гнева.

Большинство тех, кто наблюдал за этой необычной связью, разумеется, считали ее адюльтером, который, конечно, едва ли мог шокировать видавшее виды придворное общество екатерининских времен. Однако отношения Павла и Нелидовой, судя по всему, были платоническими. Фаворитка и жена, вероятно, представали в его сознании как две различные стороны женского начала, которым почему-то не суждено было соединиться в одном человеке. При этом Мария Федоровна была совсем не в восторге от отношений мужа с Нелидовой, но, смирившись с наличием соперницы, в конце концов даже смогла найти с нею общий язык.

«Малый» великокняжеский двор поначалу разместился в подаренном Екатериной сыну Павловске. Здешняя атмосфера, казалось, была насыщена миром и спокойствием. «Никогда ни одно частное семейство не встречало так непринужденно, любезно и просто гостей: на обедах, балах, спектаклях, празднествах — на всем лежал отпечаток приличия и благородства…» — восторгался, побывав в Павловске, французский посол граф Сегюр. Проблема, однако, заключалась в том, что Павла не устраивала как раз роль главы «частного семейства», навязанная ему матерью.

То, что сам он совершенно не вписывается в создававшийся Екатериной «сценарий власти», Павлу должно было стать окончательно ясно после рождения сына. Императрица недвусмысленно продемонстрировала, что связывает с первенцем далеко идущие планы, в которых его родителям просто не оставалось места. Названный Александром в честь сразу двух великих полководцев — Невского и Македонского, — ребенок был тут же отобран у великокняжеской четы. То же самое произошло и со вторым сыном, нареченным еще более знаковым именем основателя Второго Рима Константина. «Греческий проект» императрицы и Григория Потемкина заключался в создании под скипетром Константина новой Византийской империи, которая была бы связана, по меткому определению известного историка Андрея Зорина, «узами братской дружбы» с «северной» империей Александра.

Но что же делать с Павлом? Справившись с задачей «поставщика наследников», он, получалось, уже сыграл свою роль в «поставленном» по воле Екатерины спектакле. Правда, Мария Федоровна не собиралась останавливаться на достигнутом. «Право, сударыня, ты мастерица детей на свет производить», — со смешанным чувством говорила ей императрица, пораженная плодовитостью невестки (всего у Павла и Марии благополучно родилось десять детей). Даже в этом деле сын оказывался лишь вторым…

Портрет Павла I с семьёй (1800)

«Бедный Павел»

Неудивительно, что жизненно важным для Павла было создать собственный, альтернативный «сценарий» происходящего и утвердить себя в качестве непременного звена в цепочке властителей, как бы раскрывавших провиденциальный смысл Российской империи. Стремление реализоваться в этом качестве постепенно становится для него подобием навязчивой идеи. При этом прозрачному просвещенческому рационализму Екатерины, предписывавшему относиться ко всему с иронией и скепсисом, Павел противопоставляет иное, барочное, понимание действительности. Она представала перед ним сложной, полной таинственных смыслов и предзнаменований. Она была Книгой, которую предстояло одновременно и правильно прочесть, и заново написать самому.

В мире, где Павел был лишен всего положенного ему по праву, он настойчиво искал и находил знаки своей избранности. Во время заграничного путешествия 1781—1782 годов, куда он был под именем графа Северного отправлен матерью в качестве некоей компенсации за все отнятое и недополученное, великий князь старательно культивирует образ «отверженного принца», которого судьба обрекла на существование на грани между видимым и иным мирами.

В Вене, по слухам, было спешно отменено представление «Гамлета», на котором он должен был присутствовать. Во Франции на вопрос Людовика XVI о преданных ему людях Павел заявил: «Ах, я бы очень досадовал, если бы в моей свите был даже пудель, верный мне, потому что мать моя велела бы его утопить тотчас после моего отъезда из Парижа». Наконец, в Брюсселе цесаревич рассказал в светском салоне историю, в которой как в капле воды отразились его мистические «поиски себя».

Это случилось как-то во время ночной прогулки по Петербургу с князем Куракиным, поведал собравшимся Павел: «Вдруг в глубине одного из подъездов я увидел фигуру человека довольно высокого роста, худощавого, в испанском плаще, закрывавшем ему нижнюю часть лица, и в военной шляпе, надвинутой на глаза… Когда мы проходили мимо него, он выступил из глубины и молча пошел слева от меня… Сначала я очень удивился; потом почувствовал, что левый бок мой замерзает, словно незнакомец сделан из льда…» Конечно, это был призрак, невидимый Куракину. «Павел! Бедный Павел! Бедный царевич! — сказал он «глухим и печальным голосом». — …Прими мой совет: не привязывайся сердцем ни к чему земному, ты недолгий гость в этом мире, ты скоро покинешь его. Если хочешь спокойной смерти, живи честно и справедливо, по совести; помни, что угрызения совести — самое страшное наказание для великих душ». Перед расставанием призрак обнаружил себя: это был не отец, а прадед Павла — Петр Великий. Он исчез на том самом месте, где Екатерина чуть позже установила своего Петра — Медного всадника. «А мне — страшно; страшно жить в страхе: до сих пор эта сцена стоит перед моими глазами, и иногда мне чудится, что я все еще стою там, на площади перед Сенатом», — заключил цесаревич свой рассказ.

Неизвестно, был ли Павел знаком с «Гамлетом» (по понятным причинам эта пьеса в России тогда не ставилась), но поэтика образа была воссоздана им мастерски. Стоит добавить, что на искушенных европейцев великий князь произвел впечатление абсолютно адекватного, утонченного, светского, неглупого и образованного молодого человека.

Гатчинский затворник

В Россию он, вероятно, возвращался так, как возвращаются с праздничного представления, где вам неожиданно достались главная роль и бурные аплодисменты, в привычную и постылую домашнюю обстановку. Следующие полтора десятилетия жизни прошли в угрюмом ожидании в Гатчине, доставшейся ему в 1783 году после смерти Григория Орлова. Павел как мог старался быть послушным сыном и действовать по заданным матерью правилам. Россия тяжело воевала с Османской империей, и он рвался в бой хотя бы простым волонтером. Но все, что ему было позволено — участвовать в безобидной рекогносцировке в вялой войне со шведами. Екатерина по приглашению Потемкина совершала торжественное путешествие по присоединенной к империи Новороссии, участие же в нем цесаревича не предусматривалось.

А тем временем в Европе, в столь восхитившей его Франции совершалась революция и казнили короля, а он пытался обустроить в Гатчине свой маленький космос. Справедливость, порядок, дисциплина — чем меньше замечал он эти качества во внешнем мире, тем более настойчиво пытался сделать их основой своего мира. Гатчинские батальоны, одетые в непривычные для русских мундиры прусского образца и проводившие время на плац-парадах в бесконечном оттачивании строевой выучки, стали дежурным объектом иронии при дворе Екатерины. Впрочем, насмешки над всем, что было связано с Павлом, были чуть ли не частью придворного церемониала. Целью Екатерины, видимо, было лишить цесаревича того сакрального ореола, которым, несмотря ни на что, был окружен наследник российского престола. С другой стороны, неприятие императрицей странностей, которыми славился Павел, его возраставшей в затворничестве год от года «неполитичности» было совершенно непритворным. И мать, и сын до конца остались заложниками взятых на себя ролей.

В таких условиях замысел Екатерины передать престол внуку Александру имел все шансы воплотиться в реальные действия. По сообщениям некоторых мемуаристов, соответствующие указы были подготовлены или даже подписаны императрицей, однако обнародовать их ей что-то помешало.

Принц на троне

Ночью накануне смерти матери цесаревичу многократно снился один и тот же сон: невидимая сила подхватывает его и поднимает на небо. Восшествие на престол нового императора Павла I произошло 7 ноября 1796 года, накануне дня памяти грозного Архангела Михаила — предводителя бесплотного небесного воинства. Для Павла это означало, что небесный военачальник осенил его царствование своею дланью. Строительство Михайловского дворца на месте, указанном, по преданию, самим Архангелом, велось лихорадочными темпами на протяжении всего короткого царствования. Архитектор Винченцо Бренна возводил (по эскизам самого Павла) настоящую крепость.

Император спешил. В его голове накопилось такое количество идей, что они не успевали выстроиться. Ложь, разруха, гниль и лихоимство — со всем этим он должен покончить. Как? Создать из хаоса порядок может только строжайшее и неукоснительное соблюдение каждым предписанной ему роли в грандиозном церемониальном спектакле, где роль автора отведена Создателю, а роль единственного дирижера — ему, Павлу. Каждое неверное или лишнее движение — как фальшивая нота, разрушающая сакральный смысл целого.

Идеал Павла менее всего сводился к солдафонской муштре. Ежедневные плац-парады, проводившиеся им лично в любую погоду, были лишь частным проявлением заведомо обреченной на провал попытки наладить жизнь страны так, как налаживают для бесперебойной работы механизм. Павел вставал в пять часов утра, а в семь уже мог наведаться в любое «присутственное место». В результате во всех петербургских канцеляриях работа стала начинаться на три-четыре часа раньше прежнего. Невиданное дело: сенаторы с восьми утра сидели за столами! Сотни нерешенных дел, многие из которых ждали своей очереди десятилетиями, неожиданно получали движение.

В сфере военной службы перемены были еще более разительными. «Образ жизни, наш, офицерский, совершенно переменился, — вспоминал один из блестящих екатерининских гвардейцев. — При императрице мы думали только о том, чтобы ездить в театры, общества, ходили во фраках, а теперь с утра до вечера сидели на полковом дворе и учили нас как рекрутов». Но все это воспринималось элитой как грубое нарушение «правил игры»! «Обратить гвардейских офицеров из царедворцев в армейских солдат, ввести строгую дисциплину, словом, обратить все вверх дном, значило презирать общее мнение и нарушать вдруг весь существующий порядок», — утверждает другой мемуарист.

Павел не зря претендовал на лавры своего великого прадеда. Его политика во многом повторяла «всеобщую мобилизацию» времен Петра I, а в основе ее лежала та же концепция «общего блага». Так же, как Петр, он стремился все делать и контролировать сам. Однако в конце XVIII века дворянство было куда более независимым, да и у наследника было куда меньше харизмы и ума по сравнению с пращуром. И несмотря на то что его затея оказалась сродни утопии, она не была лишена ни своеобразного величия, ни последовательности. Намерения Павла встречали поначалу гораздо больше сочувствия, чем могло бы показаться. Народ же относился к нему как к своего рода «избавителю». И дело было не в символических благах (вроде дарованных им крепостным прав приносить присягу и жаловаться на помещиков) и не в сомнительных попытках регламентировать отношения крестьян и помещиков с точки зрения «справедливости» (что проявилось в известном законе о трехдневной барщине). Простой народ быстро уловил, что политика Павла по сути своей была эгалитарной по отношению ко всем, но «господа», поскольку они на виду, страдали от нее в наибольшей степени. Один из представителей «просвещенного дворянства» вспоминал, что как-то, спрятавшись (на всякий случай) от проезжавшего мимо Павла за забором, он услыхал, как стоящий поблизости солдат говорит: «Вот-ста наш Пугач едет!» — «Я, обратясь к нему, спросил: «Как ты смеешь отзываться так о своем Государе?» Он, поглядев на меня без всякого смущения, отвечал: «А что, барин, ты, видно, и сам так думаешь, коль прячешься от него». Отвечать было нечего».

Идеал дисциплинарно-церемониальной организации Павел нашел в средневековых рыцарских орденах. Неудивительно, что он с таким энтузиазмом согласился принять предложенный ему мальтийскими рыцарями древнего ордена Иоаннитов титул гроссмейстера, не смущаясь даже тем, что орден католический. Дисциплинировать расхлябанное русское дворянство, превратив его в полумонашескую касту, — идея, которая не могла даже померещиться рационалистическому уму Петра! Однако она была столь явным анахронизмом, что облаченные в рыцарские мантии офицеры вызывали улыбки даже друг у друга.

Враг революции, друг Бонапарта…

Рыцарственность Павла не ограничивалась сферой церемониала. Глубоко задетый «несправедливой» агрессивной политикой революционной Франции, обиженный к тому же захватом французами Мальты, он не выдержал собственных миролюбивых принципов, ввязавшись с ними в войну. Однако велико было его разочарование, когда оказалось, что союзники — австрийцы и англичане — готовы пользоваться плодами побед адмирала Ушакова и фельдмаршала Суворова, но не желают не только считаться с интересами России, а просто соблюдать достигнутые договоренности.

Между тем 18 брюмера VIII года по революционному календарю (29 октября 1799-го — по российскому) в результате военного переворота к власти в Париже пришел генерал Бонапарт, который почти сразу стал искать пути примирения с Россией. Восточная империя казалась ему естественным союзником Франции в борьбе с остальной Европой, и прежде всего с Англией. В свою очередь, Павел быстро понял, что революционной Франции приходит конец, и «в этой стране в скором времени водворится король, если не по имени, то по крайней мере по существу». Наполеон и российский император обмениваются посланиями, причем Павел высказывает неожиданно трезвый и прагматичный взгляд на ситуацию: «Я не говорю и не собираюсь обсуждать ни права <человека>, ни разные способы управления, существующие в наших странах. Попробуем возвратить миру покой и тишину, столь ему необходимые и так соответствующие неизменным законам Провидения. Я готов Вас выслушать…»

Внешнеполитический поворот был необычайно крут — вполне в духе Павла. Умом императора уже овладевают замыслы установления силами России и Франции некоего «европейского равновесия», в рамках которого он, Павел, будет играть роль главного и беспристрастного арбитра.

К концу 1800 года отношения между Россией и Британией обострились до предела. Теперь уже англичане оккупируют многострадальную Мальту. Павел в ответ запрещает всякую торговлю с Британией и арестовывает все находящиеся в России британские торговые суда вместе с их командами. Из Петербурга высылается английский посол лорд Уитворт, который заявлял, что российский самодержец сумасшедший, и тем временем активно и, не скупясь на деньги, сплачивал оппозицию Павлу в столичном обществе. Эскадра адмирала Нельсона готовилась к походу в Балтийское море, а донские казаки получили приказ ударить в самое уязвимое, как казалось, место Британской империи — Индию. В этом противостоянии ставки для туманного Альбиона были необычайно высоки. Неудивительно, что «английский след» в организованном против Павла заговоре легко различим. Но все же цареубийство едва ли можно считать успешной «спецоперацией» британских агентов.

«Что я сделал?»

«Голова у него умная, но в ней есть какая-то машинка, которая держится на ниточке. Порвется эта ниточка — машинка завернется, и тут конец уму и рассудку», — говорил когда-то один из воспитателей Павла. В 1800-м и в начале 1801 года очень многим окружавшим императора людям казалось, что ниточка вот-вот порвется, если еще не порвалась. «За последний год подозрительность в императоре развилась до чудовищности. Пустейшие случаи вырастали в его глазах в огромные заговоры, он гнал людей в отставку и ссылал по произволу. В крепости не переводились многочисленные жертвы, а порою вся их вина сводилась к слишком длинным волосам или слишком короткому кафтану…» — вспоминала княгиня Ливен.

Вид на Михайловский замок и площадь Коннетабля в Петербурге. Около 1800. Худ. Алексеев Федор
Да, на характере Павла умело играли самые разные люди и с разными целями. Да, он был отходчив и часто миловал наказанных, и эта черта также была использована его врагами. Он знал свои слабости и всю жизнь с переменным успехом боролся с ними. Но к концу жизни эта борьба явно сделалась для него непосильной. Павел постепенно сдавал, и хотя до той грани, за которой начинается «конец рассудку», он не дошел, но быстро к ней приближался. Роковую роль, наверное, сыграло стремительное расширение привычного и с детства очень ограниченного горизонта восприятия до размеров реального и бесконечного мира. Сознание Павла так и не смогло принять и упорядочить его.

Не без влияния истинных заговорщиков император рассорился с собственной семьей. Еще до того Нелидову сменила смазливая и недалекая Анна Лопухина. Окружение Павла пребывало в постоянном напряжении и страхе. Распространился слух, что он готовится расправиться с женой и сыновьями. Страна замерла…

Конечно, от ропота до цареубийства — колоссальная дистанция. Но вряд ли второе стало бы возможным без первого. Реальный (и оставшийся незамеченным Павлом) заговор возглавили как близкие к нему люди — фон Пален, Н.П. Панин (племянник воспитателя Павла), так и его давние враги — братья Зубовы, Л. Беннигсен. Согласие на свержение отца с престола (но не на убийство) дал сын Александр. За сорок дней до переворота императорская семья перебралась в едва достроенный, еще сырой Михайловский дворец. Именно здесь в ночь с 11 на 12 марта 1801 года были разыграны заключительные сцены трагедии.

…Изрядно поредевшая по дороге к покоям императора толпа подогретых вином заговорщиков нашла Павла не сразу — тот спрятался за каминной ширмой. Последними произнесенными им словами были: «Что я сделал?»


Памятник Павлу I во дворе Михайловского замка

Игорь Христофоров, кандидат исторических наук

Россия и Мальтийский орден в 1697—1817 гг
«Мальтийская губерния»
Наставление императрицы Елизаветы Петровны о воспитании Павла Петровича


ertata

На протяжении веков "Тайный реестр пророчеств" Иоанна Иерусалимского, из которого взяты нижеприведенные цитаты, считался запрещенным текстом до тех пор, пока недавно он вновь не появился. Церковь, которая не могла обнаружить в нем никакого упоминания о своей победе и триу...

Считается, что вода, которая течет из различных источников, в том числе из водопроводных кранов, в ночь на 19 января (т.е. на Крещение) с 0 часов до 0 часов 30 минут обладает необычными свойствами. И это не просто суеверие. Из чего состоит вода? Во-первых, что такое для н...

«В самом начале революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии, пока она будет существовать или же пока меня не сменят. Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило»

А.А.Брусилов

В апреле — мае 1915 года, на русско-германском фронте разгорелись тяжелейшие бои. Немцы, перебросив с запада несколько лучших корпусов, развернули мощное наступление на правом крыле Юго-Западного фронта, в районе Горлицы. Русские армии дрогнули и начали отступать. Вместе со всеми отходила и 8-я армия генерала от кавалерии Алексея Алексеевича Брусилова, оставившая Перемышль. По артиллерии противник превосходил в 6 раз, а по тяжелым орудиям — в сорок! Очень не хватало и патронов. Брусиловские воины порой отбивали атаки врага одними штыками!

Но даже в период самых тяжелых боев того страшного лета 8-я армия умудрилась взять большое количество пленных, внезапным ударом разгромив 4-ю австрийскую армию. Она закончила отход в первых числах сентября успешным контрнаступлением, на время вернувшим русским Луцк и обеспечившим в дальнейшем овладение городом Ровно.

Трагедия пятнадцатого года

Армия Брусилова добилась бы еще больших результатов, но Алексею Алексеевичу не давали возможности развернуть самостоятельные действия. Когда императору Николаю II стало известно, что Брусилов вопреки директиве об отходе командующего Юго-Западным фронтом генерала от артиллерии Н. Иванова попытался действовать по-своему и упорно контратаковал, он немедленно потребовал установления полного контроля за действиями "чересчур самостоятельного" командарма.


О том, какая трудная обстановка складывалась на Юго-Западном фронте и в его тылу летом пятнадцатого года, правдиво написал американский журналист Джон Рид в очерке "Как они воевали", впервые опубликованном на русском языке в журнале "30 дней". Из-за нехватки боеприпасов, и прежде всего острейшего "снарядного голода", гибли или попадали в плен целые полки, бригады и дивизии, а в Архангельске скапливались горы снарядов, привезенных из Англии, но не доставленных на фронт, потому что железнодорожному начальству и чинам Артиллерийского управления никто не дал взятки… Некий полковник из армии Брусилова рассказал журналисту о пропаже 17 миллионов мешков муки, предназначавшихся для сражавшихся войск. Полковник предполагал, что мука была продана румынам, а затем переправлена в Австрию. Рид приводил также множество других чудовищных фактов воровства, взяточничества, беззакония и халатности, которые царили в русском тылу и на фронте.

Командарм Брусилов, разумеется, тоже был осведомлен об этих преступлениях и полагал широкое распространение коррупции нашей тяжкой бедой. Но в еще большей степени причиной "Великого отступления" и грозящей фронту катастрофы считал он неосмотрительную стратегию верховного командования. Для него она выражалась в полном непонимании обстановки командующим фронтом Ивановым, его мелочной придирчивости. Столь бездарным военачальникам, как Иванов, нельзя было доверять целый фронт.

Другой грубейшей ошибкой высшей власти, совершенной летом пятнадцатого года, Алексей Алексеевич считал принятие на себя роли Верховного главнокомандующего императором Николаем II вместо великого князя Николая Николаевича. "Преступны те люди, которые не отговорили самым решительным образом, хотя бы силой, императора Николая II от намерения возложить на себя те обязанности, которые он по своим знаниям, способностям, душевному складу и дряблости воли ни в коем случае нести не мог", — писал он впоследствии в своих воспоминаниях.

Но прежде чем разразилась революционная гроза, спровоцированная неудачной войной и бездарным правлением, Алексею Алексеевичу еще предстояло летом следующего года прославиться на весь мир успешным наступлением, вошедшим в историю под названием "Брусиловский прорыв".

Крестник Фельдмаршала Барятинского

Дальние предки Брусилова были выходцами из польско-литовского государства Речи Посполитой. Они вели свой род от известного польско-украинского воеводы Адама Киселя, недруга Богдана Хмельницкого и ярого противника воссоединения Украины с Россией. Несмотря на такую родословную, Брусиловы верой и правдой служили в русской армии в XVIII — XIX веках. Прадед и дед Алексея Алексеевича не поднялись выше чина секунд-майора. Зато отец, Алексей Николаевич, начав служить в 1807 году, участвовал в Бородинском сражении, был ранен и прошел затем всю Западную Европу в заграничных походах. Он совершал триумфальный въезд в Париж, а с 1839 года служил на Кавказе, участвуя в войне против Шамиля. Дослужился до генерал-лейтенанта.

Женился А. Н. Брусилов поздно, когда ему было уже за 60 лет. 19 августа 1853 года у него родился сын Алексей. Крестным отцом его пожелал стать главнокомандующий и наместник на Кавказе князь Александр Барятинский.

Вслед за Алексеем в семье вскоре родились Борис, Александр (умерший во младенчестве) и Лев. Борис впоследствии стал крупным землевладельцем, а Лев посвятил себя флотской службе, дослужился до контр-адмирала, начальника Морского генерального штаба. Их родители скончались, оставив малолетних детей на попечение богатой тетки. Та постаралась дать племянникам подобающее дворянам образование и воспитание. Алексей с 14 лет обучался в лучшем военно-учебном заведении России — Пажеском корпусе, где обнаружил склонность к военным дисциплинам, особенно кавалерийской езде.

По окончании учебы он выбирает местом будущей службы 15-й драгунский Тверской полк, стоявший на Кавказе, и отправляется в Тифлис. Здесь Брусилов поначалу ведет обычную для молодого офицера-холостяка жизнь: карты, пирушки, модные тогда еще дуэли, концерты или оперетки. Но Русско-турецкая война 1877-1878 годов резко меняет его представления о жизни…

Боевое крещение

К тому времени Алексей Брусилов стал поручиком и занимал должность полкового адъютанта. В апреле 1877 года его полк, включенный в т.н. Основной корпус под командованием генерала Лорис-Меликова, двинулся к турецкой границе. Корпус предназначался для вторжения в кавказскую часть Турции, а поручик Брусилов волею судеб оказался в авангарде соединения.

Тихой южной ночью тверские драгуны стали переправляться через пограничную реку Арпачай, разлившуюся от весеннего половодья. В темноте они то и дело теряли брод, и им приходилось вместе с лошадями плыть в ледяной воде. Но обошлось, однако, без потерь. Достигнув противоположного берега, русские кавалеристы тихо окружили турецкую казарму. Ожидалось, что турки, которые не могли не знать о приближении противника, вот-вот откроют огонь. Но все было тихо. И только когда один из драгун, говоривший по-турецки, постучал в ворота казармы, стало ясно: турки… безмятежно спали. То ли турецкое командование не оповестило свои пограничные части о начале войны, то ли проявил беспечность местный начальник, но аскеры оказались совершенно не готовы к бою и сдались драгунам без единого выстрела.

Поручик Брусилов не скрывал радости: в первой же операции удалось захватить важного пленника — командира турецкой пограничной бригады. Однако ветераны кавказских войн охладили его пыл: успех случаен, а турки — серьезные противники, они еще покажут себя. И последующие бои подтвердили их правоту.

…26 апреля русскому командованию стало известно, что к северу от Карса пасутся большие стада турецкого скота. Для их захвата были отряжены Тверской драгунский и казачий Горско-Моздокский полки. Но вместо стад скота русские кавалеристы натолкнулись на сильный турецкий отряд (кавалерия, артиллерия и пехота), совершавший вылазку из крепости. Пехотинцы-аскеры начали цепями наступать на русских. Драгуны и казаки спешились, залегли и открыли огонь. Тогда турки ввели в дело артиллерию. В русской цепи появились убитые и раненые. Поскольку силы врага явно превосходили наши, был отдан приказ садиться на лошадей и отходить.

Поручик Брусилов ехал шагах в десяти позади своего полкового командира полковника Неврузова. Вдруг неприятельский снаряд со страшным воем пронесся у Брусилова над головой, упал между ним и Неврузовым и разорвался. Лошадь полковника, совершив огромный скачок, оборвала поводья, понесла и врезалась в строй 3-го эскадрона, где ее остановили. А вот конь Брусилова от испуга вздыбился и опрокинулся навзничь. Вместе с конем упал и всадник, успевший, однако, освободить ноги от стремян. Но лошадь тут же вскочила и ускакала. Брусилов остался пешим…

Между тем весь отряд на рысях отходил, спеша в свой лагерь. Полковому адъютанту в лучшем случае грозил плен. Тогда он побежал по пахотному полю, надеясь только на скорость и выносливость своих ног. Но драгуны, честь им и хвала, не оставили поручика в беде: навстречу скакал трубач эскадрона и вел в поводу сбежавшую лошадь. Вскочив в седло, Брусилов вскоре догнал товарищей.

…Пока под плотно обложенным Карсом шли незначительные бои, отправленный в северо-западном направлении Ахалцыхский отряд русских войск не решался штурмовать крепость Ардаган. Лорис-Меликов отправил ему подмогу, куда вошли и тверские драгуны. На рассвете 4 мая 1877 года русские полки начали атаку Гюлявердынских высот, прикрывавших крепость. Один за другим солдаты карабкались на крутые скалы под жестоким артиллерийским огнем. Им удалось захватить линию турецких окопов, проходившую по вершинам. И тут выяснилось, чем объясняется столь упорное сопротивление османских канониров: они были прикованы к своим орудиям!

На следующий день начался штурм Ардагана, в котором участвовал и Брусилов. В послужном списке поручика появилась запись о первом поощрении: "За отличие, проявленное в боях с турками 4 и 5 мая 1877 года при взятии штурмом крепости Ардаган, награжден орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом".

Карская эпопея

А осада Карса тем временем продолжалась. Турки обороняли мощную крепость упорно, то и дело совершая вылазки. Тогда вызывали на поле боя кавалерию, чаще всего драгун, вернувшихся из-под Ардагана. Поскольку местность была сильнопересеченная, эскадроны шли в разомкнутом строю на рысях. Турки, завидев всадников, отступали, а по русской коннице открывала огонь крепостная артиллерия. Такие вылазки повторялись чуть ли не каждый день. Естественно, драгуны несли потери…

Об этих изнурительных столкновениях Брусилов вспоминал впоследствии с неудовольствием: "Мы называли вызовы кавалерии к Карсу "выходами на бульвар", и этот "бульвар", признаться, нам изрядно надоел".

Слов нет, куда увлекательней было гнаться за башибузуками по горным дорогам или вести в чистом поле лихие атаки! Однако во время отражения турецких вылазок Брусилов приобрел важнейший для военного человека навык: умение стоять под огнем. Позже он понял: боевой выдержке нельзя научиться в лучшем военном училище, ее не освоить на маневрах, это можно постичь, только лично побывав, и не раз, под вражеским обстрелом. Только многократно стоявший под неприятельскими пулями и гранатами командир поймет, что можно, а чего нельзя ожидать от других людей, посылая их в пекло схватки. Только он знает пределы возможного в сражении и сможет точнее все рассчитать, организуя бой. Раз за разом самому водить бойцов в атаку, под свист пуль, грохот разрывов и стоны раненых товарищей — это тот боевой опыт, который необходим любому будущему военачальнику…

В сражении на реке Аладжа анатолийская армия турок потерпела поражение, потеряв 6 тысяч человек убитыми и ранеными и до 9 тысяч пленными, и укрылась за мощными стенами Карса. (этот османский оплот в Закавказье героически штурмовали войска генерала Муравьева в ходе Восточной (Крымской) войны 1853 — 1856 годов). За прошедшие с тех пор два с лишним десятка лет крепость стала еще более укрепленной. На фортах ее стояло свыше 300 орудий, а защищал Карс 25-тысячный гарнизон. Запасов продовольствия и боеприпасов у него вполне хватило бы на несколько месяцев обороны. Между тем приближалась зима — очень суровая в горном крае. Осаждающим негде было укрыться от свирепствовавшей непогоды — кругом голые скалы, обдуваемые ветрами, да редкие сожженные селения. Положение русских становилось все более сложным. Находившийся при штабе кавказской армии французский генерал де Курси запугивал:

— Я видел карские форты и одно могу посоветовать — не штурмовать их! На это нет никаких человеческих сил. Ваши войска храбры, они пойдут на эти неприступные скалы, но вы положите их всех и не возьмете ни одного форта...

Однако принявший командование над осаждающими Карс войсками генерал Лазарев, решительный и энергичный военачальник, не сомневался в успехе. Он повел регулярную осаду крепости. Пехота превратилась в землекопов: рыли траншеи и укрытия. Шло медленное продвижение к стенам: на 1000 шагов, затем на 200 шагов, еще на 100…

Турки тоже не дремали и пытались внезапными вылазками помешать осаждающим. Тогда в дело вступала кавалерия. На западной стороне по тревоге поднимался Тверской драгунский полк. Драгуны спешили навстречу туркам, переправляясь через мелководную речонку, но те всякий раз уклонялись от боя. Брусилов участвовал во всех контратаках. В самый разгар подготовки к штурму он получил погоны штабс-капитана.

В полночь 5 октября 1877 года воины лазаревских полков выслушали краткую речь генерала перед решающим штурмом крепости. Тверской полк должен не допустить прорыва противника из крепости по Эрзерумской дороге.

Русские наступали широко и мощно. Лишь только ночная мгла плотно легла на Карс и окрестные горы, пехотные колонны в полной тишине стали выдвигаться к турецким фортам. Огонь открывали только в упор или будучи обнаруженными противником. Повсеместно завязывались рукопашные схватки. Драгуны, разумеется, не видели в темноте поля битвы. Но музыку ее они научились слышать прекрасно. Сомнений не оставалось: наша брала! При первых лучах солнца стало видно: почти все вражеские форты пали. Там хозяйничали русские солдаты, поворачивая орудия против цитадели. Было ясно, что Карс обречен. Но сражение еще не кончилось. Теперь-то и наступал черед кавалерии. Колонны турок выходили из цитадели и двигались на запад, в сторону Эрзерума, надеясь пробиться к своим.
Полк драгун скорым маршем ринулся наперерез уходящему противнику. Но турецкая колонна встала. Вперед вышло несколько человек, оживленно махавших белыми флагами.

— Сдаются, сдаются! — пронеслось по рядам драгун.

Так оно и было. Впоследствии Брусилов рассказывал об этом эпизоде с обычной благожелательностью русского человека, сочувствующего чужому несчастью: "Рассматривая положение турок, нужно сознаться, что у них другого выхода не было: до Эрзерума не менее 3-4 переходов, вышли же они в одних куртках, без всякого обоза, и в таком состоянии, без пищи, по колено в снегу, пройти им до Эрзерума было бы невозможно".

За участие в штурме Карса Брусилов был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени с мечами. За 7 месяцев войны он заслужил повышение в чине и 3 боевых ордена!

"Лошадиная академия"

В 1881 году штабс-ротмистра Брусилова откомандировали из Тверского полка на учебу в Офицерскую кавалерийскую школу. Она размещалась на Шпалерной улице близ Смольного монастыря в Петербурге, в приземистых просторных казармах, сохранившихся и доныне. Мог ли предполагать штабс-ротмистр, что здесь ему предстоит прослужить четверть века?

Когда он начинал учебу в школе, в ней было всего 36 учащихся офицеров — 23 армейца и 13 казаков. Брусилов оказался самым молодым. Многим его однокурсникам было уже за сорок…

За два года Брусилов побывал в лучших кавалерийских частях русской армии, познакомился с замечательными конниками, опытнейшими боевыми офицерами. На него обратил внимание генерал-инспектор кавалерии великий князь Николай Николаевич. По окончании школы Брусилова решено было оставить в ней, чтобы он передавал свои блестящие познания другим офицерам.

Став старшим учителем верховой езды (так называлась его должность), Брусилов внедрил в школе трудное кавалерийское упражнение, известное под названием “парфорсная охота”. Группа охотников преследует верхом оленя или волка. Гонимое животное во время бега меняет направление, стремясь скрыться в овраге или перелеске. Вот почему к такой охоте способны только очень опытные и выносливые наездники.

Спустя годы с помощью великого князя Николая Николаевича Брусилов добился повсеместного введения парфорсных охот в русской кавалерии.

3 февраля 1902 года государь подписал приказ о назначении Брусилова начальником Офицерской кавалерийской школы. "Лошадиная академия" — так прозовут вскоре это уникальное учебное заведение вылощенные генштабисты, которым, по установленному порядку, по окончании академического курса еще предстояло пройти здесь практическую переподготовку. Начальник школы не уступал капризам высокородных учеников, и немало аристократов, занимавших крупные посты в конных дивизиях, но не умевших по-настоящему даже держаться в седле, подпортили свою карьеру, получив от Брусилова нелестные характеристики.

Учиться в школе при нем было нелегко, недаром одно из упражнений по верховой езде слушатели даже прозвали дыбой. Но и подготовку кавалерийские начальники получали преотличнейшую. С легкой руки Алексея Алексеевича в программе здешнего обучения были такие предметы, которые уж никак не вязались с барскими привычками высшего сословия. Граф Игнатьев вспоминал: "В перерывах езды мы еще обучались бою на саблях, иногда рубке и даже ковке в эскадронной кузнице, где любители ухитрялись изготовить подкову, вместо трех, в два нагрева. Экзамен по этому предмету как раз был последним при окончании зимнего курса… Перед покрытым красным сукном столом вестовые держали несколько неоседланных лошадей. Я должен был отвечать первым, расковав и расчистив одно из копыт какой-то серой кобылы. Председатель комиссии, Брусилов… увидев меня в кожаном фартуке, с молотком и клещами в руках, сказал, улыбнувшись: "Это вам уже не стратегия!"

В эти годы "профессор конного дела" Брусилов, как полушутливо прозвали его в русских войсках, писал в своих статьях: "Кавалерист — не берейтор, не узкий манежный специалист, а конный воин, составляющий единое целое с лошадью… Он должен учиться работать при всяких условиях, то есть по всякому грунту, в гололедицу, в глубоком снегу, в мороз, в оттепель…" Фактически Алексей Алексеевич, в свое время, может быть, единственный в русской армии, призывал последовательно реализовывать важнейший принцип военного обучения: учить войска тому, что необходимо на войне. И он, кстати, первым высказал идею массированного применения конницы в крупных боевых операциях будущих войн, предложив создавать конные армии (что и было реализовано в годы Гражданской войны его учениками).

В апреле 1906 года по настоянию великого князя Николая Николаевича генерал-лейтенанта Брусилова назначили начальником 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. С первых дней своего командования Брусилов стремился подтянуть дисциплину, наладить кавалерийскую и боевую подготовку. Он делал все возможное, чтобы гвардия была достойна своего имени и действительно служила для армейских частей образцом воинских доблестей.

Гнилая Липа и Золотая Липа

С началом Великой войны, как называли тогда Первую мировую, Брусилова ждал приятный сюрприз: его назначили командовать 8-й армией Юго-Западного фронта. Уже в первые месяцы он показал, что австро-венгерская разведка жестоко заблуждалась на его счет, охарактеризовав в одном из донесений верховному командованию как недалекого генерала, который "едва ли может справиться с должностью командира корпуса".

Его армия занимала южный фланг фронта от румынской границы до Проскурова. 5 августа, буквально на второй день после того, как плохо подготовленные армии Северо-Западного фронта под командованием генералов Самсонова и Ренненкампфа вторглись в Восточную Пруссию, внимая отчаянным крикам французов о помощи, Брусилов тоже начал наступательные действия, только куда более успешные. Быстро перейдя реку Сбручь, служившую государственной границей, войска 8-й армии сломили сопротивление австрийцев и стремительно выдвинулись к рекам Золотая Липа и Гнилая Липа, где и состоялось первое настоящее, как его называет Алексей Алексеевич, сражение. В нужные моменты использовав пехотные и артиллерийские резервы и применив обходной маневр, он выиграл это первое крупное столкновение с врагом.

Успех на Гнилой Липе стоил Брусилову больших волнений — ведь он впервые в боевой, быстро менявшейся обстановке руководил войсковым объединением.

Вопреки проискам царицы и Распутина

Успехи Брусилова вызвали всплеск зависти к нему Петербурге. В начале 1915 года его пожаловали званием генерал-адъютанта. Но, как сказал сам царь, оно было дано ему не за боевые заслуги, а, оказывается, "за высочайшее посещение" 8-й армии и хороший обед в штабе. Газеты ничего не писали о его повышении, зато по столице ходили нелепые сплетни. Супруга писала ему: "В тылу я слышу и вижу многое, о чем ты понятия не имеешь; многие распоясались окончательно и в штабах иначе, как "выскочка" и "берейтор", тебя не называют. Как же, без академии, без протекции достиг такого положения".

Алексей Алексеевич старался быть выше кляуз и интриг, хотя они его очень огорчали.

17 марта 1916 года Брусилов был назначен командующим Юго-Западным фронтом вместо смещенного наконец генерала Иванова. Он сразу стал готовить фронт к активным наступательным операциям.

На совещании командующих фронтами и начальников их штабов в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилеве 1 апреля 1916 года начальник штаба Ставки генерал М. Алексеев предложил главный удар нанести войсками Западного фронта, где имелось двойное превосходство над немцами. Юго-Западному фронту отводилась вспомогательная роль — Алексеев считал, что к серьезному наступлению он не способен. Тем более что, по данным разведки, австро-венгры создали мощные оборонительные позиции, состоявшие из 3 — 4 укрепленных полос, расположенных на расстоянии в 5 — 10 км одна от другой, каждая в две-три линии окопов с узлами сопротивления. Обороняла их полумиллионная группировка с многочисленной артиллерией и пулеметами. Но Брусилов категорически не согласился с начальником штаба Ставки и заявил, что его войска не только могут, но и должны наступать. Алексеев вынужден был дать согласие. Вернувшись из Ставки, Брусилов собрал командармов и изложил им свой план наступления, оригинальный и смелый. Он в корне отличался от общепринятых взглядов на проведение прорыва.

Тогда считалось аксиомой, что прорыв следует осуществлять в одном месте, сосредоточив здесь максимальное количество артиллерии и людских резервов. Но скрытно провести подготовку к такому массированному удару Брусилову было невозможно. Противник, имея хорошую разведывательную авиацию, мог сразу же определить единственное место сосредоточения войск и быстро, пользуясь развитой сетью железных дорог, подтянул бы дополнительные силы для укрепления обороны и контрудара.

Поэтому Алексей Алексеевич придумал свой способ взламывания вражеской обороны. Он решил осуществить попытки прорыва одновременно на нескольких участках, заставив противника рассредоточить внимание, силы и средства, сбив его с толку и лишив возможности перебрасывать резервы на угрожаемое направление.

Другим неожиданным новшеством оказалась артиллерийская подготовка наступления. Утром 22 мая все артиллерия Юго-Западного фронта открыла общий огонь по проволочным заграждениям и окопам противника. Тяжелые орудия и гаубицы, траншейные и полевые пушки, мортиры и бомбометы методично, с небольшими интервалами молотили передовые позиции немцев и австро-венгров. Временами обстрел прекращался. Оглушенные и напуганные солдаты противника выползали из полуразрушенных укрытий и готовились к встрече русской пехоты. Но не более чем через четверть часа огонь возобновлялся.

Первой пошла вперед 9-я армия в Буковине. Уже к 3 часам дня 22 мая она заняла всю передовую укрепленную полосу противника, захватив в плен более 11 тысяч солдат и офицеров. Затем перешла в наступление 23 мая 8-я армия. На ее участке наметился главный успех. 4-я австро-венгерская армия эрцгерцога Фердинанда была снова разгромлена, на этот раз в излучине реки Стырь. За три дня австрийский фронт был прорван на протяжении 80 км и откатился на добрую сотню километров.

К концу июля 11-я армия дошла до истоков Буга, 7-я пробилась к Галичу, 9-я взяла Черновцы и ворвалась в Карпаты.

Победоносное наступление принесло ему великую славу как в России, так и за ее пределами. Австро-германская коалиция понесла в результате брусиловского наступления тяжелые потери: в период с 22 мая по 1 ноября только пленными она лишилась свыше 450 тысяч солдат и офицеров. Число убитых и раненых превышало полтора миллиона человек. Кайзер Вильгельм вынужден был перебрасывать войска в Карпаты из-под Вердена. Австро-венгерская армия полностью утратила боеспособность, а Германия с 1917 года вынуждены были перейти к стратегической обороне, что во многом предопределило окончательную победу Антанты в 1918-м…

Но беда была в том, что соседние фронты практически не поддержали героические усилия Юго-Западного фронта. Немцы перебросили с участков Западного и Северного фронтов крупные силы против Брусилова, и грех было русским военачальникам не воспользоваться этим. Однако командующий Западным фронтом генерал Эверт, несмотря на уговоры его Ставкой и генералом Алексеевым, все медлил с наступлением. И упустил выгодный момент — его войска двинулись на Барановичи лишь 20 июня.

Удар вышел слабый и закончился неудачей. Северный фронт Куропаткина вообще не предпринял ни одной попытки к наступлению.

Случилось то, чего больше всего опасался Брусилов: он оказался в наступлении один, без помощи соседей. Но Алексей Алексеевич не знал, что его войска остались без поддержки еще и благодаря закулисной интриге, которая плелась вокруг его имени и организованного им наступления могущественнейшими людьми: императрицей Александрой Федоровной, немкой по рождению, "святым" старцем Григорием Распутиным-Новых и даже оказавшимся под их влиянием государем императором. Буквально за день до начала прорыва австро-венгерских позиций, 21 мая, Брусилова вызывал к прямому проводу начальник штаба Ставки Алексеев. Он "передал мне, что Верховный главнокомандующий желал бы отложить атаку, чтобы собрался кулак и ударил в одном месте, — вспоминал Брусилов. — На это я ему ответил, что каждый имеет свою методу, а я задумал ударить по всему фронту и менять этого не могу и не хочу. Если недовольны мною, то надо сменить, а не требовать перемены действий".

Алексей Алексеевич не ведал, что сие странное пожелание царя возникло сразу после того, как его в могилевской Ставке посетила царица.

4 июня, когда обозначился крупный успех Брусилова, Александра Федоровна передала мужу новую порцию "вещих слов" Распутина-Новых, из которых следовало, что Северный фронт надо с наступлением придержать. 25 июля — очередное откровение "святого": "Не следует так упорно наступать". Усилия придворной партии возымели действие, и Николай II отдал командующему Юго-Западным фронтом прямой приказ о приостановке наступления.

На посту Главковерха

В февральские дни 1917 года Брусилов присоединился к Думе и обратился к царю с просьбой отречься от престола. Кое-кто из царской камарильи, зная популярность Брусилова, видел в нем подходящего кандидата в военные диктаторы, «усмирителя» восставшего народа. Однако расчетам этим не суждено было осуществиться.

Февральская революция не явилась для Брусилова неожиданностью. Он видел и ее дальнейший путь. «…Мне стало ясно, что дело на этом остановиться не может и что наша революция обязательно должна закончиться тем, что у власти станут большевики», – пишет в своих воспоминаниях Брусилов. Он правильно оценивал настроение солдат, утверждая, что «на правительство они не надеются, для них все в Совете рабочих и солдатских депутатов. Если затронуть последний – это вызывает у них злобу и раздражение… Среди солдат много было рабочих и людей, уже подготовленных к политической жизни, многие из солдат были большевики…».

Брусилов не сочувствовал брожению в солдатской массе. Для него это был «хаос», «развал» русской армии. Он выступал против знаменитого приказа № 1 и солдатских комитетов, считая, что деятельность этих организаций должна ограничиваться лишь «текущими нуждами» солдат. Брусилов восстановил полевые суды. и смертную казнь на фронте, энергично боролся за укрепление дисциплины, ограничивал собрания и митинги, принимал крутые меры против распространения большевистской агитации.

В мае 1917 года его назначили верховным главнокомандующим. Но к этому времени Брусилову уже стало ясно, что продолжать войну нельзя, что за интересы помещиков и капиталистов русские солдаты в бой не пойдут. Свое согласие принять пост верховного главнокомандующего он объяснял лишь тем, что «решил остаться в России и служить русскому народу».

«В самом начале революции я твердо решил не отделяться от солдат и оставаться в армии, пока она будет существовать или же пока меня не сменят. Позднее я говорил всем, что считаю долгом каждого гражданина не бросать своего народа и жить с ним, чего бы это ни стоило», – пишет Брусилов в воспоминаниях. Именно эти взгляды привели его, русского воина и гражданина, в ряды Красной Армии.

Ломка сложившихся убеждений была длительной и нелегкой. Брусилов знал одно – с Россией, с русским народом порвать он не может.

Но Верховным главнокомандующим Алексей Алексеевич пробыл менее двух месяцев — с 22 мая (4 июня) по 19 июля (1 августа) 1917 года. Глава Временного правительства Керенский не простил ему провал летнего наступления, хотя Брусилов сделал, кажется, все возможное для организации победоносной операции. Например, поднять боевой дух солдат он пытался, поощряя создание частей со всевозможными громкими названиями — "железные", "стальные", "ударные", "штурмовые". Так возник и женский "батальон смерти" во главе с нижегородской крестьянкой Марией Бочкаревой. Когда Бочкарева обратилась к Брусилову с предложением создать батальон женщин-смертниц, генерал поддержал эту идею, увидев в ней средство устыдить не желающих идти в бой солдат.

Уязвленный скоропалительным смещением со своего поста, Брусилов вместо приезда в Петроград для передачи дел попросил разрешения уехать на время в Москву. Это было ему позволено телеграммой Керенского с оскорбительной припиской: "Впредь до особого распоряжения в Петроград не прибывать".

Полностью отставленный от дел, Брусилов поселился в купленной им некогда квартире в Мансуровском переулке близ Остоженки. В дни октябрьских боев в Златоглавой этот район, где размещался штаб Московского военного округа, стал местом ожесточенных столкновений. Применялась и артиллерия. Один снаряд разорвался прямо в квартире Брусилова. Несколько осколков попало в правую ногу генерала, раздробив кости. Домашние кое-как перенесли его, теряющего сознание от боли, переулками в небольшой лазарет ближайшего лицея, а затем он был переправлен в госпиталь к известному хирургу С. Рудневу. "Моя первая в жизни огнестрельная рана, — скажет Брусилов. И горько добавит: — Она получена от русского снаряда…"

На больничной койке Алексей Алексеевич пролежал восемь месяцев, в течение которых генерала навещали представители различных антибольшевистских организаций. Так, дворянка Нестерович-Берг, выполнявшая роль связной между московским подпольем и создателями Добровольческой армии генералами Алексеевым и Корниловым, передала Брусилову письмо с предложением бежать на Дон. Генерал, по свидетельству этой дамы, ей ответил: "Никуда не поеду. Пора нам забыть о трехцветном знамени и соединиться под красным".

Тем не менее по выписке из госпиталя в июле 1918 года полководца вскоре посетил разыскивавшийся чекистами резидент английской разведки Брюс Локкарт. Он тоже предложил Брусилову бегство, на этот раз в Самару, где подняли мятеж чехословаки. Брусилов от участия в Гражданской войне отказался. Но вскоре ВЧК перехватила письмо Локкарта, в котором тот писал о планах все-таки сделать автора Луцкого прорыва, популярнейшего генерала вождем белого движения. После этого чекисты арестовали Брусилова и поместили на кремлевскую гауптвахту. Здесь к нему в камеру пришел руководитель ВЧК Дзержинский. Он рассказал о письме Локкарта и пояснил, что напрямую генерала ни в чем не обвиняют, но, учитывая планы врагов революции, вынуждены продержать его некоторое время под стражей.

После двухмесячного заключения Алексея Алексеевича выпустили под подписку о невыезде из Москвы и обещание не участвовать в антисоветской деятельности.

"Суди меня Бог и РОССИЯ!"

По совету друзей, служивших в Красной Армии, бывших царских военачальников, с 1919 года Брусилов участвует в работе Военно-исторической комиссии по изучению и использованию опыта Первой мировой войны. 1 мая 1920 года, встревоженный известиями о нападении Польши на Советскую республику, он обращается к начальнику Всероссийского главного штаба Н. Раттэлю, своему прежнему сослуживцу, с письмом, предложив создать "совещание из людей боевого и жизненного опыта для подробного обсуждения настоящего положения России и наиболее целесообразных мер для избавления от иностранного нашествия". Так возник консультативный орган из семи бывших генералов под председательством Брусилова, названный Особым совещанием.

По инициативе Брусилова было составлено воззвание «Ко всем бывшим офицерам, где бы они ни находились», опубликованное в «Правде» 30 мая 1920 года, с призывом поступать на службу в Красную Армию и идти на Польский фронт.

«В этот критический исторический момент нашей народной жизни, – писал в этом воззвании А. А. Брусилов, – мы, ваши старшие боевые товарищи, обращаемся к вашим чувствам любви и преданности к родине и взываем к вам с настоятельной просьбой… добровольно идти с полным самоотвержением и охотой в Красную Армию на фронт или в тыл, куда бы правительство Советской, Рабоче-Крестьянской России вас ни назначило, и служить там не за страх, а за совесть, дабы своей честною службою, не жалея жизни, отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения, ибо в последнем случае она безвозвратно может пропасть, и тогда наши потомки будут нас справедливо проклинать и правильно обвинять за то, что мы… не использовали своих боевых знаний и опыта, забыли свой родной русский народ и загубили свою Матушку-Россию».

Пре

Транспорт и дороги, мосты, здания, водопровод и энергообеспечение – в США жизненная инфраструктура не рассчитана на холода. При небольшом минусе все здесь начинает трещать по швам и… рушится, когда термометр опускается ниже 15 градусов по Цельсию.

Первая декада года в США выдалась морозной. На какое-то время температура ниже нуля была зафиксирована во всех штатах, кроме Гавайских островов. Тем не менее, реальные холода, наступление которых могло бы оправдать вопиющую неготовность местных властей, энергетиков и коммунальщиков, поразили лишь несколько штатов, для которых к тому же подобная аномалия отнюдь не является диковинкой.


Еще в октябре, например, из-за снегопадов в приграничных с Канадой штатах остались без электричества 20 тысяч человек и были закрыты свыше 600 километров шоссейных дорог. В декабре в США по той же причине было отменено около десяти тысяч авиарейсов. В штате Вирджиния без электричества остались 109 тысяч человек, в Мэриленде – более 15 тысяч. Федеральное правительство в ответ сократило рабочий день чиновников и позволило желающим взять незапланированные отпуска. В нескольких штатах было введено чрезвычайное положение. Полки магазинов тогда стремительно опустели – жители смели все, а новый подвоз был невозможен из-за многочисленных пробок и аварий на дорогах…

В штате Техас «декабрьский холод» (температура тогда опустилась аж до целых минус 5 градусов!) привел к беспрецедентному увеличению энергопотребления. Сети не выдерживали: более 139 тысяч человек остались без тепла и света. Были «отключены» школы, предприятия и государственные учреждения.

Антирекорды января по российским меркам также не назовешь апокалипсическими. Приведем для примера несколько ночных температур: в международном аэропорту Чикаго – минус 27 градусов. В Техасе – минус 9, в Нью-Йорке – минус 16, в Атланте – минус 14, на северо-западе Флориды – минус 4. Тем не менее, подобные холода, по сути, парализовали жизнь в США – в общей сложности от них пострадали порядка 187 млн. американцев. Тут стоит оговориться, в США принято оценивать температуру, добавляя к ней «влияние скорости ветра», а это порой формально (но отнюдь не фактически!) понижает ее в два-три раза, делая погодные сводки поистине устрашающими.

С 1 по 9 января американские авиаперевозчики отменили более 19300 внутренних рейсов. Оказалось, что многие аэропорты не обладают ни оборудованием, ни реагентами для борьбы с обледенением взлетных полос. Коркой льда и сугробами покрылись железные дороги. Только в районе Чикаго за одну ночь застряли три железнодорожных состава. Служба местного метрополитена сообщила о многочисленных несчастных случаях, связанных с обледенелостью. По той же причине пассажирский транспорт соседнего Детройта полностью прекратил свои работу.

Отключения электричества наблюдались по всей стране, оставляя десятки тысяч человек один на один со стихией. Так, например, более 15000 клиентов были отключены в штате Индиана, 6800 – в штате Иллинойс, 2200 – в штате Миссури.

Действия региональных властей в этой ситуации ограничивались изданием запоздалых приказов и распоряжений, что напоминало попытку заткнуть одним местом пробоину в днище тонущего корабля. Губернаторы Миннесоты, Висконсина и Огайо временно закрыли государственные учебные заведения, в Иллинойсе срочно сформировали несколько центров, где могли согреться те, кого лишили электричества. В Индиане были заблокированы все автомобильные дороги. В Мичигане – запрещены все «несущественные поездки» и остановлена работа государственных учреждений. И так далее.

По первым приблизительным оценкам декада морозов стоила экономике США аж 5 млрд. долларов. Однако, это только стоимость прямого ущерба. Вместе со средствами на ликвидацию последствий и недополученными доходами, данная сумма возрастет в несколько раз. «Аналогичная ситуация со снежными штормами в 2010 году продлилась неделю. Мы вычислили, это стоило тогда стране порядка 25-30 миллиардов долларов», - рассказывает Эван Голд, старший вице-президент компании, занимающейся коммерческой погодной разведкой. По его словам, в ближайшем будущем дополнительное воздействие «январских морозов» на экономику будет выражено, прежде всего, в потерянной производительности, отсутствии потребительских расходов и более высоких счетах за отопление. В свою очередь, Нариман Бехравеш, главный экономист IHS Global, уверен, что похолодание снизит рост американского ВВП в первом полугодии на 0,2 процента.

«Непогода, захватившая большую часть страны и оказавшая воздействие почти на 200 миллионов человек, вызвала самое большое погодное экономическое разрушение, начиная с супершторма «Сэнди» в 2012 году», - продолжает Эван Голд.

«Страховая отрасль пока не оценила свои вероятные затраты на компенсации, - говорит Роберт Хартвиг, президент Страхового информационного института Нью-Йорка – Обычно в год, когда нас настигает зимний шторм, страховщики планируют расстаться примерно с 1,4 млрд. долларов. Но этот год особенный – мы, конечно, знаем, что страну поразила эпидемия замороженных и разорванных водопроводных труб».

Действительно, к примеру, в Миннесоте ремонт системы отопления государственной лаборатории здоровья превысит 1 млн. долларов, а дом губернатора Алабамы после разрыва водопровода, нуждается в ремонте стоимостью 50 тысяч «зеленых». «Мы завалены сообщениями о замороженных канализационных линиях и взрывах труб в частных домах», - восклицает Павел Тил, сантехник городской службы Миннеаполиса. Региональные власти штатов между тем ведут подсчет затрат на пополнение истощенных запасов дорожной соли и думают за счет каких статей бюджета провести сверхурочный ремонт инфраструктуры.

Американцам, которые провели самые страшные дни дома, придет время хвататься за голову в течение примерно 30 дней, когда они начнут получать непомерно высокие счета за отопление. «Потребителей ждут здоровенные счета, которые многих повергнут их в шок» - напоминает Голд.

Это связано с тем, что согласно законам рынка высокий спрос спровоцировал рост биржевых цен на газ до заоблачных высот. Так, стоимость газа в Нью-Джерси, откуда топливо поставляется, в частности, в Нью-Йорк, выросла до 90 долларов за миллион британских термических единиц (или до 3,24 тысячи долларов за тысячу кубометров), пишет Financial Times. То есть, за первую неделю января цена газа подскочила аж на… 660 процентов. С электричеством дела обстоят еще хуже. Скажем, в Техасе цены на электроэнергию выросли до 5 тысяч долларов за МВт/ч, подскочив в 190 раз за несколько часов.

… «На прошлой неделе было так холодно, что демократы спрятали свои руки в свои собственные карманы», - мрачно подытоживает консервативный колумнист Джон Карлсон, явно намекая на то, что в скором времени кабинет Обамы будет вынужден вновь прибегнуть к внутренним заимствованиям, чтобы хоть как-то ликвидировать последствия крушения американской инфраструктуры из-за очередной погодной аномалии.

Стрингерское Бюро Международных Расследований.
Freelance Bureau of International Investigation

ertata