"Александр" Генделя: ни в жисть непонятно, к чему были все эти метания и страдания, но сколько чудесной музыки.)

В старой записи, где дирижировал Кёйкен, женские партии отданы очень легким голосам, и каковы бы ни были страсти-интриги, все звучит наивно, хрупко и по-девичьи. Собственно, этим она мне симпатичнее того, что было записано позднее. Лизауру у Карины Говен, например, судя по вьедливой манере и концентрации яда, впору бояться: она точно _опасная_женщина_.  :)

Этих двух "Александров", Кёйкена и Петру, сравнительно послушать - явственно проявляется, как разительно отличаются подходы к музыке и к пению вообще. Записи старинной музыки, сделанные в середине прошлого века, наверное, не похожи на современные примерно в той же степени (если опустить, в какую сторону не похожи).

А это как раз из версии Кёйкена. Убийственная ария Лизауры, которую обижает, что Александр Македонский ведет себя, как флюгер. 

Сдала предпоследний экзамен.

Посмотрела кино про Вертера с Кауфманом, от 10 года.

Выстроилось. 

T_______T 

Первые два акта даже записывала в блокнот про иное внезапное.

Четвертый акт владела собой только потому, что иначе пришлось бы нажать на стоп.

Что-то в последнее время у меня шутки кончаются прилетом бумеранга по мозгам.

Ария Шарлотты из третьего акта.
Виктория де Лос Анхелес, оркестр Парижа, дирижирует Жорж Претр.

Проблемы в моем восприятии "Вертера" вписываются в схему работающего когнитивного искажения. Такого, вполне очевидного, связанного с противопоставлением чувственности и разума.

Были исследования, показывающие, что чем менее существо, по мнению людей, способно к абстрактному познанию, тем более оно им кажется способным испытывать эмоции. То есть, либо ты разумен и способен действовать, либо ты телесен, чувствителен и эмоционален. А если ты разумен, ты предугадываешь результаты своих действий и соотносишь их с тем, как надо, то есть, отвечаешь за себя. Согласно другому исследованию, люди, обладая о другом человеке информацией, связанной исключительно с его телесностью, будут приписывать ему меньшую ответственность за проступок, чем, например, человеку, о котором они знают только то, какими приемами он пользуется при запоминании. Либо ты разумный и отвечаешь за себя, либо ни то, ни другое, но зато какие чувства!..

Есть и другие факторы, конечно. Например, насколько действия кажутся намеренными, были ли вынуждающие обстоятельства, последовало ли "воздаяние по заслугам", кому в описываемой ситуации я сопереживаю, и т.п. 

Либретто "Вертера" мне делает больно. Человек влюбился и с самого вечера первого признания пугал несчастную девушку обвинениями и угрозами покончить с жизнью, совершил над ней действия насильственного характера и был отправлен вон. Дабы прекратить свои терзания, выстрелил в себя, дождался того, что она взяла на себя ответственность за его чувства и действия и признала себя виноватой. А потом еще перед смертью принял прощение и заявил, что чувствует то, что он сделал, искупленным. Нублин. Чудесно.

А что делает, чтобы далеко не ходить, дон Карлос, инфант испанский? Вместо того, чтобы просто попросить помощи Елизаветы в получении у отца разрешения уехать во Фландрию, попрекает ее холодным обращением, устраивает сцену с обмороком, признанием и заявлением, что ему плевать, разверзнется ли у него под ногами земля. После принимает записку от Эболи за записку Елизаветы, радостно и неосторожно спешит на свидание, отчего огребает проблем и страдает. Потом он делает глупости, пытается поднять оружие против отца и совершенно не следует завету Позы не говорить отцу о его самопожертвовании. Но в конце и он, и Елизавета таки смиряются с долгом.

Чья история больше похожа на историю тенора?) 

Сцены Карлоса и его предательство по отношению к Позе мне такой жутью, как поступки Вертера, не кажутся. Я бы сказала, что он не вполне владел собой. Карлос у меня по умолчанию выходит ослепленным и страдающим, а потому - какой с него спрос? Что у Шиллера, что в опере, мы его не видим не влюбленным и не делающим глупостей. А вот то, что наворотил хороший и умный Поза (кстати, об использовании собственной смерти для давления), чтобы все разрулить, где-то уже близко по масштабу кошмара к Вертеру. 

Наверное, если бы я не читала Гёте и не любила так эту книгу, было бы легче. А так я знаю, что некогда "сплендор" был Вертер, несмотря на переменчивость, представлял из себя весьма вдумчивого и разумного человека. Поэтому, что бы за фигню он ни сделал, претензий к нему, разумеется, больше. 

На хорошее разделение мух и котлет мне здесь претендовать нечего. По-хорошему, следует хоть немного разлепить собственно приписывание ответственности и то, насколько все эти персонажи кажутся симпатичными. А еще очень большое значение вот именно для моего восприятия этих трех имеет то, заявлено, сознают ли они себя правыми или виноватыми. Ибо получается один неразумный, но раскаявшийся Карлос и двое разумных "правильно поступивших".