Э.В.:По поводу медиа-шума - все верно...А что касается чисто научного аспекта,то не все так ясно и просто...Вопрос очень деликатный...

Отдельные СМИ в последние дни вовсю трубят об «открытии», сделанном американскими учеными из Северо-западного университета штата Иллинойс. Там якобы удалось обнаружить ген, отвечающий за стремление человека к свободе.

Информация, вбрасываемая на сей счет в медиа-пространство, говорит о проведенном сравнении пока только между англосаксами и людьми из Восточной Азии. В интерпретации журналистов она звучит совершенно ненаучно, но, очевидно, адаптировано к пониманию среднего человека на Западе, да и у нас.

«Ученые нашли разгадку, почему британская политика отличается от китайской». Подобными заголовками пестрят сегодня английские интернет-издания, хоть исследование было проведено не в Британии, а в США. Ученые-психологи решили подойти к стереотипу о различии культур Востока и Запада с неожиданной стороны – с генетики. Они проанализировали базу данных, содержащую генетические сведения о людях разных национальностей. Исследователей интересовал один определенный ген, отвечающий за работу серотонина в крови. Это вещество в головном мозге влияет на эмоции и настроение человека. То, что обнаружили ученые, превзошло все их ожидания. У людей с Запада они нашли один вариант гена, у людей с Востока – другой. Как предположили ученые, именно этот ген делает североамериканцев и европейцев свободомыслящими индивидуалистами. А жители Кореи, Японии и Китая, живущие с другим вариантом гена, наоборот, склонны к коллективизму и во главу угла ставят интересы общества, а не индивида. Под воздействием их гена серотонин вырабатывается по-другому, нежели у британцев, и они больше склонны к повышенной тревоге и депрессии. И построение четко регламентированного общества на Востоке – это способ защититься от страхов. В итоге, руководитель работ – глава департамента психологии университета Иллинойса Джоан Чиао пришла к выводу – либерализм и свободомыслие имеет генетическую природу, – такую рецепцию сообщений западных СМИ выдает, например, одно из наших информагентств.

Здесь сложно установить, что следует отнести на счет невежества журналистов всех стран, а что – на счет сознательного искажения информации. Не имея научного первоисточника, нельзя точно установить, о чем тут вообще идет речь. Следовательно, придется анализировать, собственно, не само событие, а медиа-шум вокруг него. Который тоже весьма показателен.

Наука при господстве рыночных отношений существует по принципу «чего изволите?»

Не столь давно были разоблачены заказные исследования, установившие якобы вредность животных жиров по сравнению с растительными. То и дело всплывают сообщения о том, что где-то какие-то ученые «неопровержимо» установили «пользу» от «умеренного» употребления алкоголя или курения табака. По сравнению с их виртуозным выполнением соцзаказов, «мичуринская генетика» во главе с приснопамятным Трофимом Лысенко, «нервно курит в тамбуре».

Социально-политический заказ в случае с «геном свободы» очевиден. Но тут возникает вопрос: а как это может быть интерпретировано дальше? Приведенное сообщение позволяет судить, что «открытие» «гена свободы» может иметь многостороннее применение.

Из него совсем не ясно, какие в точности категории людей, по мнению «экспериментаторов», обладают «геном свободы». Если речь идет об этнических англосаксах, то чем они тогда отличаются от коренных жителей Скандинавии, Германии, Нидерландов, Франции, наконец? Последние, выходит, не склонны к «свободе и демократии на генетическом уровне»? Если же имеются ввиду вообще белые европейцы, то, опять же, вопрос – какие народы попадают в эту избранную категорию? Понятно, что русским в доступе туда будет отказано, а как быть с украинцами и белорусами?

Ревнителям политкорректности тоже есть отчего забить тревогу. Какое место в этой новой классификации займут арабы, африканцы, уроженцы Южной Азии, латиноамериканцы и т.д., о которых «исследование» не упоминает? В частности, дает ли гражданство США и ЕС выходцам из Африки и их потомкам право обладать «геном свободы», в отличие от тех их соплеменников, которым пока не посчастливилось перебраться в благополучные страны?

Абсурдность ситуации с «геном свободы» очевидна. Но из этого не следует, что над этим «открытием» посмеются, как оно того единственно заслуживает, и забудут. Нет, ведь, как верно подметил основоположник современных политических технологий доктор Йозеф Геббельс, чем чудовищнее ложь, тем охотнее люди в нее верят. Более вероятно, что указанное «открытие» уже появилось на свет как заказное политическое орудие. А его нарочитая неопределенность позволяет очень гибко применять его – в зависимости от требуемого политического результата.

Перед нами – очередное издание расовой «науки» в целях социальной сегрегации. На сей раз, однако, избранной расой оказываются не «истинные арийцы», а носители «гена свободы».

Критерием либеральной сегрегации послужат не внешние, всем видные расовые признаки, а «генетические исследования». Это открывает возможность заранее составить квоты на обладание «геном свободы» по расовым и этническим группам.

Скажем, негласные инструкции Департамента внутренней безопасности США предпишут лабораториям обязательной генетической проверки граждан и мигрантов, что «ген свободы» должен быть обнаружен у 80% белых, 50% индейцев и латиноамериканцев, 20% черных американцев и выходцев из Восточной Азии. Это для примера. В реальности, квоты могут быть установлены другие, даже совсем противоположные. Что делать с остальными? Ну, у США на этот счет есть богатый опыт еще со Второй мировой войны, когда всех выходцев из той же Восточной Азии согнали в концлагеря. Какие-то квоты будут установлены руководящими органами Евросоюза. В Старом Свете тоже имеется большой опыт «окончательного решения» некоторых национальных «вопросов», и он может оказаться востребован в связи с новыми «достижениями генетики».

«Успехи науки» могут быть широко задействованы и в международных делах. В самом деле, следует ли допускать нации, «генетически не способные» к «свободе и демократии», к участию в международных организациях? Следует ли их вообще признавать равноправными членами мирового сообщества? Такие вопросы, естественно, будут ставиться и по-своему решаться инициаторами новой «генетической» трактовки свободы.

В отличие от времен Гитлера, либерально-расистская идеология будет международной, противопоставляя остальному миру известный круг стран – англосаксонских, западноевропейских, возможно еще Японию. Что, впрочем, тоже имеет свои истоки в теории и практике нацистской политики.

Целенаправленная массовая профанация сквозит в каждом слове цитированного нами в начале статьи сообщения. Но что, если новая расовая теория будет всерьез взята на вооружение правящими кругами западных стран? Самое интересное, что это действительно легко будет сделать, ибо так называемый общеобразовательный уровень современной западной цивилизации весьма низок (увы, но и Россия последние десятилетия «успешно» деградирует до этого уровня). И попробуй тогда кто сказать, что это лженаука! С ним и поступят, как в «третьем рейхе».

Антиутопия – скажет читатель? Нет, реальная тенденция наших дней. В возможность осуществления нацистских расовых теорий тоже мало кто верил вплоть до того момента, пока они не начали воплощаться в практику.

Но это все – в пределах норм. А что не в пределах, мы хорошо освоили, потому что уже не одно поколение одергивают «по сказанному». Нельзя «проходиться» по человеку или народам в контексте гендерной, культурной принадлежности, роду занятий, вероисповеданию, возрасту или нездоровью, сексуальной ориентации. Кажется (страшно и подумать), что и убеждения человека тоже входят в пресловутый список.

Нельзя сказать, что идея слишком нова (само словосочетание встречается с 18 века), однако именно в 70-е годы XX века с подачи левых в США сама идея политкорректности как принципа взяла верх. Занятно, что впервые в знакомом нам смысле выражение «политическая корректность или некорректность» было применено в статьях о феминизме, мужском шовинизме и так далее.

Но тут же журналисты почувствовали и комичный аспект этого словосочетания. Не случайно довольно давно появляются в англоязычной печати издания с одинаковыми названиями: «Politically incorrect guide to…». Выпускает их известное издательство. А на телевидении есть шоу с одноименным названием.

Итак, журналисты, сами же и пустившие термин в большую жизнь, скоро почувствовали некую абсурдность ситуации. Но было уже поздно. Идея пришлась по душе власть имущим.

Неполиткорректно о политкорректности

Политкорректность некоторым образом – форма вырождения демократии. Появилась проблема совмещения декларативной власти большинства с реальной властью меньшинства. Одним из наиболее изощренных способов решения этой проблемы и стала политкорректность. Например, политкорректность как реакция на дискриминацию – стала своей противоположностью.

Политкорректность – комплекс запретных тем и вопросов, самое обсуждение которых является неприличным. Все это смоделировано таким образом, что защищает права различных меньшинств: национальных, сексуальных, культурных, религиозных. И хотя напрямую эти запреты не очень касаются отношений собственности, но они создают общий психологический климат. Нельзя затрагивать интересы каких-то значимых меньшинств. Невыгодно политически и экономически.

Политкорректность есть реакция на расширение избирательных прав, на снятие различных цензов. По мере снятия одних цензов появились другие, скрытые. Как киль у корабля, который не позволяет ему перевернуться при любой непогоде и при резком изменении курса. Система амортизаторов – в этом позитивная роль политкорректности.

В условиях современной политкорректности Сократ бы остался жив. Он бы не смог свободно говорить, а другие не стали бы слушать. Его бы наказали или общественным отчуждением, или афинским «рублем», но не цикутой. Сократ остался бы жив. Но не был бы Сократом. Есть и более яркие исторические примеры, о которых лучше политкорректно умолчать…

Политкорректность вовсю критикуют – как политкорректно, так и нет. Ее называют инструментом глобализации (общество становится все более полиэтническим и кросс-культурным, здесь политкорректность – и следствие, и причина). Понятно, что права большинства ограничиваются или укладываются в определенные нормы.

Уже ограничиваются и права Личности. Если раньше политкорректность развивалась под лозунгом приоритета прав личности, то сегодня она начинает гнобить ту самую личность. Не моги сказать, не моги подвергнуть сомнению. Базовая основа – свобода слова – естественным образом оказалась под угрозой еще и благодаря политкорректности.

Политкорректность имеет немало общего с табу. Табуирование тем, табуирование слов. И многим не до конца понятно – почему? Почему нельзя прикасаться к какому-то дереву? Табу. Почему нельзя так сказать или сделать? Неполиткорректно. Объяснение вроде бы дается, но многие понимают, что оно липовое. Этим словом можно прикрыть совсем другие мотивы.

Не вполне всем понятно, почему одно слово – можно, другое – нельзя. При этом вполне можно матерно. Мат прочно вошел в нашу культуру и допустим уже в художественной литературе. В оперных ариях, правда, еще не слышала, но лиха беда начало. Можно предположить, что у нас мат – еще и вариант обхода запретных слов и табуированных тем. Сказал искомое – всем понятно.

Политкорректность и этика и пересекаются, и расходятся. Политкорректность – сама по себе как некий противоречивый подвид этики. Только в нее никто не верит, она воспринимается просто как дресс-код. Принято – значит, так нужно, так разумно.

В глубине Политкорректности – абсолютная авторитарность. Причем, «законодатели» сих правил от политкорректности свободны.

«Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу»

Это песенка была такая. А еще очень популярны в Юго-Восточной Азии вырезанные фигурки обезьянок. Одна закрывает лапками глаза, вторая – уши, третья – рот. Сидят рядышком, на одной дощечке.

Вот пока мы в роли третьей обезьянки – все еще нормально. Главное, чтобы не запрещали видеть и слышать.

Кажется, про автора когда-то нашумевшей книги «Альтист Данилов» Орлова сказали, что это «Булгаков для бедных». Можно перефразировать и так же обидно сформулировать, что политкорректность – это этика для бедных, доверчивых и совестливых.

Но бедные, доверчивые и совестливые тоже нужны. Им оскорбительно слышать высокомерные оскорбления в чей-то адрес, связанные с «роковыми» темами. Но это еще не значит, что они ничего не видят и ничего не слышат.

И политкорректность, пусть и жеманная и лукавая гримасничающая барышня, но – обязательная спутница в общении или подаче материала. Это – форма сохранения общества. Цензура и самоцензура, ставшая хорошим тоном, – да. Добровольное лицемерие – да. Но некая необходимость – тоже.

Спасение ли политкорректность? За 40 лет, вроде, не случилось мировой войны в общепринятом смысле слова. Но межэтнические конфликты и терроризм расцвели махровым цветом.

У нас (на просторах бывшего СССР) еще осталась традиция кухонных посиделок. Вот там никто не помешает выражаться как угодно. У кого как получается. Вне кухонь все же полагается нам оставаться «братьями и сестрами во политкорректности».

Вот такая эта странная политкорректность: нам и без нее – никак, и с ней – тяжело.

Оригинал поста - на plushev.com.

Один мой преподаватель здесь в Pilgrims рассказал следующую историю. В рамках обсуждения модной здесь темы политкорректности. Например, здесь не принято говорить foreigners, это считается неуважительным к приезжим и это слово заменяют конструкцией people from abroad. Но история совсем не о приезжих. Мой наставник с женой и полугодовалой дочкой был в Лондоне на уик-энд. Зашли они куда-то поесть и обслуживал их… Или обслуживала… Потому что непонятно кто это: на лицо – парень, а на грудь, так и вовсе наоборот. Ну да договоримся, чтобы без путаницы – в мужском роде о нем дальше. Кстати сказать, в британской столице, едва ли не самой мультикультурной и мультисексуальной в мире, таких непривычных людей достаточно. Обслуживал он  отлично, никаких претензий, выглядел очень опрятно и ухоженно. Шутил и общался очень корректно, короче, все замечательно, ну а грудь, что ж – у каждого свои недостатки. Мой преподаватель – обычный нормальный парень, он, скажем так, настороженно относится к секс-меньшинствам, но считает их ориентацию их личным делом и никак своего отношения не показывает, ведет себя корректно.  И все было бы ничего и вообще не стало бы историей, если бы не один поворот. Официант попросил подержать ребенка на руках – вполне здесь распространенное явление. Но одно дело разрешить это сделать предсказуемому обывателю и совершенно другое, скажем так, столь яркой личности. 

- Я осознавал, что скорее всего он не причинит вреда моему ребенку,- говорит мой преподаватель,- но ты же понимаешь, защищать его – мой инстинкт. Я все понимаю, но ведь очевидна вероятность того, что у этого…у этой… Могут быть какие-то отклонения. С другой стороны, не позволить – это,возможно, обидеть и унизить. Да и я понимаю, что неуравновешенный человек долго не задержался бы на этой работе. Я все понимаю и я должен быть толерантен, как тут принято, но это же мой ребенок, я не могу им рисковать ради политкорректности, даже если этот риск минимален. Ты понимаешь? И я не нашелся, что ответить, но ситуацию спасла жена, которая, как ни в чем не бывало сказала: «Конечно, покачайте немного нашу малышку». И все закончилось благополучно, но я до сих пор прокручиваю эту ситуацию внутри себя.

Я подумал, что у нас такое просто невозможно: мужчину с сиськами никто не взял бы работать с клиентами, разве что,  кроме специфических заведений, но то была обычная забегаловка, вроде якитории. Да и выжить в нашей среде с таким… С такой особенностью ему было бы затруднительно, не говоря уж о том, что если бы он как-то добрался до пары с ребенком, немедленно получил бы по физиономии, еще до постановки вопроса насчет подержать бейбика. Я с одной стороны за самовыражение – если мужику нравится ходить с сиськами, а тетеньке с членом – бога ради, если они никак не касаются меня, особенно названными частями тела. Но в любом случае я разделяю чувства моего преподавателя: я совсем никого не хочу обижать, но когда речь идет о моем ребенке – трудно среагировать политккорректно.