Ярен Цевс почти дошел до выхода из святилища, когда механический гул буквально парализовал тело магистра. Ярен с усилием, против воли повернул голову, и сердце его глухо ухнуло вниз: на колонне лабиринта светилась голубая полоска! 

Предательская мысль иглой вонзилась в мозг: «Ведь пройдет! Весь Лабиринт пройдет, стерва!» 

До того ярость переполнила магистра, что не помня себя, он ворвался в подсобку и кричал. Кричал на остолопа-механика, сидящего возле двигателя. Требовал объяснить: какого Рамона он запустил механизм? Как посмел ослушаться приказа?!

А этот щупленький мужичонка с рыжими усами, похожими на половую щетку, мямлил что-то о переходе на автономное питание, и что отключить не удается, и якобы Лабиринт сам заработал.

- Но как-то это можно остановить?! – бушевал Ярен.

А мужичок только беспомощно разводил руками. Дескать: «Лабиринт не реагирует на внешние вмешательства». 

Магистр с досады ударил кулаком по стене, так что вмятина осталась. 

«Какой Рамон меня дернул устроить испытание Лабиринтом? – мысленно ругал себя Ярен. – Сейчас, если эта идиотка вернется, то всё – мы обязаны будем признать ее Верховной. Дрянь! Подлая рыжая дрянь! Даже сдохнуть нормально не может!»

 

 

- Мы должны его отключить! Ясно?! Иначе я тебе лично… - Ярен не договорил, но и по сжатым кулакам механик догадался, что его ожидает.

- Если только попробовать взорвать сам двигатель?.. - произнес мужичок и испуганно вжал голову в плечи. 

Озвученное предложение являлось настоящим преступлением. Умышленно сломать Лабиринт! Осквернить святилище! Да это величайший грех!

Но глаза магистра недобро блеснули.

- Принеси мне землю для атакующего заклинания! Быстро! 

 

В это время Баргос куртился у входа в Лабиринт, то беспокойно поглядывая в темноту лестницы, то проверяя – не потухла ли полоска? 

- Работает! Работает! – повторял он, обращаясь в пустоту. – Ведь работает! 

Часть публики, что не успела разойтись, вернулась в зал. Их лица были украшены недовольными гримасами. Каждому хотелось быстрее покончить с испытанием и разойтись, но любопытство не позволяло покинуть зал. Толпились у входа, не спеша рассаживаться по местам. Надеялись, что голубая полоска вот-вот потухнет. Перешептывались меж собой, гадая, велики ли шансы Меган, и от всей души молились Денее послать жрице смерть. 

 

 

Когда из Лабиринта принудительно вынули кристалл, Меган как раз шла по длинному коридору к началу второго испытания. Мягкие туфли бесшумно ступали по шахматному полу. Свет лился на бежевые стены.

Лабиринт, чтобы проверить магическую подготовку участницы, приготовил для нее встречу с монстрами, вырванными из глубин подсознания. Чудовища из ночных кошмаров и реальных трагедий поджидали Меган в зеркальной комнате, готовые наброситься, как только девушка пройдет под аркой. 

Неожиданно свет замигал и вдруг погас, погрузив коридор во мрак.

Рыжая замерла, не зная, как реагировать: то ли это часть испытания, то ли Лабиринт барахлит? Все-таки на одну треть он является механическим сооружением, а любая техника с возрастом может дать сбой.

 

- Эй! – Меган попыталась наладить общение с Лабиринтом. – Ты меня слышишь? Э-эй! Мне идти дальше?

Рыжая помолчала, надеясь, что этот уникальный симбиоз магии, механики и искусственного разума ответит. 

Куда там! Гордый баран продолжал хранить молчание. 

И ведь не понятно: то ли действительно сломался, то ли обиделся.

- Ты вообще работаешь или что?! – крикнула Меган, понимая, что ведет себя откровенно по-хамски. 

Вроде и надо бы проявить уважение к столь могущественному сооружению, а эмоции захлестывают.

 

К поясу жрицы крепились легкие мешочки с землей. Куратор специально приобрел универсальную смесь, подходящую как для оборонительных, так и для атакующих заклинаний. 

Меган зачерпнула из мешочка сыпучую почву и с трудом, но все-таки создала светящийся шар. 

Помещение озарилось бледно-лиловым светом, и оказалось, что обстановка поменялась. Вместо шахматного пола – потрескавшиеся серые плиты, уложенные на сырой земле. Вместо бежевых гладких стен – пыльная каменная кладка. С потолка тонкими лохмотьями свисает паутина. 

 

Рассудив, что, возможно, это все-таки часть испытания, Меган направилась вперед по коридору, подсвечивая путь шаром.

Резко вспыхнул свет, и шахматный пол с бежевыми стенами вернулись. Они мигали, то и дело уступая место обветшалому подземелью. Свет мерцал, отчего в глазах рябило. Хотелось зажмуриться, но Меган продолжала идти вперед, к очередной арке. Голова барана ждала ее. Каменные щупальца неспешно извивались, подманивая жрицу.

 

- Первое испытание завершено! – голос барана звучал хрипло, искаженно, некоторые звуки пропадали, так что Меган услышала: «Пер…е исп..а…ние зав…рш…но».

Жрице подумалось, что все-таки что-то не то творится с Лабиринтом. Явно идет сбой.

 

Баран сказал что-то еще, но девушка не успела разобрать слова - на середине фразы свет вновь погас. А затем жрица почувствовала мелкую вибрацию. 

Дрожь нарастала до тех пор, пока пыль и камни не посыпались из стен. 

Рыжая чуть не упала: плиты под ногами двигались, словно льдины во время паводка. С яростным скрежетом терлись друг о друга и вздымались уродливыми волнами. 

Каменная крошка осыпала голову, острым градом барабаня по макушке и плечам. Стены ходили ходуном, и было слышно, как ползут трещины, желая похоронить Меган под тяжелыми плитами.

 

Жрица едва уворачивалась от падающих камней. Пробежала под аркой, в надежде, что землетрясение прекратится. 

Мешочки с магической почвой уходили один за другим. Жрица только и успевала, что выхватывать горсть земли и выбрасывать перед собой, на ходу создавая защитный купол. Стены с грохотом ломались, метая в девушку увесистые камни. Пол колыхался, швыряя Меган, как безвольный мячик.

В какой-то момент жрица чуть не упала в разверзшуюся бездну. Чудом успела в последний момент кинуть земли и сотворить под собой нечто, напоминающее мост. Благо хватило ума перебежать на другую сторону ямы: спустя секунду бездна сомкнулась, издав гулкий «чавк». От моста не осталось и щепки. 

 

Меган казалось, что конца и края не будет этим разрушениям. Она выбилась из сил, земля в мешочках подходила к концу, а Лабиринт продолжал дрожать в смертельной агонии. 

Жрица все чаще спотыкалась и падала. И неизвестно откуда находила в себе силы, чтобы подниматься. Колени были сбиты в кровь, ногти содраны, руки изранены. Подол платья пришлось оторвать, когда тяжелый валун придавил шлейф к полу. Из-за пыли невозможно было дышать. Свет иной раз ярко вспыхивал, отдавая резью в глазах, и тут же гас.

Жрица находилась на волосок от смерти и не знала, сколько еще выдержит. 

- Послушай! – кричала она, на бегу перепрыгивая через трещины в полу. – У меня почти не осталось земли! Может, достаточно? Разве я еще не доказала, что владею заклинаниями?

Меган, привыкшая решать проблемы угрозами и уговорами, пыталась договориться и с Лабиринтом. 

 

Сооружение не отзывалось. У рыжей оставалось всего два мешочка – хватит на пять заклинаний, не больше. 

- Чего ты от меня ждешь?! – орала жрица, прикрывая лицо от каменной крошки. - Ответь!

Свод над головой Меган с грохотом рухнул вниз, едва не убив девушку. Та в последнюю секунду успела отпрыгнуть, больно ударилась рукой о стену. Локоть заныл, кисть ослабла, повиснув безвольной культяпкой.

- Да Рамон тебя побери! Чего ты хочешь?!!! Ответь! Я приказываю! Ответь мне немедленно! Сука! Ответь!!! 

Слезы бессильной ярости смешивались с пылью. 

Дух Лабиринта оставался безучастен.

Стены рушились, швыряя под ноги булыжники, своды осыпали песком и осколками, пол брыкался, словно норовистая лошадь. 

 

Где-то впереди раздался оглушающий грохот. Пыль клубами разнослась по узкому переходу, мелкие песчинки грязи впились в лицо, застряли на губах, забились в нос и уши. 

Рыжая дошла до обрушившейся части стены и остановилась, не зная, как поступить: проход завален. 

Назад тоже не пройти – где-то в самом начале коридора такой же обвал.

 

Девчонка оказалась заперта с двух сторон. А меж тем Лабиринт все сильнее бился в конвульсиях.

И что теперь делать? Сидеть здесь, в этом коридорчике, ожидая, когда одна из стен ее придавит? Тратить последние запасы почвы на то, чтобы пробить дыру в завале? Валуны слишком огромные, если создавать атакующее заклинание – потребуется не меньше трех ударов.

Жрица потянулась за горстью земли и сама себя одернула: дура! Надо защитный блок поставить, иначе взрывная сила разорвет ее. И ведь земли-то почти не осталось!

 

Хрип Лабиринта разнесся над потолком:

- Пробуди-и... ма-агию… – звук будто вяз в топком болоте. – Зем…я … пол… ма… пробу…и-и… Зе...ля… 

Стон каменного создания оборвался, но Меган и так поняла, чего хочет Лабиринт: активировать землю, лежащую под плитами. 

Жрицу посещала такая мысль, но неизвестно, какие заклинания можно выжать из этой почвы. Однако раз Лабиринт сам просит пробудить силы… 

 

Меган истратила два последних мешочка на создание мощного защитного купола, чтобы оградить себя от падающих камней. А сама припала к полу, стараясь нащупать среди потрескавшихся плит островки почвы. 

Нашла. Ладони приникли к сырой земле, мозг попытался сконцентрироваться. 

Каменный град нещадно долбил по куполу, желая пробить защиту. Осколки булыжников настойчиво барабанили, оставляя на полупрозрачных стенках мелкие сеточки трещин.

 

Жрица старалась представить, как из середины тела, там, где находится исток жизни, льется энергия. Светло-оранжевыми полосами струится по рукам и через ладони уходит в землю, пробуждая магию. 

Пол шатало, Меган упала на колени, но не оторвала ладоней от земли. Продолжала взывать к древней силе, чувствуя, как та потихоньку отзывается. Мелкой вибрацией откликается на зов, с жадностью пьет энергию. 

 

Слева затрещала стена, прогнулась и рухнула на купол, продавив его. Несколько камней больно ударили по беззащитным рукам. Меган стиснула зубы, но не убрала ладоней. Нельзя прерывать контакт с землей. 

 

Теперь камни со всей дури молотили по спине жрицы, оставляя синяки. Один полоснул по голой шее, прочертив кровавую полосу. 

Меган питала и питала землю энергией, отдавая остатки сил. Ее мутило, в глазах темные пятна танцевали вальс, уши закладывало от звона. Хотелось содрать с шеи ворот платья, мешающий вздохнуть.

 

 

Лабиринт затих. Пол и стены успокоились.

От земли побежали огненно-рыжие искры. Мелкими всполохами они растекались от жрицы. Магия не просто пробудилась. Лабиринт черпал ее, останавливая разрушения.

 

Меган отползла к стене, пользуясь возможностью перевести дыхание. Оторвала от рукава лоскут, дрожащими пальцами стерла с лица пыль. Ее руки… она осмотрела трясущиеся ладони – оцарапанные, с грязными ногтями, кровоточащими порезами.

 

- Поднимайся! – голос Лабиринта вновь звучал чисто, властно. Меган попыталась встать и ухватилась за стенку, чтобы не упасть – ноги не слушались. 

Рыжая вновь сползла на пол. Откровенно говоря, ей было все равно, что сделает Лабиринт. Сил бороться не осталось.

- Чего ты от меня хочешь? – устало вздохнула Меган, растирая ушибленную руку.

- Меня пытались взорвать, - гулко отозвался Лабиринт, и эхо прокатилось по коридору, многократно отражаясь от стен. – Магистрам не понравилось, что ты единственная, кто прошел первое испытание. Они пожелали избавиться от тебя, навсегда похоронив в моих коридорах.

- Я что? – не поняла Меган.

Все ее силы уходили на то, чтобы оставаться в сознании. Страх умереть заставлял держаться. Не позволял лечь на пол и закрыть глаза.

- Хорошо, что тебе хватило способностей пробудить магию, - вещал искусственный разум. - Я смог создать защитный барьер.

Рыжая слушала и не слышала. Смысл растекался плавленым оловом, ускользал из рук. 

 

- Признаться, я разочарован в нынешних жрицах, - продолжал Лабиринт. – Безопасность размягчила вас, сделала безвольными куклами. Вы забыли магию, в вас нет сил для борьбы. Комфорт вреден человеку. Он развращает дух. Не пройти даже первое испытание! Во что вы превратились?! Тепличные растения! Лишь у тебя хватило решимости идти к цели. 

Лабиринт помолчал, а затем Меган показалось, что механические интонации изменились. В них появилась человечность и, кажется, грусть.

- Ты напомнила мне Денею. В тебе еще осталась эта природная дикость, звериный нрав, который не исправить монастырской муштрой. Храни этот огонь.

- Так я единственная, кто еще в Лабиринте? Я что… Я победила Тею? Даже ее? – радостное известие придало сил. Надежда на победу, казавшаяся призрачной, вновь ярко засияла, заставляя собрать остатки мужества и дойти до финала.

 

- Не обольщайся. Одна из жриц была куда способнее. Во время разрушения ты лишь доказала, что не умеешь пользоваться магией.

- Но ведь я выжила! – Меган задело, что даже Лабиринт счел Тею более способной.

- Это лишь результат везения. Ты бездарно истратила запасы почвы на хлипкие заслонки. Та другая жрица, справилась бы гораздо лучше. В ней чувствуется магический потенциал. Но кое-кто постарался, чтобы ее дух оказался сломлен. Кое-кто пожелал выполнить мою работу и сам решить, кто должен стать новой Верховной жрицей, да? Как, понравилось вмешиваться в чужие судьбы?

 

Меган показалось, что Лабиринт насмехается.

Ох, как это злило! Хотелось доказать каменному идиоту, что она не хуже паршивки Теи! Она достойна сана Верховной! Заслужила его!

- Влиять на чужие судьбы – тяжелая ответственность, - размеренно гудел Лабиринт. - Всякий раз, когда ты вмешиваешься в чью-то жизнь – ты меняешь и свою. Сделав зло другому, судьба обязательно потребует от тебя расплатиться по счетам... – Голос помолчал. - Впрочем, у меня нет желания читать нотации. В мои обязанности не входит обучать самовлюбленных дур мудрости.

- Так мне придется показывать магию или нет? – Меган не терпелось выбраться из душных коридоров. Предстать перед Орденом! Посмотреть, как перекосит лица магистров, когда она вернется победительницей!

 

- Ты не внимательна, - отозвался искусственный разум. - Я отвечал на этот вопрос. Не вижу смысла испытывать тебя на магию. Сегодня я успел понять, что в вашем мире жрицам ни к чему это умение. Посему, проведение данного испытания нецелесообразно. 

- Так ты поднимешь меня на пъедестал или нет?

- Не так быстро. Меня забавляет твое присутствие. Очень похожа на Денею. Такая же упорная, злая. Я говорил, что ее затеи плохо закончатся. Не слушала меня. Считала себя умнее других… И ты считаешь. Я придумал для тебя кое-что интересное. Под стать твоей натуре. Пройди вперед, по коридору, до арки. Тебя ждут. 

 

Надеясь поскорее разобраться с испытанием и выйти в зал победительницей, Меган направилась по коридору. 

За аркой обнаружился выход на улицу. 

 

Девушка узнала центр Денейрина, но город выглядел непривычно. Тяжелое мрачное небо нависло над посеревшей столицей. Безжизненные дома глазели на жрицу чернотой выбитых окон. Кирпичи валялись бесформенными грудами. Каналы с искусственной водой источали тухлый смрад, от которого саднило в горле.

Раскидистые деревья – гордость Тенистой аллеи – ваялись вповалку, с задранными вверх иссохшими корнями. 

С одной стороны жрица понимала, что все это – мираж. Порождение Лабиринта. Но вид пустынной сломленной столицы затрагивал в душе особые струны. Заставлял сердце сжиматься от боли. Денейрин, из которого ее так безжалостно вырвали в юности и о котором она мечтала все последние годы…

 

Меган шла по разбитым мостовым, меж разрушенных лестниц, не понимая, кто именно ее ждет, пока ноги сами не вынесли к Собору.

Площадь оказалась потемневшей, склизкой, покрытой трещинами. Вода утекла сквозь зияющие проломы вниз, в обрыв. Стены величественного Собора обвалились, крыша просела. 

Догадавшись, что именно сюда ей и надо, жрица прошла по разрушенным ступенькам внутрь помещения. 

Откуда-то из глубины послышалась мелодия. Тонкая, манящая.

 

По мере того, как Меган продвигалась к главному залу, мелодия постепенно нарастала, становилась увереннее, требовательнее. Все сильнее влекла за собой, не позволяла свернуть в сторону. 

Жрица дошла до главного зала – просторного, с мозаичным синим полом, высокими гладкими колоннами у стен, роскошной лестницей, ведущей на галерею второго этажа. 

Вихрь звуков закружил ее, завертел, точно осенний лист. Втолкнул в зал и захлопнул за спиной дверь. По залу кружили вальсирующие пары. У половины партнеров лица скрывались за отвратительными масками, напоминающими побелевшие черепа. От этого казалось, что каждый гость танцует со смертью.

 

В центре зала хлестал фонтан. В его основании стояла зловещая скульптура: высокий тощий человек с тремя головами. Лица искажались в отвратительных гримасах, растягивая рты в алчной жажде. Человек протягивал обглоданные костлявые руки. По бокам от скульптуры две каменные фигуры с согнутыми спинами вливали в его ладони кровь. Лили прямо из своих открытых пастей. Кровь стекала по костяшкам и с журчанием падала в круглые чаны, стоящие на полу. 

 

Танцующие пары словно не замечали кровавого монстра. Кружились вокруг фонтана, отдавшись музыке. Чем ближе подходила Меган к танцующим, тем отчетливее узнавала каждого, чье лицо не скрывалось под маской. 

Вот Фредлен Равн – бывшая Верховная жрица. На ее устах застыла пена от яда, которым Меган угостила старушку. Танцует с незнакомцем в маске, улыбается, а у самой глаза тревожные, испуганные.

Рядом с ней магистр Адж Светлый кружится в паре с темноволосой дамой. На даме серое платье, худенькие руки мертвой хваткой вцепились в плечи Аджа. А тот в светском фраке и из его груди продолжает течь кровь. Спутница хищно скалится и все теснее жмется к ране. 

Неподалеку вальсирует та самая горничная, что свидетельствовала против Теи.

 

А вот в паре с гнусным карликом маленькая Линка – соседка, с которой жрица дружила в детстве. Меган не хотела убивать ее. Это вышло случайно. В тот день они поссорились, и рыжая с силой толкнула Линку. А та упала головой на острый камень.

Пятилетняя Меган даже не поняла, что случилось. Только увидела, как Линка испуганно вытаращила глаза и как липкая бурая жидкость окрасила траву в ржавый цвет.

Рыжая тормошила подружку, всхлипывала, просила встать. Говорила, что больше не обижается на нее, умоляла не пугать. Линка молчала. Только стеклянный взгляд намертво впился в небо.

 

Вечером отец, вернувшийся с работы, орал на перепуганную Меган. Называл ее монстром, чудовищем! Кричал, что она – позор семьи! Что теперь на его карьере можно ставить крест! Люди будут обходить его лавку стороной, он разорится и все из-за маленького отродья! 

Он рычал, что лучше бы Меган сдохла при рождении.

Мать выла в соседней комнате, чем еще сильнее раздражала отца. Тот схватил ремень и бил дочку. Яростно, жестко, исполосовал всю спину, так что кровавые отметины грубыми полосами впивались в кожу. Меган рыдала от боли, когда отец с силой лупил металлической пряжкой, шипя: «Убью, тварь! Убью!»

 

А утром за Меган приехала карета. Родители отказались от дочери, сдав ее в монастырь при Соборе. 

Девочка умоляла папу не отдавать ее. Обещала, что больше никогда не сделает ничего дурного, что она исправится, она будет хорошей. Отец молча схватил Меган за шкирку и, как безродного кутенка, швырнул в салон кареты, велев кучеру трогать.

 

Первые месяцы Меган надеялась, что родители простят ее и вернут домой. Заберут из этого холодного монастыря, в котором все только и делали, что орали на девочку и наказывали за любую провинность. Рыжая ненавидела монастырь. Она проклинала Денею, настоятельниц, молитвы, кельи. 

Каждый вечер смотрела в окно, надеясь, что вот сейчас приедет папа. Что он придет к Меган и скажет, что простил дочку. Заберет ее домой. К мамочке. И Меган вновь будет спать в любимой кроватке, прижимая к груди куклу, а днем сможет играть во дворе с подружками и помогать маме на кухне. Всё будет как прежде. «Пожалуйста, - шептала девочка – Папочка, родненький, забери меня домой. Ну пожалуйста. Не бросай меня здесь одну. Мне же страшно. Я тебя очень прошу. Мне так страшно. Я тебя умоляю. Забери меня…»

 

Родители навсегда отказались от Меган. Вычеркнули из своей жизни. Они не могли простить убийцу. Не хотели. Ведь она опозорила их перед людьми, навлекла на них осуждение общества.

Когда Меган окончательно поняла, что не нужна родителям, в душе поселилась жажда мести. Девочке хотелось, чтобы отец пожалел о своем решении! Чтобы однажды папа увидел, какой важной жрицей она стала и горько раскаялся. Плакал бы и умолял простить, а она бы оттолкнула его и всем бы сказала, что ее родители умерли. 

 

С тех пор Меган стала лучшей ученицей. Она заводила полезные знакомства в монастыре, старалась быть послушной. Конечно, дерзкий нрав и характер не удавалось исправить. Не раз эмоции захлестывали рыжую, прибавляя ей врагов. Но и союзниками она обзаводилась с той же легкостью. Сначала ее опекала мать-настоятельница, затем влиятельный покровитель. Прельстившись красотой послушницы, он сделал четырнадцатилетнюю Меган любовницей.

 

 

Музыка оборвалась. Жрица встрепенулась, прогоняя воспоминания. 

Танцующие будто по команде обернулись к Меган. Хищные оскалы засияли на мертвых лицах.

- Иди к нам, - шептали они, протягивая к жрице бледные руки. – Иди к нам. Присоединяйся. 

- К Рамону вас всех! – выругалась Меган. 

Ей стало не по себе.

- А мы и так у него, – улыбались мертвецы. – Тебе самое место среди нас. Рамон ждет тебя. Ждет… ждет…

 

По центральной лестнице из темноты появился высокий мужчина. Нет, даже не мужчина. Это было истинное Зло. Мрачное, сутулое, в черном фраке и цилиндре.

Мужчина спускался по лестнице, опираясь на трость. Медленной, уверенной походкой отстукивал каждую ступеньку. Свист ветра, точно послушная собачонка, сопровождал каждый его шаг.

Черный мужчина приближался. Шел, не глядя на Меган, но девушка знала, что он видит каждое ее движение. Каждый жест. Он нутро ее чувствует. Всё знает. Всю. Каждую мысль. 

 

И лицо у мужчины темное. Идет, а пары расступаются перед ним. Приседают в поклоне, взглянуть на него боятся.

Меган бы броситься бежать, кинуться из проклятого зала, а двинуться не может. Будто сила какая пригвоздила к полу.

И фонтан кровавый бурлит все громче и громче. Кровь выливается из чанов на пол, течет к ногам жрицы. Будто хочет схватить и утопить в кровавых чашах. 

Меган бы прогнать морок. Ведь знает, что это не может быть Рамон. Это морок! Морок Лабиринта! 

Морок!!!

 

Давай же! Развей его! Шепчи заклинание! Рассеивай, пока не схватил тебя этот человек. Пока не поглотил твой разум, пока не свел с ума от страха. 

Проклятый Лабиринт! Знает, что больше всего на свете она боится Рамона. Знает и специально пугает!

Давай же! Развей! Ну же! Ну!!!!

 

А Рамон все ближе. Вот уже несколько шагов их разделяют. Руку свою черную к Меган тянет. Волос почти касается. И смрад от него исходит. Трупная вонь. 

Хочет испить ее разум. Высосать все до дна. 

Улыбается, видя, что Меган не сопротивляется. Что паника сковала каждую жилку, каждую клеточку.

 

Двавй же! Прогоняй морок! Прогоняй!!!

 

Необъяснимая сила заставляет Меган шептать заклинание. Она и слов-то не помнит, а шепчет. 

Смотрит в темное лицо Рамона и говорит, говорит. 

Пока образ не начинает таять. 

Пока в диком вое не растворяются пары. Пока кровь из фонтана с рычанием не впитывается в пол. Пока весь зал, весь Собор не оседает прахом к ногам жрицы.

 

 

И вновь девушка стоит в коридоре Лабиринта перед аркой с говорящей мордой барана. И снова глаза каменного животного светятся огнями, а щупальца тревожно перебирают кладку. 

 

- Я доволен, - усмехается баран. - Ты глупая девочка, жестокая, но в тебе есть сила. Как в Денее.

Меган не слышит его. Садится на пол, обхватив себя руками. Ее трясет. 

Она и не знала, что способна так бояться.

Кажется, что сейчас сознание потеряет – настолько плохо от пережитого страха. 

Нервный озноб бьет все тело. Выть хочется. Неистово, дико, выкрикивая всю боль и ужас. 

 

А Лабиринту все равно. Он продолжает говорить.

- Ты очень похожа на Денею… Я любил ее. Мою маленькую девочку. Пока она не приревновала меня к одной из жриц! Решила, что я ей изменяю. Дура! Тупая дура! Она убила мое тело, а разум навсегда заточила в каменном баране. Поместила в Лабиринт, заставив проникать в мозг жриц. Выуживать оттуда потайные страхи и пугать. Мстительная стерва!.. Моя Денеечка… Ненавижу ее! Ты похожа на эту суку. Такая же упрямая, горделивая, самолюбивая. Я уже вижу, как ты погибнешь. Но не скажу тебе этого. Зачем лишать тебя удовольствия неизвестности?

 

Баран расхохотался.

- Напоследок я сыграю с тобой злую шутку. Нет ничего слаще, чем раскрывать человеку глаза. Заставлять видеть мир такой, каким он есть. Ты меня слышишь?! Меган!

Девушка вздрогнула, как от пощечины. 

- Встань! И приготовься к встрече. Я покажу твоих близких. Ты думаешь, что они любят тебя? Наивная… Я хочу, чтобы ты узнала их истинные мысли. Увидела, как они на самом деле к тебе относятся. Что скрывается за их участливыми масками. Пройди под аркой!

 

 

Меган послушно исполнила наказ. Там впереди ее ждал Шедек.

- И этим ты решил удивить меня? – цинизм постепенно возвращался к Меган. - Я и без тебя знаю, что этой толстой свинье от меня нужен лишь секс. Он не умеет любить.

- Ошибаешься, дорогая, - ответил Шедек, облизывая сальные губы. – Мне и секса от тебя не надо. Ты давным-давно разочаровала меня. Считаешь себя искусной любовницей?  Да ты ужасна! Бревно! Фригидная потаскушка! Последние годы я терпел тебя лишь потому, что не знал, как отвязаться. Ты давно мне опротивела. Я был рад, когда магистры пытались сломать Лабиринт. Как бы я хотел своими руками задушить тебя.

- Да пошел ты! – яростно бросила Меган и с силой отпихнула Шедека. 

Магистр развеялся подобно дыму. 

 

Впереди стоял Баргос.

- А ты что поведаешь мне, порождение озлобленного Лабиринта? – хорохорилась Меган, хотя фигура куратора заставила сердце сжаться. - Хочешь сказать, что и ты желаешь моей смерти?

- Не сейчас, - отозвался наставник. - Ты нужна мне, чтобы попасть в Орден. Мы с Шедеком давно обо всем договорились. Ждали, когда ты станешь новой Верховной жрицей. А потом избавились бы от тебя, как от мусора.

Каждое произнесенное слово отзывалось в Меган болезненным ударом. 

«Это неправда. Неправда. Неправда, - шептала жрица. – Лабиринт специально издевается надо мной».

- Твоя смерть была делом решенным. Как только мы с Шедеком получим свои должности, ты последуешь за Фредлен Равн. Уж мы об этом позаботимся, будь уверена. Чай с ядом ждет тебя.

 

- Тебе-то я что сделала? – не выдержала Меган.

С Шедоком ей давно было все понятно. То, что он назвал ее скверной любовницей, задело самолюбие, но это терпимо. 

А вот Баргос… Для нее наставник всегда был отцом. 

Отцом… 

Сердце вновь сжалось. Если родной папа от нее отказался, то почему куратор должен относиться к ней с симпатией?

- Я не верю тебе, - с сомнением произнесла Меган. – Ты лжешь… Настоящий Баргос меня любит! 

- За что? – скривился куратор. – За твой дурной нрав? За то, что ты постоянно создаешь проблемы? Я сто раз пожалел, что связался с такой тупой жрицей. Бестолочь! Бездарность! Ты не стоишь и мизинца Теи! Сколько раз я пытался стать ее куратором... Вот кто настоящая Верховная жрица! Тея, а не ты! Она умней тебя! Сдержанней! Благородней! А ты всегда была и останешься дочерью купца! Безграмотной девкой, не умеющей держать себя в руках! Позор жречества! Шлюха!

- Пошел прочь! Прочь! Прочь!!!!

Меган оттолкнула Баргоса, рассеяв образ куратора. 

 

Жрица хотела повернуть назад. Она больше не желала ни с кем встречаться. С ужасом ждала, что там дальше может оказаться Клавий. Клавий, к которому она успела привязаться. В которого, кажется, все-таки была влюблена. Только не его. 

- Все! С меня хватит! – крикнула она Лабиринту. – Я достаточно наслушалась! Выпусти меня!!!

- О нет, девочка, - отозвался мстительный баран. - Тебя ждет последний гость. Его я приготовил на десерт. Иди вперед, он давно мечтает сказать тебе эти слова в реальности. Будь милостива, выслушай его речь хотя бы здесь, в Лабиринте. 

Меган подчинилась. Такова плата за сан Верховной жрицы. 

Если она хотела выйти из Лабиринта победительницей, то должна была пройти все до конца.

Жрица шла вперед, и сердце бешено колотилось и саднило. Ныло, проклятое. Ноги не хотели передвигаться. Меган брела вперед, обливаясь слезами. Она уже знала, что случится. 

Впереди стоял Клавий. 

 

- Ну? – дыхание сбивалось от рыданий. – Что ты мне хочешь сказать? Тоже не любишь?

Юноша безразлично пожал плечами:

- И никогда не любил.

Меган судорожно вздохнула, сдерживая вскрик.

Нет. К этим словам нельзя было подготовиться. Слишком больно. Невыносимо больно слышать от любимого человека, что ты ему не нужна.

- Чего ж тогда бегал за мной? – девушка закусывала губы, чтобы не разрыдаться еще сильнее. Даже здесь, в Лабиринте, стоя перед мороком, ей не хотелось терять лицо.

Нельзя реветь. Нельзя.

 

Клавий, услышав вопрос, скорчил лицо в презрительно-сочувствующей гримасе. 

- А ты уверена, что это я за тобой бегал? – кривлялся юноша. - Не ты ли с самой первой встречи меня обхаживала? Все льнула ко мне, слова ванильной патокой разливала. А мне лишь оставалось подыгрывать, делать вид, что потерял от тебя голову. Было бы от чего терять.

Клавий презрительно скривился:

- Ты старая и толстая! Я едва сдерживал рвотные позывы, когда приходилось целоваться с тобой. Ты на себя в зеркало-то смотрела? Морщины на лбу, огрубевшая кожа, жирные ляжки, выпирающее пузо. Кто может прельститься на это? Ты видела, какие девочки по мне с ума сходят? Молоденькие, хорошенькие, стройненькие. Я пальцем щелкну – в очередь ко мне выстраиваются. На все ради меня готовы. Разве ты можешь сравниться с ними? Я ублажал тебя в постели, а сам представлял, как через час буду кувыркаться с новой горничной. Ты с самого начала нужна была мне только затем, чтобы пробиться в высшее жречество.

 

Меган стояла, опустив голову, глотая слезы и понимая, что Клавий говорит правду. Она и сама не раз ловила себя на мысли, что стара для этого мальчишки.

- Какая же ты дура, если полагаешь, будто управляешь мной. На самом деле это я верчу тобой, как пожелаю. Ты уже готова разругаться с Баргосом из-за меня. Наивная идиоточка, - Клавий растянул губы в омерзительной ухмылке. – Как легко обвести тебя вокруг пальца. Разве тебя можно любить? Ты же монстр! Монстр, не заслуживающий любви! Ты чудовище! Ты достойна лишь ненависти! Я ненавижу тебя, Меган! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!!

 

Меган больше не рыдала. Она шла вперед, не слыша, как Клавий продолжает надрываться, крича в спину «Ненавижу!».

Брела как слепая, пока резкий свет, ударивший в глаза, не остановил девушку. Рыжая зажмурилась, прикрыв лицо рукой, а когда убрала ладонь, увидела перед собой зал святилища. И Орден магистров, замеревший у подножья Лабиринта. Она смотрела на них сверху вниз. 

Пьедестал сиял под ее ногами.

 

Меган неспешно спускалась по лестнице, не глядя ни на кого.

Внизу у подножья ее ждал Баргос. 

Лицемер. 

Делает вид, что переживал за нее. Старается, отрабатывает будущую должность магистра. Давай-давай, папаша, старайся лучше.

 

Лабиринт преподнес ей хороший урок. Горький, но оттого самый лучший. Напомнил, что никому нельзя доверять. Что в любой момент самый близкий и любимый человек может оказаться лживым предателем, готовым избавиться от тебя при первой возможности.

 

Баргос подбежал к подопечной, не дождавшись, когда она спустится. Обнял. По щекам старика текли слезы. 

Жрица не видела этого. Она смотрела в толпу. В эти перекошенные от удивления лица. 

Отстранив куратора, Меган развернулась к магистрам, а затем расхохоталась им в лицо.

 

Тэги: литература
Комментарии | Постоянная ссылка

Талантливый аферист не столько преступник, сколько актер. Им движет любовь к искусству, страсть к новым образам, к возможности по-настоящему перевоплотиться в другого человека. И не на два-три часа, пока идет спектакль, а на целый день, неделю, месяц. В полной мере прочувствовать, каково живется пекарю или дирижеру, священнику или министру. 

Аферисты талантливы, изобретательны, умны. Они не согласились прожить лишь одну жизнь, нашли способ, как обмануть судьбу. 

А судьбе того и надо. Плутовка любит строптивых, кто не довольствуется предложенным вариантом, а сам указывает, какой участи желает.

 

Сегодня Рурык пожелал стать гениальным изобретателем, автором, воплотившим мечту десятков ученых - создателем телепорта! 

По легенде, аферист долгое время жил у летунов в качестве почетного гостя (иривийцы с ума сходили по всему, что было связано с этой таинственной расой). Именно среди крылатых обитателей скалистого континента Рурыку пришла в голову идея, как заставить телепорт работать. 

И теперь гений прибыл в Канзу, чтобы продемонстрировать обществу вершину инженерной мысли – портативную модель телепорта.

 

Днем савениец и его помощники – Элика и Кыр – были заняты, рыская по городу в поисках необходимого реквизита. Вечером троица репетировала постановку: Элика вживалась в образ кокетливой ассистентки гения. Ей приходилось не только заучивать фразы, но и оттачивать магические умения, пытаясь создавать заклинания изящно и незаметно. 

Кыр по большей части скучал в стороне – ему досталась эпизодическая роль.

 

Репетиции проходили в квартире герка, но как только основные приготовления были завершены, Элика и Рурык перебрались жить к реке. Место облюбовали неподалеку от городского парка: тихое, спокойное, с зеленым пологим склоном и живописным видом на старинные домики Канзы, стоявшие на противоположном берегу.

- Чем диковиннее повадки изобретателя – тем охотнее верят в его гениальность, - объяснял савениец, расставляя на поляне обеденный стол и стулья. – К тому же, не забывай: я десять лет прожил среди летунов. Кстати, мы взяли те картины с лошадьми? Они отлично будут смотреться на ветвях деревьев. И над кроватью надо обязательно повесить легкий балдахин! Эх… Как я люблю сюрреализм!

 

Элика с восторгом внимала идеям савенийца, ловя каждое слово.

- А почему нельзя напроситься на прием к богачам и предложить им купить твое чудо-изобретение? – интересовалась она, расставляя чайный сервиз. 

Рурык перетащил кресло-качалку под раскидистые ветви дуба и с удовольствием плюхнулся на сиденье. 

- Голуба моя, когда навязываешься – ты вынужден доказывать, что чего-то стоишь. А оно мне надо? Публика должна жаждать встречи со мной, и тогда мне не придется ничего делать. Сами возвеличат и будут умолять взять у них деньги.

Элика подсела рядом, на подлокотник кресло-качалки.

- А как мы заставим их тебя захотеть?

- Весьма своевременный вопрос, моя дорогая. - Рурык галантно поцеловал ручку девушки. – Твоей задачей станет пустить слух, что приезжий изобретатель на дух не выносит светских мероприятий.

- Но… - растерялась Элика, - я не поняла. Так мы хотим попасть на прием или не хотим?

Аферист ласково приобнял девчонку.

- Глупенькая. Труднодоступная цель лишь сильнее раззадорит интерес богачей. Светские львицы станут соревноваться, стремясь первой заполучить столь диковинный фрукт. Ты только представь: иностранный гений, жил у летунов, изобрел какой-то уникальный механизм, обитает на берегу реки и практически не посещает приемы. Да я буквально магнит для избалованных дам!

Рурык неожиданно усадил Элику к себе на колени. 

– К тому же, - произнес он, глядя в ее глаза, - мы еще больше подхлестнем азарт: скажем, что некая дама сумела найти подход к загадочному изобретателю и почти заручилась его согласием на визит. Наши изнеженные кошечки пойдут на все, лишь бы не уступить конкурентке. 

Савениец резко поднялся, ставя оторопевшую девушку на землю.

- Но это все потом, - заявил аферист. – Сначала мы дадим рекламу!

- Расклеим по городу афиши? – хихикнула Элика.

- О нет! Афиши для низших слоев. О себе мы заявим через прессу!

 

 

***

 

В городе существовало две газеты: «Правда Канзы» и «Канзовский правдоруб». Рурык направился в редакцию первой и остался весьма недоволен визитом. Офис напоминала улей взбесившихся пчел: журналисты носились из кабинета в кабинет, бумаги трепетали в их руках как простыни на веревке, женские визги: «Кто взял фотографии?» - снарядами взрывался над головами.

 

Гость попытался сунуться к главному редактору, но секретарша не пустила. Руками замахала: 

- Кто вы?! Куда?! Нельзя! Занят! Что у вас?!

Рурык приосанился:

- Я - известный во всем мире ученый-изобретатель Дальпир Кузенкевич-Эржанский. Только что прибыл...

Но секретарша не дослушала:

- Положите статью! Возможно, опубликуем! - и умчалась, крича на ходу: «Кто видел курьера?»

 

Рурыка такое пренебрежение крайне оскорбило. Он, гениальный ученый и бесстрашный путешественник, снизошел до того, чтобы лично прийти в редакцию, подарить сенсационную статью, а в ответ - хамство!

Оскорбленный в лучших чувствах, аферист направился к конкурентам - в «Канзовский правдоруб». 

 

Вторая редакция встретила изобретателя пугающей тишиной. Ни секретарш, ни журналистов, ни корректоров... Никого. Лишь в кабинете главного редактора за пустым столом сидел унылый мужчина в дешевом потертом пиджаке и пил.

По перегару и скопившейся на полу грязи стало ясно, что запой продолжался вторую неделю. Начальник прибывал в том состоянии, когда ему не то что на телепорт, на собственную жизнь было решительно наплевать.

 

И все-таки Рурык не ушел. Вместо этого взял стул и подсел к редактору:

- По какому поводу сей праздник души? – участливо спросил гость.

Начальник поднял мутноватый взор и, сведя брови к переносице, попытался сфокусироваться на говорящем.

- Вы кто? – изо рта вырвался сдавленный хрип.

- Ваш билет в счастливую жизнь, - пафосно изрек Рурык, но поняв, что в таком состоянии редактор не оценит метафоры, перешел на деловой тон. – Что случилось с редакцией? Где все?

- Предатели! – с отвращением махнул начальник. – Все предатели! Бросили меня. Сволочи!

На этих словах редактор приложился к початой бутылке и залпом отпил добрую четверть.

- Так все-таки, что произошло?

Пьяница тяжело вздохнул:

- Не покупают. Понимаешь? Не берут! Я уже не знаю, что делать. Работаешь, работаешь, а не берут!

 

Как выяснилось, вот уже который месяц тиражи «Канзовского правдоруба» стремительно падали. По какой-то причине горожане упорно отдавали предпочтение «Правде Канзы».

- И вот что им не нравится - не пойму, - жаловался редактор. – То же самое пишем, а не берут. 

 

Положение выходило удручающее: в первой газете Рурык не нужен, вторая газета сама никому не нужна.

Аферист с сомнением посмотрел на начальника. Возвращаться в офис успешной газеты не хотелось. Да и было в этом несчастном выпивохе что-то родное, знакомое. Савениец интуитивно чувствовал в нем хватку мошенника. Его бы в чувство привести, приободрить. 

К тому же, весьма часто главные редакторы бывали вхожи в светские круги, а Рурыку как раз требовался свой человек на приеме.

 

Идея родилась молниеносно.

- Когда вы должны сдать свежий номер в печать? – бодро спросил Рурык, забирая у редактора бутылку.

- Вечером, - с тоской отозвался мужчина.

- Отлично! Я знаю, как распродать весь тираж и переплюнуть конкурентов!

- Серьезно? – оживился редактор, но мгновенно сник. – А толку? Продавать нечего. Номер не готов. О чем мы напишем? 

- Вы не поверите… - расплылся Рурык в улыбке.

 

 

 

На следующее утро возле ларьков со свежей прессой творилась вакханалия. Народ толпился, скупая «Канзовский Правдоруб» пачками. Перекрикивая друг друга, толпа совала продавцу монеты, стремясь первыми урвать утренний выпуск.

Виной всему был крупный заголовок на первой странице: 

«АКЦИЯ!

В честь дня рождения мы подготовили сюрприз! 

В одном из номеров спрятан чек на ОДИН МИЛЛИОН алынов!

Найди счастливую газету - стань МИЛЛИОНЕРОМ!»

 

Горожане торопливо разбирали газеты и прямо здесь, на месте, перетряхивали их, в надежде отыскать заветный чек. Не находили, покупали еще. То, что счастливая газета до сих пор не была обнаружена, лишь подогревало ажиотаж: значит, победа близка, чек где-то рядом!

 

План Рурыка побил самые смелые ожидания: тираж был распродан к одиннадцати утра. 

По такому поводу, в полдень городу был предъявлен радостный победитель, купивший выигрышный номер. Розовощекий парень стоял на главной площади, пожираемый завистливыми взглядами горожан. Его пальцы крепко держали заветный чек, улыбка не сходила с лица. Что сказать? Племянник редактора крайне натурально изображал восторг и принимал поздравления.

 

Никто так и не узнал, что на самом деле никакого чека не существовало. 

Зато город оказался буквально усеян разбросанными листами «Канзовского правдоруба», со страниц которого на прохожих смотрел великий изобретатель Дальпир Кузенкевич-Эржанский. 

К вечеру в Канзе только и разговоров было, что об удивительной акции и загадочном гении.

 

 

***

 

Поздней ночью Элика и Рурык сидели на берегу реки: всю вторую половину дня толпы людей приходили поглазеть на диковинного интуриста. Одни норовили завести беседу с изобретателем, другие жалостливо вздыхали: «Совсем, сердешный, умом среди летунов тронулся, жить негде – так он аж вона куда – на улицу перебрался». 

Элика поначалу пыталась оправдывать Рурыка, объясняя, что маэстро намеренно живет на свежем воздухе, чтобы быть ближе к природе и оставлять разум незамутненным. Но простой люд был слишком далек от подобных идей и продолжал потешаться над гением. 

 

Однако просвещенные представители Канзы оценили инновационный образ жизни и прониклись уважением к творцу. Посему, для безопасности и спокойствия дорогого гостя, велели полиции прогнать зевак и следить, чтобы великого маэстро не тревожили.

 

Благодаря заботе высших слоев общества, к ночи Рурык и Элика получили возможность перевести дух и отдохнуть от назойливых горожан. Савениец расположился в гамаке, девчонка рядом – в кресле. Они кутались в теплые пледы, пили горячий шоколад, любовались на яркие звезды в темно-синем небе и наслаждались приятным завершением дня.

 

- Рур, - девчонка мягко позвала иривийца, отпивая вкусный тягучий шоколад.

- М-м?

- Зачем тебе столько денег, а?

Парень усмехнулся:

- Разве их бывает много?

Элика плотнее запахнулась в плед.

- Я не об этом. У тебя есть какая-то цель? Мечта? Ведь наверняка ты прибыл в Иривию не просто так. 

Рурык перевернулся в гамаке, наклоняясь поближе к собеседнице.

- Хочешь знать правду? – мошенник склонился к самому уху Элики. 

Та аж замерла – ожидая услышать страшную историю.

- На самом деле, - произнес Рурык зловещим голосом, - я – младший сын Савенийского короля. Но дядя убил моего брата, а теперь хочет расправиться и со мной, чтобы самому править королевством!

- Да ну тебя! – Элика оттолкнула шутника. – Вот я, например, хочу открыть свой магазинчик и продавать магические смеси. Знаешь, как у меня здорово получается? Все хвалят. 

- А чего не торгуешь? – безразлично спросил Рурык, пытаясь поудобнее устроиться в гамаке.

- Деньги нужны. На помещение, на покупку лицензии, на землю, инвентарь. Думаешь, смешивать – это так просто? Взял щепотку того, щепотку другого и готово?

- Разве нет? – удивился Рурык.

- Вот, например, здешняя почва, - девчонка наклонилась, зачерпнув пригоршню земли. – Если взять ее в таком виде, то максимум, что получится – небольшой ураган.

Аферист мысленно усмехнулся: ничего себе «максимум». Но перебивать не стал. Он умиротворенно наблюдал, как на другом берегу горят огни домов, отражаясь в темной воде размазанными всполохами. 

Ветер приносил запах прелой листвы, река размеренно убаюкивала плеском волн, и где-то вдалеке одинокая птица выводила грустную мелодию. Мошеннику нравилось лежать в гамаке, любоваться пейзажем и слушать мягкий голосок Элики.

 

- Но если я нагрею почву до, скажем, температуры в шестьдесят градусов – смогу наколдовать морок, - объясняла девчонка. - Если до семидесяти трех – удастся вызвать огненных змей. А при заморозке выйдет отличная блок-стена. 

- А что будет, если нагреть до семидесяти четырех? Или ста? – лениво спросил Рурык.

- В том-то и дело! Иной раз буквально на градус температуру поднимешь - и всё! Землю можно выкидывать – вся магия перегорает. Между прочим, если к нагретой почве Канзы добавить промытый речной песок, да накалить, что аж плавиться станет - можно вызвать небесное сияние! Представляешь?

- Прям таки небесное, - Рурыка мало волновала красота заклинаний. Гораздо больше его тревожил ночной мороз. 

- Знаешь, как красиво выглядит? – продолжала Элика, не замечая саркастических интонаций собеседника. - Особенно если ночью. Всполохи такие получаются красные, желтые... Заглядеться можно!

- Лучше бы ты обогреватель наколдовала, - буркнул савениец, слезая с гамака. - Как-то я не подумал, что ночью будет настолько холодно. Мы захватили одеяла?

- Там, в сундуке лежат, - Элика надула губки. – Теперь твоя очередь. Рассказывай: куда тебе столько денег?

 

Парень вернулся в гамак, полностью укутавшись в теплое одеяло, отчего приобрел сходство с окуклившейся бабочкой. 

- Замок купить хочу, - нехотя признался он. – И титул герцогский.  

- На кой? – удивилась напарница.

- Как сказать… - замялся Рурык. - Дело в том, что я и сам родился в замке. Нет-нет, не сыном короля. Отца я никогда не знал, а мать работала простой гувернанткой при дочке господина. Девчонка была сущим наказанием, и маман с утра до вечера носилась за чадом, позабыв о родном отпрыске. Рос я сам по себе. Воспитывали всем замком: от дворовой челяди до самого дворецкого. В итоге к десяти годам я не умел ни читать, ни писать, зато мог продать что угодно кому угодно. Например, у жены герцога имелась личная модистка – рассеянная старушка, шившая для хозяйки платья и шляпки. Она вечно забывала, куда убирала булавки, пуговицы и прочую мелочь. Надо ли говорить, что как только я прознал об этом недуге, склероз модистки стал прогрессировать? К швейным мелочам прибавились ленты, брошки и заколки, которые вдруг обнаруживались в нарядах деревенских барышень.

 

Элика хихикнула, с интересом слушая историю савенийца. 

- И тебя ни разу не поймали?

Рурык самодовольно фыркнул:

- Куда там! Ты бы видела, какой номер мы однажды провернули с конюхом! – Парень и сам не заметил, как рассказ о детских проказах оживил настроение. – Герцог как-то прикупил отличного скакуна. Красавец зверь! До того хорош был! И вот, значит, приехали как-то к хозяину гости. Господин их, ясное дело, на конюшню повел – скакуном хвастаться. Одному гостю до того жеребец понравился. Уж так он его нахваливал! Я как раз неподалеку крутился, к гостю этому тихонечко подхожу и шепчу: «Не желаете приобрести лошадку?».

- И что дальше?

- Представляешь: спустя несколько дней во время прогулки жеребец подвернул ногу, да так к вечеру и помер. Так жаль, такое горе, - Рурык картинно зацокал языком. – Кто бы мог подумать, что на следующий день благородный скакун воскреснет в чужом поместье?

 

- Во даешь! А потом? – от любопытства Элика не могла усидеть на месте.

- Ничего особенного. В десять лет меня отправили работать на конюшню - чистить стойла.

- А мама?

- Что «мама»? К тому моменту родительница окончательно забыла, что у нее есть сын. Кажется, она была даже рада этому обстоятельству. Впрочем, я и сам не стремился поддерживать с ней контакт. Гораздо больше меня привлекала жизнь аристократии. Иной раз я украдкой наблюдал за хозяевами и думал: почему одним от рождения дано все, а другим – ничего? Чем я хуже маленькой мисс? Девчонка росла глупой, капризной, избалованной. Но почему-то плаксивая дура завтракала пирожными, а я – хлебной коркой, украденной на кухне. Ей покупали лучшие наряды, в то время как я был вынужден штопать прохудившуюся рубаху. 

- Это нормально, - слушательница безразлично пожала плечами. – Кто-то рождается богатым, кто-то бедным.

- А я не собирался мириться с такой участью, - упрямо заявил Рурык. - Разве я виноват, что появился на свет из чрева гувернантки, а не герцогини? В общем, мне тогда подумалось, что если смогу доказать герцогу, что не дурак, что чего-то стою, то меня примут в свой круг. Знаю, мысль наивная. Но мне в ту пору было чуть больше тринадцати лет, - Рурык беспокойно заворочался. - Надо сказать, что господин мой испытывал непреодолимую тягу к скачкам, и не раз участвовал в заездах. Но не везло герцогу. И жокеи ему попадались ленивые, и кобыл он покупал дрянных. Скакуны стабильно приходили к финишу последними. Так продолжалось до тех пор, пока однажды мне хватило дерзости предложить герцогу пари: он доверяет мне покупку и тренировку лошадей, а я обещаю победу на скачках. 

 

Элика улыбнулась:

- И что, он согласился?

- Почему нет? – пожал плечами Рурык. - Его позабавила моя идея. Поначалу хозяин только посмеивался, глядя, как я выбираю скакунов и отчитываю жокея за лень. Но когда спустя две недели купленный по моему совету жеребец пришел к финишу четвертым, герцог начал воспринимать меня всерьез. Даже официально нанял тренером.

Рурык недовольно сел, нахохлившись, точно сова.

- За то время, пока я работал у хозяина, его лошади всегда приходили в призовой тройке. Знала бы ты, сколько раз соседние богачи пытались меня переманить к себе, обещая лучшие условия! А я, как последний болван, верил, что честным трудом и преданностью смогу заслужить расположение хозяина. Что мне удастся стать членом его семьи. Ты не представляешь, как я к этому стремился! В какой-то момент даже начал верить, что герцог стал относиться ко мне, как к родному сыну. Он, когда узнал, что я не владею грамотой - заставил мою мать обучить меня чтению и письму, а затем стал советовать разные книги о коневодстве. Научившись читать, я с жадностью впитывал любую информацию, чем приводил господина в восторг. Дошло до того, что он разрешил мне пользоваться его библиотекой, а когда пребывал в хорошем расположении духа, то мы с ним даже беседовали о прочитанных произведениях. Я-то, идиот, радовался. Думал: вот оно, герцог видит во мне равного. - Рурык горько усмехнулся и помолчал. 

 

– История закончилась тем, что меня превратили в экзотическую обезьянку… Не раз мне приходилось во время званных ужинов выходить на потеху публике, и под хохот гостей пересказывать содержания книг… 

Рурык поднялся на ноги, отбрасывая одеяло.

- Ты не представляешь, как это было унизительно! - говорил он, ходя взад-вперед. - Я-то полагал, что стал частью этой семьи, а на самом деле всегда оставался слугой, годившимся лишь для развлечения зажравшейся публики. - Савениец закусил губу, пытаясь проглотить давнюю обиду. - В общем, я сбежал.

 

- Поэтому ты захотел стать герцогом? – подытожила Элика.

- Не совсем, - тихо отозвался Рурык, глядя, как на соседнем берегу один за другим гаснут окна домов. – После того, как ушел… В общем, у меня на тот момент скопился кое-какой капитал, и я вложил все деньги в разведение скаковых лошадей. Нюх у меня был отменный - хороших жеребцов за версту чуял. Дело быстро разрасталось… Пока я не встретился с одним влиятельным бароном, предложившим выкупить у меня бизнес. Я отказался, однако, пара «теплых» встреч с охраной барона вынудили изменить решение, - рассказчик неосознанно обхватил себя руками. – Три года… Три года я пахал, не жалея себя, и все для того, чтобы в один прекрасный момент появился зажравшийся толстосум и скупил мой бизнес за бесценок! И нет бы остановиться на этом. Куда там! Я забросил лошадей и стал продавать деликатесы. Года не прошло – история повторилась. Но и этого мне показалось мало! Упрямый баран! Переехал в другой регион и открыл ресторанчик. Первые лет пять все действительно шло – лучше не придумаешь. Развивал бизнес, расширял заведение, набирал популярность у местных гурманов. В какой-то момент даже расслабился, поверил, что уж теперь-то заживу. Как бы ни так! Только я начал получать действительно стоящую прибыль, как местный граф, владевший соседним рестораном, разозлился на конкурента и даже не купил. Нет. Просто одним утром я пришел на работу, а от заведения остались лишь обгоревшие стены и груды мусора.

 

Савениец тяжело вздохнул, заново переживая потерю. За те пять лет ресторан стал для него родным домом, а служащие – той семьей, которой у Рурыка никогда не было. И пожар оказался по-настоящему сильным ударом.

 

- Тогда я окончательно понял, что в этом мире нельзя жить честно, - продолжил рассказчик, - Либо ты весь такой правильный и бедный, либо плюешь на законы и живешь в свое удовольствие. Да и знашь… вся эта мораль о том, что надо быть добрым, отзывчивым… Все это чушь для нищих простофиль. Рабская философия. Если ты хочешь чего-то добиться в этой жизни – заткни свою совесть и действуй с выгодой для себя! В конце концов, какая разница, что о тебе будут думать другие? Какой тебе прок от их любви и благодарности? Ответная помощь? Да мне, может, никогда и не понадобится их помощь. А вот если жить без оглядки на общество и мораль… - Рурык взглянул на девушку – та давно спала, уткнувшись носиком в подушку. 

Савениец отнес Элику на кровать и укрыл одеялом, а сам вернулся в гамак, и еще долго растревоженные раны и шальные мысли не давали ему заснуть.

 

 

 

***

 

Есть дома, в которые заходишь и уходить не хочется – до того уютно. Есть, наоборот, неприятные, унылые, холодные, из которых так бы и сбежал. Особняк мадам Помполь Тьюри относился к третьему типу и служил прекрасным образцом дурновкусия. Это был даже не дом. Музей! 

Каждая комната хранила бесценные коллекции уродливой мебели, сделанной под старину. Золотые люстры, точно горы, перевернутые пиками вниз, нависали над гостями, грозясь в любой момент обрушиться на чью-нибудь голову вместе с потолком. Цветастые ковры до того превосходно гармонировали с аляпистыми обоями, что вызывали в глазах рябь и нервный тик.

 

Очевидно, желая закрепить эффект психологической атаки, на каждой стене висели портреты мадам Помполь. То хозяйка смотрела на вас в образе юной наивной пастушки (даром, что сударыне давно перевалило за пятьдесят), то царственно восседала в кресле подобно властной императрице. То стояла у станка в пуантах и балетной пачке, пытаясь задрать ногу в грациозном па, то лежала, обмотанная скромным тряпьем, держа в руках перепуганного ягненка. 

 

Но главной гордостью мадам Помполь служили бесчисленные вазы, пузатые, как сама хозяйка. Они были расставлены в самых неожиданных местах: на подоконниках, возле диванов, в центре комнат. Иной раз, когда в особняке мадам собирался весь цвет Канзы, гости могли нечаянно разбить пять, а то и семь ваз. Это значило, что публика была в ударе и вечер удался.

Однако сегодня светское мероприятие грозило обернуться провалом: шел третий час, а до сих пор ни одна ваза не пострадала.

 

В центре гостиной за белым роялем горбился виконт Исвильский. Он вяло перебирал клавиши, называя заунывную какофонию «Сонатой». Его единственной слушательницей оставалась туговатая на ухо старая герцогиня. Да и та, кажется, сидела подле рояля лишь потому, что все прочие места были заняты. Остальные гости коротали вечер за светскими беседами, украдкой зевая и поглядывая на часы. 

 

Дамы в пышных нарядах утомленно жаловались на войну, по вине которой отменили доставки тканей из Савении. 

- Стало решительно нечего носить, - меланхолично возмущалась вдова генерала Алевского. – Нас буквально вынуждают ходить в обносках. Не понимаю, неужели нет возможности воевать и продолжать торговлю? Кому помешает, если савенийцы станут присылать шелка и платья?

Другие матроны целиком и полностью были солидарны с позицией генеральской вдовы и осуждали недальновидность императора.

Мужчины не отставали от дам и открыто критиковали недавние морские сражения. Джентльмены сходились во мнении, что если бы не дела - давно бы отправились на войну. Показали бы врагу, что значит – настоящая иривийская мощь!

 

Темы эти обсуждались не раз, а посему беседы протекали вяло. Собравшиеся предприниматели и аристократы то и дело поглядывали на мадам Помполь, ожидая, когда же появится заявленный гость? Дескать, что это вы, сударыня, взбаламутили всех, понаобещали с три короба, а вместо удивительного гения и путешественника вновь потчуете нас заскорузлыми сплетнями и дешевым шампанским?

 

 

В половине восьмого, когда многие начали придумывать отговорки, чтобы поскорее покинуть вечер и, пока не поздно, отправиться на бал к графине Желновой, в дверях гостиной появился седовласый дворецкий. 

- Маэстро Дальпир Кузенкевич, да прости нас всех Денея-матушка, Эржанский прибыли! – объявил дворецкий и зачем-то осенил себя кружью. 

После чего удалился, уступая место Рурыку.

 

Создавая образ гениального изобретателя, савениец постарался на славу: верхняя половина его лица скрывалась за металлической маской с длинным загнутым клювом. Голову венчала широкополая шляпа, к полям которой крепились карманные часы на цепочках. Рубашка с пышным жабо была подпоясана коричневым ремнем. Поверх – темный бархатный сюртук с медными заклепками на лацканах, а позади – тонкие деревянные крылья, держащиеся на лямках. Сбоку на талии болтался рыжий лисий хвост и веревочки с нанизанными бусинами и ракушками. Темно-серые штаны были заправлены в ботфорты. 

 

Ассистентка Элика, представленная как мадмуазель Жаклин, выглядела под стать: в красном дерзком платье с оголенными плечами, корсетом, подчеркивающим соблазнительные формы, и пикантным разрезом на подоле, демонстрирующим стройные ножки. Головку украшал мужской цилиндр с торчащим из него вороньим пером.

Собравшиеся джентльмены чуть слюной не подавились, разглядывая ножки Элики-Жаклин. 

 

- Фью свиф алле щё! – заявил Кузенкевич-Эржанский и топнул так громко, что дамы вздрогнули от неожиданности.

- Маэстро приветствует собравшихся и выражает благодарность за приглашение, - перевела Элика.

Мамам Помполь растерянно захлопала ресницами:

- Так что же? Он не понимает по-иривийски?

Хозяйка рассчитывала, что гость порадует историями о летунах.

- Пачыму же? - с акцентом произнес Рурык. - Панымаю. Я палыглот. Гаварю на тринадцть язкоф. Кстатти, вы знаэте что в язке лытуноф пачти нет гласных? – на ходу придумывал Рурык.

 

Спустя минут пять наш Кузенкевич-Эржанский вдохновенно сочинял, как жил у летунов. В красках описывал их серую кожу с тонкими, будто мраморными, прожилками синих вен. Их абсолютно лысые круглые головы, глаза-блюдца, короткие острые носы, широкие перепончатые крылья, сросшиеся с руками. Рассказывал, как летуны живут в пещерах на вершине скал, как питаются ягодами и личинками, как враждуют с коршунами и грифонами.

 

Иной раз маэстро увлекался и начинал говорить без акцента, но гости не обращали внимания. Публика, затаив дыхание, слушала, как Дальпир героически сражался с воздушными пиратами из клана сизых летунов. Те коварно напали на поселение под покровом темноты и пытались похитить единственную дочку вождя – красавицу Гладиэль. 

Дальпир прогнал неприятеля и спас девушку, за что вождь собирался отдать ее замуж за храброго героя. Но скромный защитник отказался от столь великой чести и попросил выдать дочь за славного кузнеца. Ведь несчастный юноша и Гладиэль давно любили друг друга, но опасались гнева вождя. 

Дамы рыдали в голос, когда Дальпир рассказывал о свадьбе прекрасных возлюбленных. Даже пара мужчин украдкой смахнули слезу – настолько трогательным оказался эпизод.

 

Здесь же, среди присутствующих, сидел и редактор по фамилии Пивц. Тот самый, что еще несколько дней назад спивался в офисе «Канзовского правдоруба», а теперь в одночасье вернул былой авторитет и вновь стал желанным гостем на любом светском мероприятии. За это от него всего-то и потребовали, что немного подыграть Рурыку. 

Как только маэстро гений украдкой подал знак, редактор включился в дело. Он сообщил публике, что изобретатель создал уникальный аппарат, не имеющий аналогов, и попросил Дальпира поведать о техническом чуде. 

Гениальный мастер картинно смущался и отнекивался: дескать, стоит ли? Разве можно надоедать дамам скучными рассказами об аппаратуре?

Но дамы громче других требовали показать агрегат, и Кузенкевич-Эржанский был вынужден капитулировать под общим натиском. 

 

Пока ассистентка в соседней комнате собирала конструкцию телепорта, маэстро охотно рассказывал о самом изобретении. 

Уже не одно десятилетие величайшие умы бились над возможностью мгновенного перемещения в пространстве. Дальпир не остался в стороне и тоже размышлял над вопросом телепортации. И вот, наблюдая за летунами, маэстро понял, как сделать перемещения в пространстве реальностью! 

Так появился первый в мире телепорт, который был скромно назван Нультовиком Кузенкевича-Эржанского. Суть работы оказалась весьма проста: на удаленном расстоянии друг от друга устанавливались два нультовика. Человек заходил в первый аппарат и мгновенно оказывался во втором, тем самым перемещаясь в пространстве. 

Эксперименты выявили, что процесс совершенно не представлял угрозы здоровью, и даже наоборот, положительно влиял на работу сердечной мышцы и в иных случаях способствовал излечению гастрита и язвы желудка. 

 

После столь благоприятных результатов Дальпир приступил к установке стационарных нультовиков по всей Савении и Гаркии. Изобретатель продемонстрировал зрителям карту: дорогие курорты, модные дома, площади крупнейших городов – более тридцати нультовиков ждали своих путешественников. 

 

Наконец аппарат был готов к работе, и мадмуазель Жаклин торжественно выкатила его в гостиную. 

В собранном состоянии конструкция представляла собой узкий шатер, занавешенный атласной голубой тканью.

 

- И что, можно прямо отсюда, воспользовавшись вашим телепортом, попасть куда угодно? - продолжал интересоваться редактор.

- В любую точку гдэ находся стационарн нультофик. Фы мошите сами убэдится. Птэнчик, прадэманстрируй. Кута вы хатите отправыть маю птычку?

- А давай в Мальвир, - предложил редактор. – Пусть купит савенийских нарядов и покажет их нам – тогда поверим.

Дамы бойко поддержали идею. Еще бы, Мальвир… чудесный городок в сердце Савении, чьи улочки пестрят всевозможными магазинчиками тканей, ювелирными мастерскими, модными ателье. Одним словом, Мальвир – это сказка для любой женщины.

 

Мадмуазель Жаклин кивнула и проворно зашла в шатер нультовика, скрывшись из виду. Рурык достал откуда-то из-за пазухи пульт, нажал пару кнопок. 

Раздался щелчок. Вокруг шатра громыхнули разряды электричества, воздух запах озоном. Молнии, будто растревоженная стая ворон, взвилась над аппаратом. 

И вдруг все стихло.

 

Дальпир отодвинул ткань шатра, демонстрируя, что он пуст. 

На самом деле, идея была взята из арсенала фокусников и называлась «ящик с зеркальной стенкой». И Элика, и реквизит прятались за высоким зеркалом, тогда как публика видела лишь пустой шатер. А что до молний – всего лишь заклинание, создающее иллюзию грозы.

 

Спустя минут пятнадцать треск грозовых раскатов вновь разорвал воздух гостиной, и мадмуазель Жаклин вышла к публике облаченная в роскошное сапфировое платье, сшитое по последней савенийской моде. Хорошенькую голову ассистентки украшала миниатюрная шляпка с вуалью, а руками девушка придерживала меховую горжетку, согревающую плечи красотки. 

 

Что тут началось!

Дамы, позабыв о светских манерах, буквально взвыли от зависти, увидав роскошный наряд (Элика определенно не прогадала, когда по наказу Рурыка покупала платье у контрабандистов). 

- А можно и меня в Мальвир на пару часиков? - голосили женщины, растеряв весь светский лоск. – Отправьте меня, маэстро! Плачу любые деньги!

Мужчины, смекнув, кому именно придется расстаться с «любыми деньгами», напряглись, подсчитывая, как быстро наступит банкротство, если обезумевшие женушки дорвутся до савенийских тряпок.

 

Восклицание редактора Пивца оказалось как нельзя кстати:

- Спокойно! Я тоже могу зайти в шатер, переодеться, а потом всем говорить, что побывал в Мальвире. Для начала следует на личном опыте убедиться, что нультовик действительно работает!

Мужчины с благодарностью взглянули на редактора и с фразами «инициатива наказуема» и «Да прибудет с тобой Денея» буквально запихали Пивца в аппарат.

- Прэдлагаю отправыть дарагова рэдактора на теплый курорт, - лукаво подмигнул изобретатель и вновь запустил телепорт. 

Но когда Пивц вернулся, с бокалом недопитого коктейля в руках, с ожерельем из экзотических цветов на шее и с полуобнаженной мулаткой в обнимку – даже мужские сердца дрогнули. 

 

Редактор с восторгом рассказывал, как очутился на пляже, как только что пил коктейли, танцевал с туземками и даже успел окунуться в теплое море.

- Верите, нет - так бы и остался! – взахлеб говорил Пивц. – Уж как там сейчас тепло! Как солнечно! А девочки какие… м-м-м… 

На этих словах он с особой теплотой прильнул к загорелому стану иноземки, чем окончательно раздразнил мужчин. 

Позабыв о сомнениях, джентльмены готовы были на себе испробовать чудо-агрегат, лишь бы изобретатель и их отправил на теплый курорт. 

Дамы с удвоенной энергией продолжали требовать немедленной «поездки по модным местам».

 

- Гаспада! Гаспада! – замахал руками маэстро. – Я вынуждэн огорчать фас. Это портатифная мотэль. В день она можэт сделать фсего три путешестфия. У нас осталось лишь одно перемещенье. 

Светское общество взорвалось!

Гвалт, шум, давка!

Канзовские аристократы вели себя ничуть не лучше купцов на базаре: они спорили, совали Рурыку деньги, настаивали отправить именно их! 

Неожиданно вновь разразилась гроза, нультовик зашумел, и к всеобщему удивлению из него вышел герк. В дорогом костюме, с полупустой бутылкой спиртного. Герк оглядел собравшихся мутным взором, буркнул нечто в духе: «Эк меня занесло», - и, обдав изобретателя алкогольными парами, вновь зашел в телепорт и исчез. 

 

Дальпир был вынужден извиниться перед гостями, объясняя, что неизвестный путешественник по нелепой случайности истратил последний заряд нультовика. 

Но маэстро успокоил публику, сказав, что пробудет в Канзе около двух недель, и готов представить всем желающим возможность воспользоваться аппаратом. 

Чтобы не возникло путаницы, его ассистентка организовала продажу би

---

American girl

2014-08-01 15:29:52 (читать в оригинале)

Вчера казанцы могли наблюдать рекурсию фотографов))

Это нас кто-то левый заснял и выложил в инет) Фотка обошла кучу популярных казанских пабликов, так что фактически звезды))) 

Все дело в том, что Валькова решила запечатлеть образ американской секси-герл, и под такое дело мы замутили очередную фото-тусовку) 

В роли модели была славная Олька)

Пока нашу модель мейкапили, я успела снять чудесный центр Казани)) 

Ну и сами результаты фотосессии)) ^__^

 

 

---

Спектакль лжецов. Глава пятая. Жрица

2014-08-01 15:17:56 (читать в оригинале)

---

Спектакль лжецов. Глава четвертая. Мошенник

2014-07-29 16:09:25 (читать в оригинале)