С утра еще дымное солнце устало блистало в разрыве туч, наползающих с правого берега, с круч, но к полдню небо окончательно захмурилось и даже грозило, стучало, бухтело и глухо  клекотало. Понятное дело, что все планы на пляж расcтроились, срочно пришлось придумывать новые. Навертела в зиму маринованных перцев, показалось мало - сделала чуток салата по мотивам голодных 90-х с маленьким апгрейдом, помня, что старшенький лук, термически обработанный, ну никак (перец кольцами в масле растительном припустить, после добавить томаты, пропущенные через мясорубку, а в конце рис, проварить до готовности; соль, сахар и консервант типа уксуса, само разумеется, не забыть). Зачем сделала - сама не знаю, сто лет не готовила, ну, не сто, конечно, но, лет так около двадцати, но душа запросила. На самом деле, это удобно и вкусно - открыл банку, и гарнир на торопливый ужин готов.

Заслушавшись Лхасу, сама не помня как, еще и четырехлитровую кастрюлю перца, фаршированного мясом, своим короедам утомила. 

А вечерний горизонт показал розовые облака и мельчайшие осколки грусти. Осторожно качаюсь на последних зеленых листьях. Скоро осень - время стыть.

Ходила на местный пляж. А там какой-то пижон чуть-чуть не в себе, солнцем ударенный, с транзистором в руках ходит туда-сюда, сюда-туда, он нетерпелив, на близком шаге у него болтается грязно-белая собачка - мини-пудель, шерстка взбита в один огромный клок, глаз радостный блестит. Звуки ретро тянутся за ними, как нитка за иголкой.

Вода в Днепре, что парное молоко, солнце - зрелый любовник - неспешно и нежно ласкает. Накупалась и выспалась всласть, по дороге домой купила огромный арбуз. Похоже, что к тому моменту, когда домой вернутся старшенький и младшенький, я от первобытного счастья тресну.

На канале, на старой абрикосе, где-то в середине лета облюбовала себе дозорный пост сварливая ворона. Все, что попадается на глаза, ругает: природу и погоду, собачек с их хозяевами, фланирующих поутру старичков, своих товарок-ворон, особо люто воробьев - завидев стайку этого воробьиного племя, неистово и жутко, до хрипотцы, кричит: "Невермор, невермор, невер-кх-кха-мор!..." - "Да ну тебя!" - орут веселые воробьи и дальше в пыли купаются.

Лето в этот год выдалось жаркое, насыщенное и вкусно пахнущее жизнью, настоящее лето случилось, грех жаловаться. Было много солнца, воды, музыки и оторопелого счастья.

На базаре у селян горами баклажаны, перцы, помидоры и разноцветные астры пучками. А я ухватила кизил, если не съем, то замариную к мясу.

Вчера девичьим кругом устроили проводы лета на Кухмистерской слободке. Плавали-ныряли в Тельбине до дрожи в теле, выгревали змеиные шкуры на разгоряченном до жара сковородки песке, а вечером, уже на закатном солнце, ели из большой белой миски мамины томаты с кинзой и ялтинским луком, малосольные огурцы жадно, вкуснейшую печень с обильной подливой... и черный ржаной хлеб, и рюмку запотевшую с ледяной водкой, и были разговоры, смех, и белая собачка шилопопая... ох, как же мало для счастья-то надо!

Лето мое еще пенится, купается в ярком солнце, стекает вересковым медом по крышам домов, утопает в поддернутых ржавчиной каштановых бульварах, стрекочет по вечерам кузнечиками, но где-то уже за горизонтом темнеет ночь, и дует ветер -брей, и смотритель осени в смоляной тьме зажигает свой маяк для редких пароходов жизнь-наполняющих.

Неторопливые летние дни взяли разбег, утекают бурной водой, ночи стремительно густеют и провисают тяжелой темнотой - жгучей и крепкой, как ореховая настойка на спирту. Зной отступил, и поутру теперь, как оказалось, у нас тут довольно свежо, а днем на солнце дремотно. Даже не верится, что скоро сентябрь - время рябиновых бус, летающих щекотных паутинок на фоне невозможно прекрасного глубокого неба, время первобытно-диких запахов: холодного дождя, горького ржавого листа, низкого, пахнущего пыльным ковром, солнца, лекарственное время тишины и одиночества. 

Но пока еще август, все еще август, и я впервые за многие годы свое время не тороплю и, глядя во время пробежки на нашу августовскую зелень, о возрасте себя не спрашиваю.