Лариса рассказывает, как ездила в Почаев, в Лавру, паломницей. Выстояла, - говорит, - очередь к святыне, подошла, а там у них все организовано, подход во избежания суеты огорожен, только двум можно разойтись. Стою, тихо молюсь, и тут раз вперед меня женщина вскочила, еще и толкнув меня. Я удивилась, но смолчать не смогла, спросила: А что, так тоже можно? Она, правда, тут же ретировалась, зато дама за мной включилась: Вы спешите? - Нет. - Галя, - закричала она губами Гале. - Галя-яя, йды сюды! - и помогла губам  размашисто руками. Тут же вперед меня образовалась Галя и еще пять вместе с ней, что прижали меня тесно. - Девочки, ну, так же тоже нельзя. - Девочки решили, что льзя и не дрогнули.

Июнь в этом году так резво обошел май, что я даже и не поняла: льзя уже ему  или нельзя. Жасмин как-то быстро отцветает, и липа то тут, то там уже раскрылась, выстрелила медовыми зонтиками. А я хожу по базарчику и нюхаю все, что пахнет, складываю в корзиночку, приговаривая клубнике, черешне, цветной капусте, огурцам, зелени веселенькой  и розовым томатам: "Здравствуйте! Лето ваше и наше пришло!"

А на канале фонтаны бьют высокой струей. 

Если приглядеться, то в них живет радуга.

И во мне нынче поселилось радужными надеждами лето. Теперь жду, когда мои подружки, наконец-то, проснутся и сделают ножкой своим кабачкам эть, и мы затусим не по-детски.

Какая-то грусть вчера накатила, то ли от непрекращающихся проливных дождей душа раскисла, то ли сезонное, то ли лунное. Взяла под ручку старшенького и вывела его меня проветривать. Вечером у нас на районе хорошо: Днепр течет, рыба хвостом бьет, на горизонте правобережные дали куполами Лавры в закатном солнце горят красно, а под небом, облачившемся по случаю встречи леточка в волшебно-синий шелковый халат с расписными дивными тучками-узорами, два селезня оголтело гоняются за одинокой уточкой, что не удосужилась со своими сестрицами сесть на гнездо - кружат, вьются, ухаживают борзо, настырно, громко бьют по воде крылом; она вправо - и они вправо, она влево - и они влево, девке-утке от такого нахальства не спрятаться и не скрыться, совершеннейшего надрыва нерва бытовая драма, оголтелый шум и гам, а лягушки-квакушки там зрителями, знай, смеются раскатисто до утробных звуков. В общем, не хуже, чем у людей. Это нам, людям, порой сложившиеся обстоятельства кажутся острой драмой, а окружающий мир видит в них исключительно комедию, комедию положений.

Мы ходили-бродили, бродили-ходили, а потом нашли уютное место и сели-присели. И тут враз из-за кустов вынырнули знакомые хвосты. Увидали нас и как бросили ласкаться. Ну да, Онька, Хаська, Эля и Рики - дружбаны пса Сёмы. Эля ко мне! Рики ко мне! Оникс, Хася, обойди! Фу-уу! Нельзя! - неслось им вслед. А, когда оказалось, что в кустах вовсе и не фу, и даже очень можно, хохотали и пёсоньки, и хозяйки, и мы. 

Развеяв грусть, сказала старшенькому: А не пройтись ли нам по околицам, не собрать ли чайной розы цвет? И прошлись, и собрали, четыре трехлитровые банки с будущим вином из чайной розы теперь наливаются цветом и ароматом, пузырьками зреют. А я то уже думала, что в этот раз дожди не дадут, весь цвет собьют, а нет, все вышло как думалось. Как думалось и как загадывалось. Одно, правда, жаль - жизнь так скоротечна.