Места богатые рудой находили на болотах по ржавчине, выступающей на поверхность. При этом там, где росли березняки и осинники, руда почиталась лучшею, потому как железо из неё легко выходит.  Тогда как под ельниками руда ломче и черствее.  Кроме того «болотная руда залегает в берегах р. Суды против д. Кузьминской… в берегах р. Колпи около деревень Шоборово и Верхний Двор»[2].

Промышленники вначале копали ямы, затем деревянными лопатами из них доставали руду. Узнавали её по цвету и тяжести. Снимали верхний слой и переносили на высокие и сухие места, складывали в кучи и оставляли для проветривания и просушки. Это делали в августе и начале сентября. Через полтора – два месяца просушенную руду обжигали. Затем в коробах перевозили в свои селения, где каждый промышленник держал её в особливых сусеках подле своего горна. С января по апрель плавка руды – почти ежедневная работа. Каждая семья имела особый горн, на котором беспрестанно работали по два человека: один дует мехами, другой подкладывает уголь. Не редко на этих работах были заняты и женщины.

«Колхозник деревни Заэрап так описывает домашнюю металлургию (запись 30-х годов): "Домница — это большое горно с открытым верхом. С мехами домница соединяется двумя трубками, стенки домницы сделаны из глины. В это горно насыпается пережженная руда вместе с древесным углем — в прослойку. После чего начинают "дуть кричи". Поступающий воздух через трубку из мехов усиливает горение и плавит руду". После варки железа в домнице с него как бы снимают "пену", то есть домница разламывается, из нее достается горячая крица, кладется на наковальню и проковывается: при перековке из железа удаляется излишний шлак. Получается мягкое, так называемое опарошное железо, дальнейшая перековка и закалка которого давала сталь»[3].

Для одного горна требовалось до 300 четвериков[4] железной руды, из которой получалось до 180 пудов железа. В XVII веке "волости Андога и Сухоцкая, ряд сёл и деревень обеспечивали железом Устюжну. С середины XVII века из Белозерья шло железо в Тихвин"[5].  При Петре Первом в Тырпеце был основан железноделательный завод, который, впрочем, ещё до 1762 года был уничтожен. В конце XVIII  – начале XIX века одна крица весом 25 фунтов продавалась обыкновенно не более чем за 25 копеек. Выплавленные крицы или отвозились на продажу в волости, в частности Уломскую и Нелазскую, на тамошние еженедельные торги, или же кузнецы из этих волостей скупали крицы на местах их производства. Однако в описаниях приходов Сухоцкой волости середины XIX века упоминания об этом промысле не сказано ни слова: «Промысел у прихожан: зимою возить брёвна на сплав, а весною сгоняют в Шексну и Рыбинск»[6].

15

В северных уездах Новгородской губернии лет двести и более назад самой ценной землёй являлись лядины, затем ценились покосы и, наконец, обыкновенная пашня. Для приготовления лядин срубали лес в возрасте от двадцати до сорока лет, оставляли его на месте для сушки до следующего года, а потом сжигали и обрабатывали землю. Урожай на такой земле, как правило, хороший.  После трёх – четырёх лет приискивалась новая лядина, старая же бросалась и зарастала лесом. «Такое хозяйство, - утверждается в «Статистических сведениях о Новгородской губернии», - при изобилии лесов и при слишком малом населении может иметь правильный оборот; но для этого надобно, чтобы каждый собственник имел много земли или мог нанимать её и при том это может быть только там, где самый лес не имеет сбыта»[7].

В период с 1778 по 1796 год в Новгородской губернии было проведено генеральное межевание земель[8]. При этом межевании в Сухочской волости, в приходах Никольском и Успенском Сухачских было выделено 33 дачи, с № 1009 по № 1020 и с № 1055 по № 1075[9]. Среди них такие, как сельцо Маза, сельцо Бор, д. Нижняя и Гришенские сенные покосы, д. Уйта и пустошь Дубовик, дер. Капчина Гора, село Никольское с деревнями (Заэрпом и Шоборово), сенные покосы по реке Колпь, д. Верхний Двор, пустошь Ширьева и пустошь Любимовка, церковная земля Успенского Сухачского погоста, Остров Капчинский и другие. Общая площадь всех дач составила 48 355 десятин, из них удобная земля занимала площадь 40 026 десятин. В удобной была выделена земля усадебная на площади 64 дес. (0,2% ко всей удобной земле),  пахотная - 4822 дес. (12,1%), сенокосная – 1416 дес. (3,5%), лесная – 33 724 дес. (84,2%).

16

Крестьянская изба ещё в середине XIX века была почти такой же, как и тысячу лет до этого[10].  В углу на деревянном срубе стояла огромная печь, от неё к передней стене шли полки со стоящими на них горшками. В каждой избе полати, на которых спали дети и складывались некоторые вещи крестьянского обихода.  По другим стенам расставлены лавки, ещё в одном углу, в красном в божнице образа. Многие избы курные: из-за отсутствия печных труб дым выпускался через отверстие в потолке или стене. По сведениям, которые опубликованы в 1865 году[11], в деревне Мазе из 13 изб 9 было курных, в Мошницком из трёх – две избы курные, в Кузьминской из 34 – 21 изба, в Шоборово из 17 – 16, в Верхнем Дворе из 33 – 28, в Заэрапе из 39 – 34.

Издавна северный крестьянин любил баню, которая представляла собой низкую лачугу без окон и труб, с небольшими дверьми, чтобы пройти через них, нужно было сильно согнуться. В одном углу бани находилась каменка, в другом прилавок (полок) для того, чтобы париться. Кроме этого крестьяне часто мылсь в печах. Нередко, отмечается в «Статистических сведениях», бывали случаи, что запаривались в них до смерти.

Обед крестьянина большей частью состоял из пустых щей с солью и овсяными крупами и каши. Бывали калиточки или рогульки (рогушки). Завтрак же состоял из хлеба и кваса. Почти все крестьяне ходили в лаптях и вместо свечей жгли лучину.

Осенью, когда завершён обмолот хлеба, обычно в доме какой-нибудь вдовы собирались поседелки (беседы, поседки). На них приходили девицы и парни. Девушки пряли, а парни плели лапти или вязали сети. Также играли в жмурки, пели песни, загадывали загадки.

«…крестьянин, - сообщают «Сведения…», - употребляет водку в излишестве, в особенности по праздникам; вероятно, это зависит от малопитательной пищи, чрезмерных трудов и холодного климата».

Болезни, как правило, лечили заговорами, иногда употребляли осиновую кору. «Но в действительности, - читаем в «Сведениях…», - крестьяне ничем не лечатся; лекарства по их понятиям только те хороши, которые действуют сразу; на продолжительное лечение крестьянин не согласится. Притом и самоё лечение для крестьянина почти всегда невозможно, даже если бы он и желал его». Первый фельдшерский пункт на территории Сухоцкой волости начал принимать пациентов только во второй половине XIX века.

«Крестьяне верили колдунам, злым духам, домовым, лешим, кикиморам, боялись худого глаза, оговора… Повсюду сохранился старинный предрассудок, что встреча со священником приносит несчастие». Одновременно сельский житель имел, как правило, добродушный нрав и жаждал грамотности. Книги на ярмарках распродавались успешно.

Крестьянин был твёрд в православии. Это выражалось в постах и внешних обрядах, в частых крестных ходах, «особенно во время моровых поветрий и неблагоприятной погоды для урожая». Крестьяне охотно жертвовали на украшение храма, и даже в местах, где деревни малолюдны и бедны, храмы построены великолепные и живопись в них прекрасная.

17

Согласно сведениям[12], которые были получены в 1858 году в ходе Х ревизии податного населения России, в восьми деревнях Николаевского Сухачского прихода, в 155 хозяйствах, из которых состояли эти деревни, проживало 583 мужчины и 662 женщины, всего 1245 человек. За двести лет, за период с 1645 по 1858 годы, мужское население этих мест увеличилось в три с половиной раза. Селений же стало меньше. К середине XIX века перестала существовать деревня Новишка (хотя на топографической карте Новгородской губернии 1847 года эта деревня ещё значится под названием Новинка), не зарегистрировано ни одного жителя в сельце Мошницком.

А в Успенском Сухачском приходе, в шести его деревнях, в 109 хозяйствах жили 304 крестьянина и 351 крестьянка, всего 655 человек.

В 1861 году в Российской империи было отменено крепостное право. Это событие привело к значительным изменениям во всех сферах жизни крестьян: и в бытовой, и в экономической, и в общественной. Например, население Боровской (бывшей Сухацкой) волости стало быстро расти, оно увеличилось всего за пятьдесят с небольшим лет более чем в два раза. Но это тема для другой статьи.

Александр ДУДКИН

Январь 2012 г.

Волость состояла из 22 селений, что в два раза меньше, чем двадцатью годами ранее. Мошенник, хоть и отнесён к Сухачу, но посчитан был отдельно, а половина Мазы, Сиуч[2] и пустошь Балмасова входили в состав волости Дуброва (при условии, конечно, что переписчик не совершил никакой ошибки). Дворов же учтено: крестьянских – 79, бобыльских – 43 (или 29,5% к числу жилых дворов) и 10 пустых. Если принять во внимание только жилые дворы, то их количество по сравнению с  1626 годом увеличилось  на 10. Количество бобыльских дворов не изменилось: было 42, стало 43. Увеличение количества дворов при одновременном значительном сокращении населённых пунктов говорит, скорее всего, об усилении эксплуатации крестьян помещиками: собранными в одном месте людьми управлять легче. И, как следствие этого, всё увеличивающееся обнищание крестьян. По данным этой же переписи в волости Сухоч проживало 337 душ мужского пола, в том числе в бобыльских дворах 70 человек.

Пустые дворы числились за беглыми крестьянами. Таких дворов в деревне Заэрап[3] было три, в Нижней и в Бору[4] по одному. Боровская бобылка Офимьица Митинская жена Федорова с тремя детьми, ниженец Симанка Иванов с сыном и Пронка Трофимов из Заэрапа сбежали безвестно.  Тогда как о новом месте жительства заэрапского бобыля Данилки Минина с семьёй переписчиками стало известно, они оказались в Углецком уезде в вотчине Симанова моностыря. А Заэрапец Офонка Родионов с детьми живут на погосте Ильи Пророка в Петуской Кулиге Белозерского уезда, в общем-то, не так и далеко от родной своей деревни[5].

Владельцами земли на год проведения переписи были помещики Игнатий Тархов (Шоборово, Новишка, Заэрап), Степан Кобылин (Нижние), Федор Обухов (Верхний Двор), иноземец Иван Горянский (Маза), братья Маурины (Бор), можаитинин Иван Усов (Маза, Кузьминка, Мошницкое).

9

В книге Сергея Шумакова приводится несколько грамот, которые касаются наших мест. На двух из них я остановлюсь.

Отпускная (выводныя "памяти") Михаила Васильевича Гарянского грамота, датируемая 26 ноября 1662 года, на вывод замуж Марьи, дочери старосты Григория Гурьева за крестьянина Афанасия Кузмина гласит: "Память мне... Григорью Гурьеву... Выдал есми дочь свою Марью судом Божиим сватовством... за Афанасья. А выводные куницы по приказу государя своего... взял рубль. В том есми и выводную дал. А выводную писал Сухатцкия волости поп Иван по его Григорьеву веленью"[6]. Так как земли помещиков Горянских и согласно переписи 1645 г. и согласно переписи 1710 г. находятся только в Мазе, значит, и грамота эта касается жителей этой деревни. Правда, не понятно откуда конкретно происходил жених. О нём сказано, что он той же, то есть Сухоцкой, волости.

Мировая грамота между помещиком Андреем Ивановым сыном Усовым и слугой Троице-Сергиева монастыря Яковом Ильиным сыном Репьевым составлена 3 июня 1680 г. После пьяной драки между крестьянином деревни Кузьминской Сутского стану Дубровской волости Ивашкою Дмитревым и монастырским крестьянином деревни Старостина села Танища того же стану Харитонкой Аверкиевым последний умер. Согласно этой грамоте Андрей Усов «…уступил монастырю «не дожидаясь розыску» за Харитонку (до которого с женою и детьми Андрею однако «дела нет») «своего крестьянина Фадейка Мануйлова с женою и с сыном с Васкою с женою ж и с детьми его Васкиными», с имуществом и хлебом, «да яма целая готового уголья да на яму ж приготовленого лесу возов с полтораста, а сжечь ему тот лес на уголье на моей же Андреевой земле». При неотдаче Фадейки Андрей дает монастырю «иного лучшего  крестьянина, кого власти изволят, со всеми ж его животы и с хлебом, или денег 2000 рублев», и платить все убытки сполна по сказке монастырских крестьян. При неотдаче же хлеба и сына Фадейки Андрей платит 50 рублей»[7]. Шумаков эту грамоту называет любопытной для истории уголовного права.

10

Перепись 1710 года[8] сообщает, что деревни Петушской Кулиги, которые в 1645 году входили в состав Сухотцой волости, в начале XVIII века относились к Бухацкой волости. А Нижняя, Капчино, часть Уйты  и воронские деревни (Андроново, Григорьевская и, по всей видимости, Липник) к Воронской Кулиге той же волости. К Сухотцой волости были причислены часть Уйты, Верхний Двор, Сарская, Шоборово[9], Заэрап[10], Сиуч[11], Балмасово[12], Бор и Маза, всего десять деревень. Общая же численность населённых пунктов на той территории, которая за 65 лет до этого составляла Сухоцкую волость, не уменьшилась. Было 22 селения, стало 23. Владельцами же земель в этот период были помещики Михаил Тархов (Уйта), Гаврил Кобылин (Нижние), Иван Хрипунов (Уйта), сёстры Обуховы[13] (В. Двор), Гавриил Сухарев (В. Двор), Пётр Языков (В. Двор), Семён Братцов (Шоборово), Алексей Братцов (Заэрап), Иван Спешнев (Заэрап), порутчик Петр Соломеев (Бор), Мауриновы[14] (Бор), Никита Юрасов (Бор), вдова Устинья Корсакова (Бор), Горянские[15] (Маза), Иван Козлов (Маза), Дмитрий Усов (Маза), вотчинники Андрей и Иван Усовы (Кузьминская).

Помещечьи усадьбы, по всей видимости, находились в то время  только в одной сухачской деревне, в Бору. Там располагались двор 85-летнего Савы Васильева Мауринова[16], двор Ивана Савинова Мауринова[17], двор Ивана Федотьева Мауринова[18], двор вдовы Ильи Михайлова Мауринова Ульяны[19], двор Никиты Юрасова[20] и двор семидесятилетней вдовы Устиньи Корсаковой.  Не трудно предположить, что все эти люди - потомки названных в переписи 1645 года братьев-наугородцев Василия, Михаила, Богдана Тахановы сыновья Мауриновы.

11

«Приход Сухач когда и кем основан по актам не известно, но должно быть относится к древним временам, - так начинается описание прихода Сухачской Николаевской церкви пятого класса, - он всегда был православным и постоянным. Приход расположен на ровном полуоткрытом месте, окружён несколько лесом, стоит с четверть версты от реки Колпи… …<находится> на просёлочной дороге и отстоит от городов: Череповца и Устюжны на 80 верст. Сообщение с Устюжною в летнее время неудобно, по причине болот. Граничит с приходами Успенской Сухачской и Троицкой Танищской церкви и с пустопорожними местами разных владельцев»[21].

Как уже я писал в самом начале этой статьи Никольский приход (приход Сухачской Николаевской церкви)[22], по всей видимости, был основан в первой половине XVI века. Первое же документальное свидетельство о нём относится к 1575 году.  В писцовой книге 1645 года сказано, что на погосте на государевой земле находится церковь Николы Чудотворца[23]. Перепись же 1710 года  зафиксировала уже три церкви: Живоначалия Троицы, Николая Чудотворца и Иоанна Богослова.  Вновь деревянная церковь была построена в 1800 году, каменная же в 1820-м[24].

Вот что сообщается о священниках этой церкви в документах[25] середины XVIII века. В 1729 году Преосвященным Афанасием был рукоположен в Николаевскую Сухачскую церковь Анисим Кириллов. В документе 1763 года, хранящемся в Вологодском государственном архиве, о нём сказано: «Престарелый священник Анисим Кириллов вдов и весьма скорбен… Овдовел в 1754 году. Семейства не имеет и живёт при келье, за старостью и скорбью священнослужебных треб отправлять не может». Третьего февраля 1755 г. настоятелем храма становится Фёдор Кириаков. Анисим же Кириллов до 1761 года был его помощником. Затем на пост второго священника заступил дьякон[26] Василий Тимофеев.

Дьячком[27] в 1740 году стал Савва Кириаков. C 1755 года  вторым дьячком – Иван Евсеев, который эту должность совмещал с должностью дьячка в капчинской церкви. Пономарями[28] в Шоборово были с 1734 года Евсевий Никитин, с 1758 года Иона Евсевьев.

А вот на что жил причт Никольской Сухачской церкви в середине XIX века: «Жалованья 136 рублей серебром в год. Дохода от продажи свеч, сборов кошельковых, кружечных, от богомольцев и продажи хлеба получается, примерно полагая, до 200 рублей серебром». Церквей на погосте три: одна каменная и две деревянных. Домов за причтом - пять.

12

Соседний Успенский Сухаческий приход[29], который располагался на правом берегу Колпи, почти напротив Никольского прихода, в двух верстах от деревни Капчино, возник, судя по всему, в третьей четверти XVII века, так как в переписи 1645 не упоминается, спустя же 65 лет переписчики обнаружили: "На погосте церковь Успения Пресвятыя Богородицы, церковь Святыя великомученицы Парасковии, здания деревянные". А в описании прихода, опубликованном в 1865 году, об этом сказано: «Погост белее известен под названием Пятницы, по имеющейся Параскевинской церкви. Время, когда основан приход и по какому случаю, с точностью определить нельзя, хотя и были два небольших антимиса[30], один на небольшом холсте простой работы, без надписи на нём и без мощей, только один крест с изображённым св. (муром), другой же антимис на холщовом лоскутке, поболее первого, на нём написано, что он выдан в церковь при царе Алексее Михайловиче, в нём есть вшитая частица и св. мощей»[31].

Каменная церковь на Успенском погосте была построена в 1841 году, где-то в промежутке между этим и 1865 годом сгорела деревянная церковь Параскевы Пятницы. Вновь деревянная появилась в 1905 году[32].

«На содержание причта получается 150 рублей в год. Доходов же в церковь поступает в год: от продажи свеч 7 руб., от поднесения в кошелёк и кружку 19 рублей и более, а иногда менее, смотря по добычам прихожан и урожаю хлеба»[33]. В 1863 году в доме дьячка была открыта церковно-приходская школа. Она, судя по всему, самая первая школа в Сухацкой волости. В самом начале функционирования в ней обучалось семь мальчиков. Преподавали священник и дьячек. Плата за всех взималась с волости в размере 45 рублей серебром в год[34].

При приходе с 1851 года существовала пасека, старейшая из известных пасек во всём Белозерском уезде[35].

13

Во второй половине XVII века в Мазе была построена часовня святого Георгия Победоносца[36]. В первой половине XVIII столетия силами и на средства местных жителей появились такие же культовые сооружения в деревнях Бор и Кузьминская. Особенностью боровской часовенки являлся «высокий, кованный, «процветшей» формы крест…»[37].  «Обычная клетская постройка, - читаем в описании кузьминской часовни Космы и Дамиана в книге «Наше прошлое. Взгляд художника», - имела высокую звонницу с лестницей «стременного» типа. Такая конструкция выводила часовню в круг  уникальных памятников архитектуры»[38].

В середине XIX века в Никольском Сухачском приходе уже действовало 4 часовни, а в 1911 году в семи населённых пунктах Боровской волости[39]. Кроме названных выше также в деревнях Нижняя, Заэрап, Куракино[40].

Некоторые иконы и другие предметы церковного обихода экспедиция, возглавляемая К. К. Морозовым,  в 1935 году, после закрытия религиозных учреждений, приняла на хранение в фонды Череповецкого краеведческого музея. И благодаря этому они сохранились до наших дней, а некоторые из них реставрированы, опубликованы и демонстрируются в залах художественного музея г. Череповца. В частности чуть ли не первозданный облик появился у икон «Святой Иоанн Воин»[41] и «Мати Дева»[42] из Никольской Сухачской церкви,  у икон «Чудо Георгия о змие», «Великомученица Параскева Пятница» и вкладной деревянной скульптуры Николая Можайского из мазской часовни.

Деревня Маза[2] всегда была Мазой. Я не знаю ни одного источника, в котором она поименована как-то иначе. Имя своё она, скорее всего, получила от речки, на которой стоит. А река Маза так была названа, по всей видимости, ещё финно-угорскими племенами, которые жили здесь до прихода славян. К этим племенам относится и мордва. В мордовском языке слово «мази» означает красивый, а слово «маза» - спокойный. По одному этому признаку и была, предполагаю, названа речка Маза, которая впоследствии дала название деревне. Интересно, что и в русском языке есть слово «смазливый», то есть красивый. А глаголы «красить» и «мазать» в некоторых случаях синонимы. Хотя в одном из областных диалектов (псковском) слово «маза» обозначало человека, который мажется. А вода в речке Мазе «выкрашенная», «смазанная» - жёлтая, коричневатая,  потому как течёт из болота, богатого железом.

Мошницое[3]. В документе первого упоминания эта деревня названа Мошенником. Мошницким она, по всей видимости, стала называться тогда, когда превратилась в сельцо, то есть в ней или рядом с нею появилась помещичья усадьба. На топографической карте Новгородской губернии, изданной в 1847 году, у неё чуть-чуть другое имя – Мошницко.

Нижние. Как я уже писал, эта деревня весь досоветский период имела несколько иное название, а именно - «Нижняя», так как, судя по всему, находилась ниже по течению реки Колпь относительно Николаевского Сухачского погоста, центра волости. Отмечу, что Успенский Сухачский приход, к которому деревня Нижняя стала принадлежать впоследствии, возник на столетие – полтора позже соседнего Никольского прихода и уже тогда, когда деревня Нижняя существовала. Согласно Писцовой книге 1645 года Нижняя относилась к волости Сухоч, согласно данным переписи 1710 года к Воронской Кулиге Бухацкой волости Суцкого стана.

В деревне Нижние семнадцатый век «проявил себя» в середине века двадцатого: «20 июня 1958 г. при прокладке улицы тракторный канавокопатель с глубины 0,8 метра выбросил против дома колхозника В.В. Балашова серебряные монеты, 96 монет из клада, общим весом в 43,40 г., поступили в Государственный исторический музей»[4].

Заэрап.  Начну с цитаты: «Судя по писцовой книге 1678 г., селение принадлежало московскому боярину И. Е. Спецневу[5], называлось оно Заирапье (СПК Белоз, л. 101). Названо по местоположению: Заирапье – деревня, находящаяся за ручьями, которые именовались Ирапы. В XVI – XVII вв. поблизости располагалась Филиппо-Ирапская пустынь (небольшой монастырь). Гидроним Ирапы финно-угорского происхождения, этимология его неясна»[6].  

Но много вариантов названий существует у этой деревни: что ни исторический документ, то немножко иное название. По источнику первого упоминания, по мнению А. И. Копанева, – она Заграп. В писцовой книге 1645 года – Зарепье. Согласно данным переписи 1710 года – Арапье. На одной из карт XVIII века – Зарапье. Заирапьем же эта деревня именуется ещё в конце XIX и даже в начале ХХ веков, в метрических книгах тех лет.

Жительница деревни Татьяна Михайловна Кузьмицкая (1915 г.р.) считала, что «эрап» - финское слово, обозначает наличие руды[7].

Бор. Название деревни – славянское.  По источникам первых упоминаний – Борок. Думаю, цитата из «Истории Белозерского землевладения» А. И. Копанева сразу всё разъяснит: «В XIV-XV вв. идёт усиленная вырубка леса. То и дело возникают деревни на "лесе", которые ставятся волостными крестьянами, землевладельцами, монастырями. Поэтому деревни с названием Дор, Дорище, Дорок встречаются в значительном количестве на территории Белоозера... На карте Новгородской губернии 1847 г. на Белоозере отмечено более 20 деревень с такими названиями. Много деревень с названием Борок, Бор, Березник»[8].

Капчино. Капчина или Капшина Гора. В некоторых языках слова, близкие по написанию к слову «капчино» переводятся на русский как курган, могила, насыпь, бугорок[9].

Уйта. Как ни странно на первый взгляд, понять, почему эта деревня имеет именно такое название, совсем не трудно, по той простой причине, что слово «уйта» имеется в толковом словаре В. Даля и означает биль, чистое моховое, безлесное болото[10]. Именно такое болото находится рядом с деревней, как либо иначе этот населённый пункт не именовался. В писцовой книге 1645-46 гг. деревня Уйта отсутствует. Но в документе 1678 г. про неё сказано: «В волости Сухач... за В. П. Хрипуновым треть д. Уйты поселена вновь...»[11].

Шоборово. В источнике первого упоминания называется Шубарева[12], в писцовой книге 1645 г. – Шуобарева[13], в материалах переписи 1710 года – Шобурово. Если судить по первому названию, то деревня сия названа по фамилии первого или одного из первых её владельцев. С течением времени оно трансформировалось в Шоборово.

С вепсского слово «шуб» переводится как «осина», а в округе деревни много осинников,  на болоте у деревни есть Осиновый остров[14].

Кузьминка. По документам первого упоминания – Кузьминская. Эта деревня, единственная из всех перечисленных, весь рассматриваемый в этом очерке период относилась вначале к волости Дуброва, затем к Барановской, к приходу Зелено-Дубровской Преображенской церкви. Деревень с таким названием не мало в Белозерском крае. С большой долей вероятности можно сказать, что название свое она получила от имени основателя или одного из первых жителей её.

5

Итак, XVII век, его начало. В России – смутное время. Волна беспредела и разбоя докатилась и до Сухоцкой волости. Вот что пишет об этом русский историк XIX столетия Николай Ардашев (речь идёт о 1613 годе): «В Белозерском уезде пошли черкасы по разным местам; водили их от волости до волости мужики, где кого сведут. К Покрову дню, одни из них перевезлись за Шексну реку на пошехонскую сторону. Перелезши Шексну реку, шли мимо Ферапонтовской вотчины и тут стояли. И крестьяне монастырские слышали, что говорят между собой, идет де государева казна зелейная от Холмогор, и им бы перенять ее, а переняв, идти под Кириллов монастырь и к Белозеру.

Иные люди ночевали в Покров день в Засудье (за р. Судой) и стояли на Петухе. И пришли вести в Андожскую волость (Андога): в Дуброве ссекли черкасы 170 человек да в  Танищах  и в Тырныче посекли мвогих людей и, на Суде учали острог ставить, от Белозера за 100 верст. Крестьяне Андожской волости разбежались все по лесам. Послан был в Андожскую волость белозерский „разсыльщик" и приехав по деревням никого крестьян не изъехал: были все на лесу; старосту, двух попов и троих крестьян – и тех собрал с лесу. А к Устюжне белозерского розсыльщика не пропустили ехать де; и пешему пройдти не можно: на Петухе и за Судой, и в Сухаче, и на Сявсе стоят воровские люди»[15].

Для нас главными в этой статье являются слова: «И в Сухаче стоят воровские люди». В описании Сухачского Николаевского прихода сказано: «…есть предание, что была и здесь литва и опустошила окрестности…»[16]. Ещё одно косвенное свидетельством о присутствии «воровских людей» находим в описании прихода Сухачской Успенской церкви: «По неимению никаких документов, ни старожилов, помнящих что-либо о приходе, кроме только того, что бывала и литва, сказать более нечего, о бытии же литвы предание подтверждается по городку, сделанному из земли в открытом месте на волоке, близ реки Колпи, на левом берегу ея; этот городок такой же, как и в Устюжне на устье реки Ижины -  четырёхугольный, по бокам на насыпной земле возвышенность, как бы крепость»[17].

6

В том же, 1613-м году началось испомещивание земель волости Сухоч и соседних волостей. "Сразу же после изгнания польских интервентов, - пишет Копанев, - Московское правительство производит громадные по размерам раздачи земель на Белоозере, испомещая здесь служилых людей сотнями... В феврале 1613 г. грамотой бояр приказывалось испоместить на Белоозере волоцких, иосифовских и погорелогородских сидельцев, дворян и детей боярских. Состав их был очень различен: там были клиняне, можаитяне, звеногородцы. Там были государевы люди: кречетники, сокольники, ястребетники... Позднее на Белоозере испомещаются "сытного, кормового и хлебного дворца дворовые люди". В 1613 - 1614 гг. …новгородские помещики, казаки, черкасы и множество иноземцев: литва, немцы, "угрены", волошеняне. Вся эта разношерстная масса в большом количестве в 1613- 1615 гг. хлынула на Белоозеро"[18].

Служилые люди в дворцовые села Сухотцкой волости были испомещены в феврале 1613 года[19]. В столбцах Поместного приказа[20] дворцовыми названы сёла, а не волость. Поэтому,  считает А. И. Копанев, трудно сказать все ли населённые пункты волости были дворцовыми[21] или только часть из них.

Испомещивание происходило в обстановке «ожесточённой классовой борьбы крестьянства против феодало-помещиков"[22].

7

А. И. Копанев, опираясь на переписную книгу князя Шеховского 1626/27 г., охарактеризовал экономическое состояние каждой белозерской волости. Сухотская волость состояла из 44 селений и 102 пустошей или из 80 дворов крестьянских, 42 бобыльских и 87 дворов пустых и мест дворовых. Пашни худой и средней земли за вотчинниками числилось 54 четверти[23], за крестьянами - 294 четверти, перелогом - 326, перелогом и лесом поросшие - 682, лесом поросшие - 872. Пустошей к общему числу селений – 69,9% (в среднем по белозерским волостям, которые находились во владении помещиков, -  71,5%), бобыльских дворов к общему числу дворов и мест дворовых пустых – 20,1% (в среднем по Белоозеру – 20,3%), дворов пустых и мест дворовых к общему числу крестьянских и бобыльских дворов – 41,6% (в среднем по Белоозеру – 62,6%),  пашни перелогом, перелогом и лесом поросшей и лесом поросшей 1880 четвертей или 84,4% к общему количеству пашни (по Белоозеру – 85,3)[24].

Показатели экономического состояния Сухотцкой волости близки к средним показателям по Белозерскому краю. "...в начале XVII в., - пишет А. И. Копанев, - земледелие переживает сильный упадок. Печать запустения лежит на всех районах края. Прежде всего, бросается в глаза большое количество пустошей, т. е. запустевших населённых пунктов, пустых дворов и мест дворовых... Большой процент запустенья деревень всегда соответствует большому количеству бобыльских дворов. Рост бобыльских дворов явился следствием экономического обнищания населения. Раз пустели деревни, то неизбежно запускалась и пашня. Она превращалась в перелог, и если соха не касалась его какой-нибудь десяток лет, то эта земля зарастала мелким кустарником и молодым леском - "в кол и в жердь", превращалась в землю, "перелогом и лесом поросшую", как её называет наша писцовая книга. А если и дальше рука человека не прикасалась к ней, то молодой лес вырастал в большой, "дикой", как называют его на севере, и писец эту пашню именует уже "пашня лесом поросшая". Слабела рука человека - наступали леса.

...на Белоозере было больше земель запущенных, не обрабатываемых, ушедших в перелог и поросших лесом, чем земель возделываемых - пахотных...

Запустение началось ещё в конце XVI в... Косвенное доказательство тому... даёт писцовая книга князя Шеховского. Большое количество запустевших земель книга относит к разряду пашен, "перелогом и лесом поросших" или просто "лесом поросших". По этим указаниям писцовой книги можно судить о том, за сколько времени до описания запустела земля, так как, чтобы пашне порасти лесом, нужно, по крайней мере, лет 30 - 40, т. е. большинство необрабатываемой пашни, описанной князем Шеховским в 1626-27 г., запустело ещё в XVI веке...

Следовательно, можно предположить, что до последних десятилетий XVI в. большинство пашен, которые поросли лесом к 1626 г., обрабатывалось; большинство пустошей, указанных книгой Шеховского, были населёнными пунктами. Поэтому мы можем полагать, что... крестьяне возделывали все те, позже поросшие лесом пашни, отмеченные в столь большом количестве писцовыми и переписными книгами начала XVII в."[25].

2

Ещё одно упоминание о наших местах того века, а именно о реках Суде и Колпи от её устья вверх по течению на 5 вёрст (то есть от нынешней деревни Усть-Колпь до, примерно, деревни Нижние), сохранилось в послушной грамоте 1680 года царя Федора Алексеевича, который ссылается в свою очередь на документ времён Ивана Грозного: «Да в списку с жалованной грамоты написано: «Лета 7070-г марта в 4 день блаженные памяти государь царь и великий князь Иван Васильевич всея России пожаловал черного попа Герасима с братьею, что служит в Живоначалные Троицы в Белозерском уезде в Филипове пустыне в Красном Бору на Ирапе, или кто в той пустыне впредь // иные попы и братья будут. В Белозерском уезде рыбная ловля им в Суде реке от устья реки Андоги вверх де речки Колпи и в Колпи речке на 5 верст… в пустыню, в дом Живоначалные Троицы и чудотворцу Филиппу, без отдачи; ловцам Шексны реки села Любца и Луковеси на те рыбные ловы ездить невелено; и в тот их лес и в угодье черным волостям вступатца и лесу сечь не велено ж; чтоб им ни от кого обиды не было» …Писан на Москве лета 7188-г июня в 1 день».[5]

3

Но, конечно же, селения наши стали появляться значительно раньше. Об этом говорят источники археологические[6] и легендарные.

По данным А. Я. Брюсова[7] курганы  X – первой половины XIII вв. находятся близ станции Уйта[8].  В первой половине 1980-х годов экспедицией Череповецкого краеведческого музея открыта курганная группа X-XI веков у д. Куракино[9]. В 2007 году производились раскопки около деревни Усть-Колпь, археологи считают, что следы существования деревни относятся к XV-XIX векам[10]. В 1981-82 гг. экспедиция А. Н. Башенькина обследовала Усть-Староарапский могильник на реке Колпи близ деревни Заэрап, который датируется второй половиной XIII – XVI веком, рядом с ним находится селище[11].

Судя по всему, легендарные сведения из описания прихода Сухачской Николаевской церкви относятся в том числе и к Усть-Староарапскому могильнику: «Есть один курган, о котором говорят, что будто бы литва тут зарыла своё сокровище. В другом месте есть курганы, о коих говорят, что на этих местах были жители и тут находили будто бы сковороды и сковородники»[12].

art ma-zaika

'Вера Павловна 21 века'

14 марта 2012 года в саратовском государственном музее имени Н.Г.Чернышевского состоялось торжественное открытие выставки "Вечные книги". Вниманию посетителей стали доступны редкие экземпляры православных книг XVII - XIX вв., деревянные матрицы для печати и штампы, использовавшиеся при теснении кожаных обложек.

Впервые из фондов Музея-усадьбы Н.Г.Чернышевского экспонируется - "Лицевой Апокалипсис с толкованием" конца XVII - начала VIII века, содержащий 62 цветные иллюстрации. К артефактам конца XVIII века относится книга "Добротолюбие", в которой собраны труды Свтых Отцов, их духовные наставления. Православная литература XIX века представлена изданиями, как на церковно-славянском, так и на иностранном языке - "Священная библия", изданная по заказу Российского Библейского общества в Санкт-Петербурге в 117 г., на французском языке.

Редкие экземпляры православных книг XVII в. для выставки предоставила Зональная научная библиотека СГУ. Это Евангелие Московского печатного двора, Минеи и Октоих.

Особое место на выставке занимает "Апостол" 1836 г. из Троицкого собора Саратова, предоставленный для экспонирования Саратовским областным музеем краеведения. Книга была первой русской точно продатированной печатной книгой, созданной на Московском печатном дворе Иваном Фёдоровым в 1654 г. (1 марта по старому стилю и 14 марта по-новому).

Выставленные "Четьи-Минеи" одна из первых, с которой Николаю Гавриловичу довелось познакомиться, и в которой полюбились и запомнились ему "Сказание о житии и мучении Святого Евстафия ...", "Повесть о житии и деяниях блаженного и праведного Филарета Милославского".

Открытая выставка - дань памяти людям содействовавшим распространению православной книги и культуры, это дань уважения тем духовным ценностям, которые несёт в себе православная литература. И не случайно что выставку открыли именно в этом музее, ведь доподлино известно, что семья Чернышевских относилась с почтением к православной культуре. И не смотр на то, что Николая Чернышевского считают материалистом, основы его высокой нравственности были заложены в семье священника, во многом благодаря правоославной книге.

О самом открытии и его участниках напишу позже, предосавлю и видеосюжет, пока что нет возможности его загрузить, так что с "Вечными книгами" не прощаемся, а ждём сюрпризов.

Фото: © Copyright ma-zaika.ru