|
Каталоги Сервисы Блограйдеры Обратная связь Блогосфера
Какой рейтинг вас больше интересует?
|
магнитоальбом2011-10-04 15:08:04 В « ...
+ развернуть текст сохранённая копия В «Экране» на Капошвара увидел гитару. Эстрадная, с большим корпусом и тонким грифом болгарская «Кремона». 70 рублей. Красивая! Называю - «профессиональная». Такие очертания акустики у артистов по телевизору. Мать в Калинине. Приехала меня проведать и посмотреть что надо для быта. Чувствую, если сейчас попросить – сбудется. Закончил первый курс, есть стипендия, и всё идет как надо. Пролетарка. Вечер. Торшер, полумрак. Серьезная, недолго колеблется и дает деньги. По сравнению с ленинградскими и шуховскими звучала хорошо. И просто магия формы. Одна форма у нее-то и была. Музыканты такое звучание называют «квадратным». Но проиграл на ней четыре года. И всё основное сочинено и исполнено тоже на ней. Пока Боря Готлиб на пятом курсе не предложил мне свою «Музиму» за восемьдесят рублей. Куда потом пропала «Кремона» не помню. Но ее заслуженное место в благодарном музее, в покое под стеклом. Мы как будто ждали, когда появится эта гитара. И тут же начали запись магнитоальбома. Слово красивое. И внутри нас этот материал был красиво уложен. Другое дело – как манифестировался. Достали в магазине прокладки от яиц. Обили ими часть стены Толиной комнаты. Где не хватило, повесили куски тканей, штор, которые уже использовали однажды во время «фотосессии». Из аппаратуры – Толина "Иолана". К ней в институте взяли «квакушку» и бас-гитару. Подключили к моей «Яузе». Писали на микрофон на Толину «Комету». Вот и вся недолга. Что вошло? А то, что уже успело накопиться. «Их Поглотила Одна Могила». Под гитару в два голоса в унисон. Соломон тихонько подстукивал в торец подвернувшегося под руку тубуса. Минимализм и чувство одиночества. Неистребимый «Волшебник-недоучка». Толя пел, Соломон подтягивал ему в терцию последнюю ноту куплета перед припевом, я остервенело качал педаль "квакушки", разукрашивая неумеренным квакающим пиццикато на "Иолане" то, что было безнадежным в истоке, но снова и снова упорно возникало в репертуаре... Дальше – интересней. Иоланта (не путать с гитарой). Стихи я нашел в журнале Юность. На маленькой аватарке – мужественный поворот головы, умный взгляд. Хитрожопый взгляд делающего себя художника-менеджера. Медиасфера перевертывает всё с ног на голову. (В интернете нашел – Андрей Богословский, сын известного композитора, подающий надежды, отчасти реализовавшийся и знакомый многих ныне известных. Умер в 2007). Приди же, светлый образ в час ночной в медовом свете слабой лампы. Иоланта! Иоланта! Ближе к концу: Мне уготована судьба быть где-то между встречей и разлукою. Что-то вроде минисюиты, с глубокомысленной сменой ритмов, отступлениями и красивым мелодическим закруглением периодов. Потом шло мое английское. Ритм-н-блюз: O, Mary! Believe me. Believe me. When I talking you. O, Mary! Believe me. Believe me, That I loving you Larylove. O, Mary. Larylove. O, Mary, my love. Believe me. Believe me. O, Mary! Lary-love – просто сочетание букв с красиво, мягко булькающим звучанием, подслушанным у Deep Purple в их "Lalena" («April»). Собственно, всё мое английское было красиво булькающими пузырями. Следом лирическое: (Am) Sometimes ago (Dm) I give satisfy, (Am) Sometimes ago (Dm) You lived in my mind, (G) Sometimes ago (Am) My heart is your right (Dm, Em) O-o-o-o-o. Середина песни, в развитие – Толина импровизация (предполагалось – угарная) на "Иолане". Импровизировал Толя хаотично, несколько бессмысленно. Осмысленным вышел лишь случайно сыгранный на предварительном прогоне красивый петушиный пассаж. Мы сказали: О! – и закрепили его. Им заканчивалась импровизация. На фоне жужжащей гитары я пытался изобразить знойный вокализ. Но получилось тщедушно. Соломон на басу играл волюнтаристически, часто невпопад и где не просили. Я нервничал, орал и грозил удалить его из комнаты. Где-то в перерыве сфотографировлись. ![]() Финал альбома – просто механически переписанные с магнитофона на магнитофон три песни, записанные недавно с Рымаревым у Лашкова дома в Загорске. Боевик «Не убивайте», Юрина песня квази-протеста, и мое очередное английское бульканье. Совсем финалом было Лашковское соло на барабанах. Его он записал еще до Рымарева у себя дома во время моих болезненных разъездов между Загорском и Калининым год назад. Слово «перформанс» в СССР еще не существовало, но мы устроили именно его. На больном ватмане я рисовал пейзаж с громадным, вполнеба заходящим солнцем и лесом у горизонта, с рекой, текущей из далекой лесной прогалины на зрителя, с надписью «Там, где рождаются реки», с прочей абстрактной и не очень дребеденью по свободному полю… Картину ставили вместо задника, я брал гитару, ставил ногу на лашковский большой барабан, Лашков поднимал руки, изображая концертный угар. Фиксировались на фотопленку. ![]() Приписанное в конце магнитоальбома Лашковское соло приятно напоминало финал Маккартниевского барабанного соло Kreen-Akrore на его первом альбоме. Магнитоальбом делался намеренно лоскутным. Мозаичность «Белого альбома» Битлов нам очень нравилась. Первые полчаса по завершении были в пафосе и уверенности, что совершилось событие. Летя по калининским улицам, жалели ничего не ведающих прохожих. Остыв, поняли – фигня! Некто Андрей Кубарев, Соломоновский знакомый, практикующий в школьном ансамбле на барабанах, послушав Лашкова, добавил: «ничего особенного, я и сам так смогу». Но мы знали – не сможет. Ему никогда не слышать слышимого нами. Тэги: мэмуар почти коммуна2011-10-02 12:07:17 После сессии ...
+ развернуть текст сохранённая копия После сессии нас определили на практику на Вагонный завод. Кто-то из замов провел по территории с экскурсией. Запомнились глубокая яма, в которой копошились рабочие, и колеса вагонных тележек, стоявшие красивой вереницей. На краю ямы стоял мастер, руководивший рабочими. Он перекинулся словами с замом, и была видна его искренняя, взрослая готовность решать проблемы с ямой. Вагонзавод, яма, мастер, - вот ведь, тоже, оказывается, - центр мира, со своей жизнью и самоотверженностью. Удивительно - обо мне не знает и живет без этого – не тужит. К учебе практика отношения не имела. Студентов использовали как дешевую, глупую рабочую силу там, где кадровые рабочие работали с неохотой. Мне досталась нудная операция фрезеровки какого-то ключа. Литая заготовка за ручку вставлялась в приспособление небольшого станка, инструмент выфрезеровывал на головке заготовки плоскую рабочую поверхность. Ящик с литьем пах сладковато. Где-то рядом на станке побольше работал одногруппник Игорь Овчинников. Обедать ходили в заводскую столовую. Бифштекс с макаронами. На час мы становились свободными. После обеда, покуривая, сидели на каких-то ящиках, не спеша возвращались к большим воротам цеха. Завод нагонял тоску. На участке работала симпатичная девушка. Пытался с ней заговорить. Заводской парень-станочник отослал - иди, фрезеруй. А сам остался разговаривать. Правильно! Нечего чужих девок кадрить. Она жила в одном из двухэтажных заводских домов, стоявших вдоль Ленинградского шоссе, недалеко от ДК "Металлист". Проезжая мимо на трамвае, я гадал, в котором из, и пытался представить в деталях ее жизнь. За практику не заплатили ни копейки. Звонят. В дверь комнаты стучит соседка. Сереж, к тебе. Из Загорска приехали Ольга с Татьяной. Вспоминаю, в день рождения грозились. Ольга сказала матери, что будет у Татьяны, та, что будет у Ольги. Толи дома не оказалось. Поехали к Саше. Он жил остановкой дальше. Выпивали. Саша пел, модно вибрируя голосом. Спрашивал, как нам? Говорил, что учился этому у Uriah Heep. Дурачок. Девчонки соглашались, - да, да, очень красиво. Потом все вместе поехали на трамвае в сторону Пролетарки. Выходя, я пригласил его с собой, имея в виду Татьяну. Он мягко сказал, что у него дела и уехал дальше. Идем к дому. «Вы хорошо смотритесь», - говорит Татьяна, но я ей не верю. Дежурное. Незадолго у меня случился первый серьезный графоманский приступ. Крупные формы. Исписал толстую тетрадь в линейку. Дал читать Татьяне. Смогла сформулировать, что это похоже на дневник. Читай – недо-проза. Я сам это чувствовал. Что стало с тетрадью не помню. Разорвал на мелкие кусочки и отнес вечером в мусорку… Или даже сжег… Сидим с Ольгой у окна за моим столом. Стол с чайником на нем стоял раньше у двери комнаты и был чем-то вроде кухонного. Чтобы не накрывать круглый, посреди комнаты, дед Алексей пил за ним чай. Теперь за этим столом я занимался. А на его месте, у двери, стоит маленький холодильник «Смоленск», купленный родителями, как и телевизор, под мою учебу. Ольга сидит у меня на коленях. Татьяна сидит на диване и делает вид, что спит. Я сдавлено, чтоб не слышала Татьяна, и неожиданно разрыдался Ольге в плечо. Она гладила по волосам, и, кажется, даже не удивилась. Написала на бумажке «что случилось?». Мычал, отворачивался. Наконец, на бархатистом бардовом дне подставки под ручку большими буквами написал что-то про любовь. Ответила «давай поженимся». Это было невозможно и ненужно. Татьяна рассказывала, что она неожиданно заснула, и ей снился сон, будто я плачу. Ездили в Кировский, спускались к реке. Ольга разувалась и мочила ноги на солнечном мелководье. Застали Толю. Опять ездили ко мне на Пролетарку. На ночь бабушка постелила девчонкам на матрасе на полу. Мы дождались, когда она захрапит, и Ольга перебралась ко мне на диван. На следующий день они уехали. Когда были на Пролетарке, Ольга затащила Толю в туалет и, плюхнувшись на стульчак, что-то предлагала. Не чтоб конкретно в тот момент, но в принципе. А как же Сережа? - спросил Толя. Ну, Сережа – это Сережа… - рассудила Ольга. Судя по тому, что Толя об этом рассказал, он отказался. Тэги: мэмуар garage2011-09-21 13:32:35 Волшебный ...
+ развернуть текст сохранённая копия Волшебный ящик, «Вегу 101», последний раз в Загорске мы слушали в гараже. Гараж был на Звездочке и стоял совсем рядом с пятиэтажками. Фамилия владельца гаража и «Веги» была Озеров. Мы пришли к нему с Лашковым, Озеров был его, а значит и немного мой, знакомый. Не помню, по какому поводу встречались. Была вторая половина дня, накрапывал дождь, мы подошли, и Озеров, в сером плаще, тоже подошел. В гараже не было машины, и было почти уютно. Разговор шел про стереоэффекты, которые тогда были еще как заморские диковины. Озеров рассказывал про свою бабушку, которой он, якобы, поставил в наушниках что-то из тогдашнего, из уха в ухо бабушки что-то перелетело, и она (читай - даже бабушка!) была развлечена и заинтересована. Слушали Пола Маккартни «Venus and Mars». Конверт. Два биллиардных шара на темном сукне. Венера – желтый, ближе, больше, Марс красный – за ней. Внутренний конверт с 81-ой их неповторяющейся комбинацией. Издевательски плоско, иллюстративно. Он не боится – в музыке будет недостающее. На развороте – фотосессия на фоне какой-то американской пустыни. Скудная растительность, на дальнем плане гряда гор, на переднем – группа людей, Маккартни элегантно оставил ножку. В жестах и расположениях искали знаки. На черно-белом постере Маккартни с Линдой в цилиндрах, похожи на тенниеловского Болванщика из «Алисы…», в окружении толпы: фотографы, негритянские дудки… Дымка, праздник, чудо. Музыка живой и вкусной плотью стояла в пространстве гаража. Реприза на второй стороне диска вдруг говорила о всеобщей взаимосвязи. Читаю позже в «Ровеснике» статью, в которой иностранный корреспондент называет (может себе позволить!) альбом «одним из худших». Его бы в тот гараж! Послушать. Но в гараж на огонек пришел Миша Чешков. - Что это у вас тут пахнет… - запнулся, подбирая слово, - разгоряченными телами. ![]() Тэги: мэмуар Рымарев, Ирсен2011-09-18 12:07:03 Весной мне удалось поиграть с Рымаревым. ...
+ развернуть текст сохранённая копия Весной мне удалось поиграть с Рымаревым. Ансамбль, в котором он играл, был в городе сильным. Они играли на нашем выпускном после восьмого класса. Их было четверо.
Юра Рымарев – рыжий, с белыми ресницами и бесцветными глазами. Гитара. Агроном – бас-гитарист – громадная, монстроподобная фигура, волосатая до того, что за волосами не разглядеть лица. Во время моего поступления, когда я бывал в Загорске наездами, мы с Лашковым к нему однажды зашли. Длинный дом, в котором сейчас «Белый магазин». Подключенная к музыкальному центру, бас-гитара валялась на диване. Агроном спрашивал Лашкова о чем-то сугубо музыкальном. Поясняя вопрос, заиграл на гитаре сложный, синкопированный рифф. Тот был из чужой, неведомой музыкальной истории, из инопланетного мира мускулистых людей. Сам агроном был бесформенен, широк в бедрах, и показался мне мягким, сомневающимся, ноющим. На органе – Андрюша Костин. В музыкальных кругах города его звали, понятное дело, Лорд. Андрюша учился в нашей школе, перешел в нее, как и многие другие, после восьмого класса с Клементьевки, был маленьким, щуплым, мог быть нетрезв, открыто курил, и после звонков на урок, через окна на первом этаже залезал с улицы в чужие классы. В общем, это была заноза в заднице руководства школы. На органе Андрюша играл очень средне. На барабанах добросовестно стучал тихий паренек, имени и клички которого никто сейчас сразу и не вспомнит. Первый раз к Рымареву меня привел Лашков. Я так понимаю, хвастаться. Познакомил, рассказывал мою историю, просил сыграть. Сидя в прихожей, на корточках и уперевшись спиной в стену, я играл отрывки песен, какие-то куски сочиненных и неприспособленных еще мелодий. Я как раз только-только открыл для себя большие мажорные и минорные септаккорды (Am7, Cmaj). Рымарев сидел рядом на корточках, и после очередной каденции сказал, что вот это очень удачно, и что на ля-миноре у него побежали мурашки. Договорились на следующий день поиграть вместе и записаться у Лашкова на магнитофон. Утром ждали. Он не шел. Лашков пошел к нему сам. Курю на лестнице. В окно вижу идут. Рымарев в плаще и с бас-гитарой. О чем-то непринужденно говорят. Но история, похоже, была из тех, когда, вполне искренне согласившись на что-то вечером, утром, с ужасом понимаешь, что бред. И он не шел, в надежде, что и мы не придем. Но мы не оправдали. Записать решили две моих композиции и одну Юрину. «Не убивайте» и английскую с текстом: «Come in and undress. I love you, I love you, I love you, I love you and et cetera». Рымарев почитал этот ужас и сказал, что текст весьма интересный. От себя Юра предложил буквально песню протеста. Что-то про чуть ли не борьбу темных сил с прогрессивными, светлыми. Музыкально всё было сложней. Сначала - весьма элегантное вступление на классической гитаре, органично перетекающее в лирический первый куплет. Я – на басу, Лашков в дальнем углу комнаты - по тарелочкам. В середине – кульминация, жесткий ритм, барабаны, рок. Финал – полетный, открытый, многозначный. Стилистически разно, артроковообразно. Юрин выбор не удивил. В конце концов, может быть это - единственное им сочиненное зрелое? К тому же – 1977 год, застой и странная аберрация, - к парадоксу «хороший музыкальный материал vs. квазипатриотическая тема относились спокойно. Репетировали недолго. Схватывали на лету. И тут Лашков, случайно или нет, завел на «Веге» «Living In The Material World» Харрисона, - зазвучали первые аккорды заглавной песни, пошла характерная соло-гитара. Только винил может так звучать, тепло, наполнено, осязаемо. Винил, и Харрисон. Рымарев замер, превратился в слух, издал какое-то междометие… Однако, надо было продолжать нашу фигню, и Лашков снял пластинку. Записали с первого дубля. Юра в английской даже подпевал вторым голосом. Правда и он и я полажали. Он в «Не убивайте» неудачно поимпровизировал на басу, я у него – просто попал мимо ноты. Переписывать не стали. Рымарева я побаивался. Прикидываем «Не убивайте», и он спрашивает, как тут лучше сыграть. Я, балбес, отвечаю, что, мол, как удобно, так и играй. Он удивился: если б это была его песня, он бы сделал единственно возможным способом, как ему нужно. Рымарев был себе на уме и явно умнее. Запись этих трех песен нам потом пригодится. После института, когда я вернулся в Загорск, увидел его поющим в ресторане «Север». «Crazy music, сrazy people». За клавишами стоял Миша Чешков, элегантным длинным волосам которого я завидовал во время поступления в институт. Я посидел рядом, послушал игру. Юра интересовался, как мои дела. Я сказал как есть: снимались в «Шире круг», «Утренней почте». Юра ушел и больше не подходил. Больше с Рымаревым я не встречался. Но следил за его перемещением. Он подался в Москву. Говорили, стал солистом ВИА не первого эшелона «Надежда». Один раз видел его по телевизору. Вода, ялик. На носу – Юра, запрокинувший голову и с бас-гитарой, в позе Ермака, покоряющего Сибирь. Плывут. Звучало что-то бодрое, оптимистичное. Говорили, что стал владельцем музыкального магазина, торгует гитарами. Его дочь училась с Ильей в одном классе. У жены была фамилия Стожарова. Юра, наконец, сменил ненавистную ему фамилию Рымарев на красивую Стожаров, что в чем-то его точно характеризует. Впрочем, моя фамилия мне тоже не нравится, с удовольствием стал бы Железновым или Казанцевым. В 2010 году, Юра возник снова. Съемки ТК «Тонус». Культурный центр «Дубрава» в Семхозе, на сцене ансамбль, Юрий Стожаров поет свои песни, презентует альбом «Тропа». Вкраплены кусочки интервью. Да, говорит, гитару не брал в руки лет пятнадцать, поддался на уговоры друзей, конкретно, Михаила Меня, тот буквально настоял, в «Дубраве» – и студия, и аппаратура, спасибо всем огромное. Сказал, что в юности его мечта была, что-то вроде, играть потихоньку на бас-гитаре в оркестре Поля Мориа, сидя где-нибудь в глубине сцены. И снова музыка. До смешного стал похож на Мулявина, глаза-буравчики, вострый нос. Присматриваюсь. Фонограмма. Едва обозначают. Прислушиваюсь. Вблизи - интеллигентно, прихотливо. Вступления и проигрыши на акустической гитаре. Он, наконец, осуществил мечту – сделал это единственно возможным способом, как ему нужно. Но вот что-то не то! Почему так не интересно? Это - тихая, аккуратная, но скучная, абсолютно убитая музыка. Эти «свечи», «свои тропы» и «очаги» катастрофически морально устарели. А на клавишах всё тот же Миша Чешков. В очках с сильным «плюсом», отчего глаза – бешеные, хотя сам флегмат. Лысоват, и даже играл на флейте. Был на музыкальном небосклоне Загорска еще один персонаж. Кореец Ирсен Хван. С Рымаревым он был связан теснее всего. Году в 1979-м, задолго до всех этих «Троп» в «Дубраве», я видел, Юру, запросто идущего к Ирсену. Я был с Лашковым. Втроем, мы стояли у Ирсеновского дома, и Юра говорил, что важен не профессионализм, а что-то там, - он постучал по грудной клетке. Мол, вот, Ринго Старр, - много скептиков, а он играет в Битлз, и это – Ринго Старр. Ирсен был загадочным как Будда. С густыми, черными до фиолетового волосами, какие бывают только у монголоидов. Видел его однажды, медленно идущим по проспекту с молодой женщиной и ребенком лет трех. Пик брежневского застоя, а он идет в джинсовом комбинезоне на голое тело! Ирсен играл на басу и жил на первом этаже в панельном доме рядом с «Товарами быта» на Клементьевке. Окна его квартиры были всегда плотно занавешены, с этим обществом он дел иметь не хотел. В 1981 году у меня появилась запись альбома Genesis «Abacab». Требовалось послушать. Не было магнитофона с 19-ой скоростью. Такой был у Ирсена. Да и вообще, я давно просил Лашкова меня к нему сводить. Они как-то договорились. И мы пришли. Темная комната, настольная лампа. На журнальном столике магнитофон. Слушаем. Ирсен надумано подпевает и дергается в такт музыке. Всё! Проезжая мимо этого дома, я каждый раз глядел теперь на зашторенные окна. Следующий раз мы пошли к нему с Толей. Уже после окончания института Толя зачем-то ко мне приехал. Крепко выпили. Я пошел его провожать на вокзал. Хотелось продолжения праздника, разговоров, компании… К тому же Ирсен был – как экзотическое животное, его можно было показывать, им хвастаться. С вокзала, окольной дорогой я повел Толю к Ирсену. Позвонили. Никого. Ирсен всегда долго шел к двери. Подождали, позвонили еще. Тишина. Она была странная. Казалось, за дверью кто-то был. В общем, мы звонили и ждали долго. В конце сунули спичку в звонок, чтоб он звонил не переставая, и ушли. Проводив Толю, я вернулся. Напоминаю, - крепко выпили. Спички в звонке не было. Я опять начал звонить. И опять, сунув спичку, ушел. На углу дома меня догнали. Мужчина. Спрашивает по-английски (!). Понимаю, хочет узнать, чего мне было нужно? I want to see Irsen, - отвечаю как ни в чем не бывало и про себя понимаю – он оттуда, из квартиры, он стоял за дверью. Потом разговор приобретает более общий характер, и моего английского уже не хватает. Видя, что дальнейшего толку от меня никакого, на полуслове, окинув округу странным взглядом, мужчина так же бесцеремонно, как и появился, уходит. Тут я, в свою очередь, понимаю, что сейчас за мной будет погоня. Путая след, перехожу дорогу, быстро иду во двор дома, в котором «Детский мир», захожу в подъезд, встаю в темном уголку, затаиваюсь, жду, что будет. Погони не было. Выхожу на проспект с другой стороны дома, сажусь в автобус и уезжаю. В общем, психоделия с чертом-англичанином и болтовней по-английски в провинциальном городке СССР. Они меня напугали. А напуганы были сами. Видимо у Ирсена были какие-то делишки с иностранцами. И вот пришли мы с Толей. Они ждали, когда мы уйдем, а мы всё не уходили. И в конце этот финт со звонком. Звонит не переставая, а в глазке – никого! Не знаю, как они вышли из этого положения. Но потом пришел уже я один, и всё повторилось. И со звонком тоже. Представляю, как они тряслись. КГБ! И молили бога, чтоб оно быстрей закончилось! Но требовалось понять, что это такое было. И они аккуратно перехватили меня на углу дома. Не знаю, позволил ли мой английский заключить им о сути произошедшего. Ирсена напугали точно. Дорогой мой, за тобой приходили! В целом, думаю, наш визит так и остался для них непонятным. Эх, Ирсен, Ирсен! Никакого флёра и дальневосточной загадочности. Одна нелегальщина. Я думал, что он наверняка эмигрировал. Но Лашков рассказывал – их, всех старичков-музыкантов, собирал недавно в Дубраве Михаил Мень. Был и Ирсен. Одно знаю точно: в этом доме, и, думаю, в этом городе он уже давным-давно не живет. Окна расшторены, и мне теперь не интересно на них смотреть. Тэги: мэмуар и слезы, и лубовь2011-09-13 17:35:12 1 мая мы с Толей были в Загорске. 21 апреля ...
+ развернуть текст сохранённая копия 1 мая мы с Толей были в Загорске. 21 апреля мне исполнилось 18, но приехать смогли только в ближайшие длинные выходные. Родители планировали отпраздновать совершеннолетие. Приготовили серьезный подарок.
Этими же весной-летом дни рождения были у одноклассников Андрея Белика и Генки Жохова. К Андрею я пошел с Ольгой. Сначала всё было прилично. Выпили. Мы с Ольгой закурили Беломор. Заблуждения родителей начали стремительно рушиться. Мама Андрея смотрела на нас испуганно и брезгливо. Тут мне сказали, что ко мне пришли. В дверях стоял улыбающийся Толя. Другая прическа, - волосы торчат вверх ежиком, - непривычно и надумано. Это был его первый приезд в Загорск. Приехал просто так и неожиданно, - мы не договаривались. Пришел ко мне домой, родители сказали, что я на дне рождения, и объяснили, как найти. Приятное сумасбродство, к концу института исчезнувшее совсем. И у него, и у меня. У Генки я был один. Много народа, столы буквой Г, полумрак. Курили уже легально, на балконе. Напротив симпатичная девушка с кавалером. Весь вечер держу ее в поле бокового зрения. Подолгу гляжу в глаза. Наконец, она глядит в ответ дольше положенного. Звучало «По волне моей памяти». «Я шел, печаль свою сопровождая. Над озером средь ив плакучих тая, вставал туман, как призрак самого отчаянья». На слове «отчаянья» на мои глаза навернулась пьяная любящая слеза. За вечер не сказали друг другу ни слова. И вот 1 мая. Из класса - Генка, Андрей, Надька Боганова, какие-то еще девчонки. С ними никогда не было ничего особенно. Вообще, с теми, с кем общался по необходимости (школа-институт, работа), отношения всегда получались формально-функциональные. Люди не имели пола и души. На день рождения Надя и девчонки были приглашены в раже пафосного прекраснодушия. Совершеннолетие! Разумеется, были свои - Лашков, Толя и Оля. Отец взял слово. Говорить он умел. Но, как говорится, не дай бог читать близким то, что ты там такое пишешь. Говорить родным проникновенные слова, все равно, что здороваться за руку. Кстати, вот и подарок! Магнитофон «Яуза-207» Стереофонический. Поздравительную речь отец записал на магнитофон. Понимаю, просто подарок - неинтересно, надо свершать магические действия. Отец успел записать на пленку еще и «По волне…». Писал с «Ригонды», моно, с динамика на микрофон - у радиолы не было современных разъемов. Папуасы и стиральная машина! Магнитофону я обрадовался несказанно. Первый личный магнитофон! Стерео! Держатель для двух микрофонов… Третья координата. На следующий день, трогая магнитофон, исследуя и переключая, я вслух и в уверенности говорил, что теперь-то, наконец, я ни от кого не завишу, на эту машину для записи и воспроизводства я потрачу столько времени, сколько необходимо, и запишу свои песни как мне нужно. Совершенно! Уже стояло праздничное марево. Ольга потом рассказывала, что отец, стоя с ней на балконе и уже изрядно пьяный, красиво говорил: бери Сережку и увози. И махал рукой за деревья вдаль. То есть, «брать» и «увозить» имелось в виду символически. Из семьи. Отец, после тридцатилетнего перерыва, вдруг начал курить. В один из моих приездов зашли Генка и Андрей. Сказали, что подождут на лестнице. Одеваюсь и выхожу – отец, улыбаясь, разговаривает с ними и курит! На улице Генка сказал, что отец просил не рассказывать мне об этом. Но я увидел раньше. Когда отец, выпивая, курил, - пьянел сильнее обычного. К вечеру ближний круг, - я, Оля, Толя, Лашков - поехали на Скобянку к Лашкову. Первое мая было неожиданно теплое (тридцать лет назад климат был холоднее, весной теплело позже). Поднимаемся по тротуару мимо гаражей и бани к ДК Гагарина на остановку автобуса. Светит солнце. Переходим дорогу. На мне та самая темно-синяя драповая косуха. Жарко, снимаю, как весной первый раз после длинной зимы наконец-то снимают верхнюю одежду. За вешалку кидаю через плечо. Остаюсь в рубашке. Обнимаю Ольгу за плечи. Мне пьяно и хорошо. На Скобянке топтались за Юркиным домом. Появилась Ольгина подруга Танька Кольцова. Играли в бутылочку. Целоваться отходили к глухой кирпичной стене. Когда Таньке выпадало целоваться с Толей, она жеманно ломалась и говорила «ну, не надо». Потом я оказался у Ольги в квартире. И совершилось совершеннолетие. Толя в это время лежал в квартире Лашкова в маленькой комнате и на полную громкость слушал родной винил «Child In Time» версии Ian Gillan band. У Лашкова была вертушка «Вега 101». Когда, после пропевания слов, небольшой гитарной импровизации и повтора последнего четверостишья, голос Гиллана взмыл на вторую, самую драматичную ступень своего знаменитого воя, Толя заплакал. Так потом потрясенно и рассказывал: слезы потекли сами собой. Тэги: мэмуар
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
|
Категория «Проза»
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
Популярные за сутки
300ye 500ye all believable blog cake cardboard charm coat cosmetic currency disclaimer energy finance furniture hollywood house imperial important love lucky made money mood myfxbook new poetry potatoes publish rules salad sculpture seo size trance video vumbilding wardrobe weal zulutrade агрегаторы блог блоги богатство браузерные валюта видео вумбилдинг выводом гаджеты главная денег деньги звёзды игр. игры императорский картинка картон картошка клиентские косметика летящий любить любовь магия мебель мир настроение невероятный новость обзор онлайн партнерские партнерских пирожный программ программы публикация размер реальных рубрика рука сайт салат своми стих страница талисман тонкий удача фен феншуй финансы форекс цитата шкаф шуба шуй энергия юмор 2009 |
Загрузка...
| Copyright © 2007–2025 BlogRider.Ru | Главная | Новости | О проекте | Личный кабинет | Помощь | Контакты |



