Сегодня 9 февраля, воскресенье ГлавнаяНовостиО проектеЛичный кабинетПомощьКонтакты Сделать стартовойКарта сайтаНаписать администрации
Поиск по сайту
 
Ваше мнение
Какой рейтинг вас больше интересует?
 
 
 
 
 
Проголосовало: 7278
Кнопка
BlogRider.ru - Каталог блогов Рунета
получить код
My personal blog.
My personal blog.
Голосов: 1
Адрес блога: http://abdullin.blogspot.com/
Добавлен: 2010-01-26 23:41:06 блограйдером rusfbm
 

Контроль разума / Control Factor (2003)

2012-10-07 03:01:00 (читать в оригинале)



Современное российское философское сообщество

2012-09-05 02:09:00 (читать в оригинале)

09 июня 2012 14:00/ все публикации Алексея Нилогова
 
При первом приближении философское сообщество предстает большой армией преподавателей философии и небольшим отрядом философов из академических структур РАН с присовокуплением некоторого неизвестного, но по частоте встреч с ними, довольно порядочного количества доморощенных, так сказать «стихийно-философствующих»[1]. Однако это лишь вершина айсберга. На деле существуют разнообразнейшие, формальные и неформальные объединения, обладающие разной степенью влияния на процессы распределения культурных капиталов, материальных средств и интеллектуальных репутаций.
Начнём с формальных структур организации философского сообщества. Во все, обозримые для нас времена истории философии, институционально привязанной к государственной системе образования, именно в последней сосредотачивалась реальная власть. Не исключение и современное российское философское сообщество.
Известно, что любое культурно однородное общество обладает сходными, общими, коррелирующими структурами (схемами, нормами, алгоритмами) в разных областях жизнедеятельности (политика, право, мораль, искусство, наука, философия и пр.) Это явление обозначается как «конгруэнтность» или общая культурно-нормативная проницаемость исторически-духовно однородного пространства и лежит в основе того, что называется «стиль жизни», «национальный характер» или ещё «габитус».
То, как организована во властном отношении страна на макро- и микроуровнях – воспроизводится и во всех прочих структурах, где власть более или менее формализована. Соответственно, наша сегодняшняя пирамидальная схема «вертикали власти», в которой большинство ресурсов влияния сосредоточено на вершине, явственно проступает и в формальных и полуформальных (добровольных, но имеющих какие-либо правовые признаки «юридического лица») организациях философского сообщества. Политическая же схема «Московия» обладает настолько очевидными пороками, что как ржа разъедает любые формы управления, в том числе и философским сообществом.
Самый главный из них, от которого производно все остальное – это постоянная кадровая привязка базовых административных структур к людским ресурсам коренных москвичей. Конечно, провинциалы всегда рвутся на «покорение Москвы», именно, кстати, из этого уродливого принципа комплектования власти, но для основной массы это кончается плачевно. Труднопреодолимые барьеры в виде московской прописки в советское время и баснословной стоимости жилья в постсоветской России по плечу единицам. Бюрократия же среднего и нижнего звеньев практически стопроцентно московская. Здесь, как вообще в природе, все идет по пути наименьшего сопротивления: зачем приглашать какого-либо выдающегося «варяга» из провинции, которому надо дать и квартиру и хорошую зарплату – средненькую работу сделает вполне средненький москвич, все и так, худо ли, бедно ли, но делается.
Еще какая-то справедливость присутствует в высшей, формообразующей власть политике. Жёсткая конкурентная борьба приводит к высшей политической власти в стране команды сильнейших (лихих людей, пробивных и пр.) на то время регионалов: из Днепропетровска, Ставрополья, Екатеринбурга или Санкт-Петербурга. Происходит обновление, «приток свежей крови» – и это время от времени спасает ситуацию. Однако то, что возможно в политике в силу её формообразующего характера по отношению к властным структурам и общественным отношениям вообще, крайне затруднительно в других, вторичных структурах. То, что иногда возможно в альфа-структуре власти – высшем политико-административном руководстве страны, невозможно в других производных и наиболее «омосковленых» структурах власти. Нового руководителя, взятого за личные заслуги из провинции (уж больно первые посты на виду) «играет» его московская свита и либо он принимает, как обычно, правила этой игры, либо его быстро выживают.
Конечно, в многомиллионном городе, особенно в развитой интеллектуально-художественной среде, существует на порядок больше талантливых людей, однако такие-то как раз и не нужны самовоспроизводящимся административным структурам Московии. Как известно, духовно развитый человек, в том числе и неординарные москвичи, не будет кичиться своей национальностью или же местом проживания. Лишь те, у кого нет ничего другого, делают столь вторичные признаки основой своей самоидентификации.
Кастовость, чванство «избранничеством по рождению», показуха, пустозвонство, гедонизм – те черты типажа серой массы московской бюрократии, которые будут тормозить, выхолащивать все «перестройки», «ускорения», «планы» идеалистов-регионалов, врывающихся в высшую политическую власть, будут отсасывать через вечно новые схемы перераспределения финансовых потоков существенную часть жизненных соков России.
Другая производная черта – реальное незнание, не вникание в суть того, что происходит в «колониях». Пока не случится нечто экстраординарное (авария, катастрофа, теракт, забастовка и т. п.) – на что демонстративно среагируют. В норме же гораздо важнее дела в самой метрополии, внутримосковские разборки.
Также по схеме «Московии» функционируют формальные и полуформальные структуры власти в отечественном философском сообществе. Здесь можно говорить о трех основных структурах: государственно-образовательной, государственно-академической и корпоративно-профессиональной. Рассмотрим вкратце особенности их функционирования в аспекте распределения власти и влияния в сообществе.
Под «властью» в философском сообществе мы понимаем определенные места – как в государственно-академической, так и в государственно-образовательной системах, позволяющие замещающим их лицам, в силу конгруэнтности с системно-властным положением, осуществлять контроль над соответствующей областью деятельности и проводить свою политику распределения ресурсов. Так именно в Москве, структурах гособразования (головные советы при министерствах, ВАК, УМО), отделах и секторах ИФ РАН принимаются решения, определяющие формы профессиональной (в нашем случае – философской) самодеятельности в регионах. Это – открытие-закрытие, перепрофилирование новых-старых специальностей, кафедр, факультетов, диссоветов, аттестацию, лицензирование, утверждение докторской степени, установление «правил игры» – в преподавании (дяди в МГУ, как по умолчанию самые умные) решают, что и как преподавать (госстандарты); в габилитации: номенклатура специальностей – «что» и правила, «как» защищать – непременно через ВАКовские списки журналов, пропорциональное большинство из которых московские.
Распределение культурных ресурсов: академические структуры, патронирующие в качестве экспертов крупнейшие отечественные фонды (РФФИ, РГНФ), определяют кому, как часто давать гранты, зарубежные командировки. Они же, контролируя центральные философские издания («Вопросы философии», «Философские науки», «Человек», «Эпистемология и методология науки», «Логос» и пр.) вольны решать: кому и как часто в них печататься.
С «властью», таким образом, понятно, она имеет общеполитическое происхождение. Несколько сложнее обстоит дело с вопросом об истоке «московского» интеллектуального влияния. Исток – в исконно центрированном положении столицы (отчасти и Санкт-Петербурга) не только в политическом, но ив интеллектуальном пространстве внимания. Москва – «на виду» в силу того, что традиционно здесь наибольшая концентрация российских интеллектуалов, многие из которых, не будучи профессиональными философами, собственно и составляют, так сказать «философский электорат» страны: да и «выборы» знаковых тем и фигур в философии происходят именно здесь. Организационно это подкреплено тем, что практически абсолютное большинство крупных издательств находится в белокаменной, отсюда же организуются потоки печатной продукции в провинцию.
Да, в Москве много талантливых людей, плюс она, как пылесос, отсасывает людей из регионов, обратный процесс эпизодичен и экстравагантен[2]. Всё же получить имя, репутацию в Москве несравненно легче, чем где-либо ещё в России – в зоне «московского внимания», практически тождественной в этом плане «российской». Это центральный интеллектуальный подиум: центральные журналы, подмостки дискуссионных клубов, академических семинаров, аудиторий МГУ. Нельзя сказать, что интеллектуальные репутации создаются самими «местами» (в ИФ или же МГУ), но на них талантливому человеку, которому есть что сказать, гораздо легче «засветиться», нежели за пределами Москвы. Засветиться именно благодаря феномену «московского интеллектуального подиума». Это предопределенно элитные места – потому, при оказии, провинциальные философы и стремятся к их штурму, это Олимп отечественного сообщества.
Речь идёт о «двуглавом орле российской философии»: ИФ РАН и философском факультете МГУ. Хотя каждая из глав управляет самостоятельными государственными структурами: академическо-философской и философско-образовательной, а люди, их составляющие, образуют по сути одну касту – в силу российского житейско-образовательного феномена «совместительства». Однако бесспорна приоритетность института философии РАН в этом тандеме – как численностью (280 сотрудников, 6 отделов, 20 секторов), как и качественным составом (4 академика и 6 членов-корреспондентов РАН, 100 докторов), так и монополизацией центрального философского печатного органа (Вопросы философии), вкупе с экспертизой РФФИ и РГНФ.
По количеству и качеству сотрудников, подразделений (19 кафедр) философский факультет МГУ почти не уступает ИФ, но у него другая зона компетенции: контроль над содержанием философского образования в стране. Учебно-методический совет философского факультета МГУ формирует программы преподавания философии и госстандарты через учебно-методическое объединение по классическому образованию России, структурным подразделением которого он является.
Следующий по влиятельности уровень в сообществе – философский Санкт-Петербург: философский факультет СПбГУ (180 преподавателей, 15 кафедр, 55 профессоров и 75 доцентов). Общеизвестно соперничество двух столиц, есть оно и в интеллектуальной сфере. Москва выигрывает скорее благодаря своей «подиумности» и административных преимуществ, в остальном (интенсивность, глубина, многообразие) философский Питер выглядит даже предпочтительнее (чего стоят только ежегодные «Дни Петербургской философии»).
Третий уровень власти и влиятельности в сообществе – провинциальные философские факультеты (деканы, профессура). Помимо собственных местных административных возможностей, они вхожи в московские кабинеты власти, личные знакомства и связи играют здесь определяющую роль. У меня есть информация о 13 философских факультетах, кроме МГУ и СПбГУ, 12 из которых расположены в крупных провинциальных госуниверситетах: Екатеринбурге, Ростове-на-Дону, Томске, Саратове, Новосибирске, Уфе, Волгограде, Владивостоке, Воронеже, Омске, Перми и Ижевске. Лишь первые пять, вкупе с философским факультетом РГГУ (Москва), могут похвастаться относительной чистотой своих философских рядов (кафедры по собственно философским дисциплинам), остальные вынуждены выживать за счет кооперации с культурологией, психологией, социологией, педагогикой, историей, информатикой и т. п.
Все они в 3–4 раза (по количеству преподавателей, профессоров, структурных подразделений) меньше двух столичных образовательных «монстров». Однако и здесь можно выделить «средние» факультеты – по 5–6 кафедр, 50–60 преподавателей и «малые»: по 2–3 кафедры, 20–30 преподавателей (Омск, Пермь, Владивосток, Воронеж, Новосибирск).
Наконец, 4 уровень, чье влияние исчерпывается стенами провинциального областного университета, в лучшем случае – рамками интеллектуальной жизни областного центра – кафедры философии вузов, в которых нет философских факультетов (то есть более широкой философской благодарной среды студентов). Это самый низ, предел, так как пирамидальная структура исключает сколько-нибудь действенного влияния на более высокие, не связанные непосредственной связью, уровни.
Подобная система сложилась исторически – и в досоветские, и в советские времена, воспроизводя традиционно-российскую схему властных отношений. Конечно, она консервативна, зависит от экономически бедственного состояния науки, образования в целом, ригидна, препятствует реальному развитию сообщества, ибо делает невозможной нормальную академическую мобильность и состязательность, только которые приводят к расцвету национальных философий. Изменить ситуацию могут лишь глобальные экономические и социально-политические изменения в России: рост благосостояния, что может кратно повысить бюджетное финансирование науки и образования; развитие реальной хозяйственной самостоятельности научных и образовательных структур, академических свобод; наконец, рассредоточение власти и влияния в некие значимые провинциальные центры (Екатеринбург, Ростов-на-Дону, Новосибирск, Томск, Красноярск, Владивосток, национальные и федеральные университеты).
Позитивные перемены однако уже начались. Началу демократизации сообщества способствовало создание (воссоздание) полуформальной массовой организации – Российского философского общества. С одной стороны, это по преимуществу профессиональный союз (хотя здесь есть и не профессиональные философы, а сочувствующие и увлечённые), но не имеет экономических функций «защиты трудящихся», представляя собой скорее клуб по координации интересов и обсуждению насущных профессиональных и общественно значимых проблем.
Это новая демократическая структура возникла объективно, вне желания своих организаторов, как оппозиция традиционной власти ИФ и философского факультета МГУ. Это достигается за счет подчеркнуто демократической политике руководства (равенство всех территориальных сообществ и групп) и демонстративной ориентацией на регионы. Это дало мощный эффект роста рядов РФО и популярности его печатного органа (Вестник РФО), хотя сначала и снисходительно игнорировалось традиционными центрами власти и влияния в философии. Два «кита» РФО сегодня – его первый вице-президент и «Вестник». Первый смог стать реальным демократическим лидером, понявшим потенциал новой силы («региональной философии»), второй стал журналом новой формации – не академическим, а именно «клубным» – коллективным организатором, пропагандистом и зеркалом сообщества. Не только читать умные статьи московских светил, но многочисленные, пусть часто и маловразумительные, публикации со всех философских городов и весей России: что и где происходит, где живут, чем занимаются твои коллеги по выпускному факультету, чем озабочены профессор из Хабаровска или доцент из Самары. Конечно, по качеству публикаций «Вестник» временами уступает толстым центральным философским журналам, зато сюда можно попасть и выразиться представителям немосковской философии. На это, кстати, постоянно указывает его главный редактор: «Мы – зеркало именно российской философии – такая вот она – разная, непричёсанная, во многом даже порой удручающе полуневежественная».
Этот «бунт» имеет, конечно, свои пределы, хотя бы потому, что РФО числится состоящим при Президиуме РАН, но, вместе с тем, он уже привлек на свою сторону некоторых деятелей из академических структур. Они увидели, что в традиционном раскладе появляется новая реальная сила, как одно из следствий какой ни какой, но демократизации и первых эмбрионов гражданского общества, – организационная и теоретическая самодеятельность регионов. В коей веке консолидация сообщества идет не только привычно через центральные структуры, а в глубинке и на местах. Региональные отделения становятся, в разной степени успешности, объединяющим началом для разбросанных по кафедрам разных вузов преподавателей философии, которые ранее идентифицировали себя лишь с московскими журналами и московскими же философскими фигурантами. Появляется действительная местная философская жизнь, местные философские (как правило вкупе с художническими, литературными) субкультуры.
За 16 лет существования (с 1992) РФО прошла путь от вначале сугубо «московского проекта» до действительно общероссийской организации с более чем 5,5 тысяч членов, 118 территориальными отделениями, 49 секциями и семинарами[3]. В отделениях организуются дискуссионные клубы, постоянно действующие семинары, исследовательские группы, философские кафе, становятся регулярными областные «философские чтения», симпозиумы, проведение «Дня философии ЮНЕСКО» (третий четверг ноября). Структурные подразделения РФО заводятся своими печатными органами[4], создают свои Интернет-сайты.
Недостатки РФО производны от его достоинств. Массовость порождает, как в толпе, анонимность, отсутствие четкого идейного профиля, крайне слабое развитие вертикальных связей между самими региональными отделениями помимо «организующего и объединяющего». Как большая толпа объединена скорее общей нуждой (хлеба и зрелищ, к примеру) либо харизмой лидера, так и РФО пока еще объединена скорее общим ознакомительным интересом и энергетикой первого вице-президента. Сверхдемократизм в отношении того, «кто с кем объединяется» и «по любым поводам» порождает общую организационную рыхлость, неравноценность отделений ни по количеству, ни по их качеству. Как и в толпе – вроде бы все равны, но реально на виду – самые голосистые и амбициозные. В 11 регионах отделения дублируются (вероятно, борьба местных амбиций). На одну доску «отделения» ставятся такие как Саратовское (173 человека), Башкирское (176 человек), Алтайское (116 человек), Волгоградское (142), где мы видим количество членов за сотню, и со столь же звучными названиями «отделения», где насчитывается либо три человека (Череповецкое, Узбекское), либо пять (Иркутское, Адыгейское)[5]. Тоже самое и по секциям, из 49 – 13 заявляют о своем численном составе в 3-4 человека, 26 вообще дипломатично отмалчиваются по этому вопросу. И наряду с вполне уже известными «брэндами» как «Международный институт Александра Богданова» или «Философии устойчивого развития» можно видеть секции с такими, прямо скажем занятными, названиями, как «искусство движения» (для философов?) или «логология».
Коммуникация, как известно, занимает очень важное место в науке, в жизни научных сообществ. Профессиональная социализация у активных исследователей, продуктивных ученых продолжается постоянно, не ограничиваясь лишь периодическими курсами переподготовки, повышения квалификации. Проще говоря, чтобы «быть в форме»: знать последние идеи, разработки, быть способным в любое время написать самостоятельную работу – надо и постоянно читать научную периодику, и регулярно «разминаться» тезисами и статьями, и, может быть самое важное поддерживать личные связи, знакомства с теми коллегами, которых ты уважаешь, ценишь именно прежде всего за то, что от них получаешь, что редко можно получить от статьи или книги (те должны быть ну уж очень хороши).
Высококлассные специалисты, с которыми у вас приязненные или даже дружеские отношения могут дать вам не просто какие-то знания – здесь сразу сводка, квинтэссенция ситуации или проблемы, передаваемая понятным, а не-птичьим языком категорий, из чего вы сразу можете уяснить для себя суть дела. Но главное даже не в этом, а в той эмоциональной энергии, которая рождается из общения, дискуссий, дружеской критики и подтруниваний, и является необходимой «экзистенциальной подпиткой» для учёного, остающегося затем один на один с чистым листом бумаги или же экраном монитора[6]. Решение проблемы, разработка гипотез происходит гораздо более интенсивно, когда человек охвачен творческим энтузиазмом, источником которого не может быть только собственное ego: вы всегда с кем-то мысленно спорите, что-то кому-то доказываете, опровергаете, превосходите, как вы полагаете, в чём-то; кому-то адресуете свои послания, предвкушая их реакции интеллектуального удовлетворения, раздражения и т.п. И, как правило, эти самые «те» – ваши друзья, коллеги, соперники, кого вы держите в голове, кто вас чем-то задел, бросил вызов, раззадорил, похвалил, задел за живое[7]. Таким образом, необходимая благодатная эмоциональная подпитка научного творчества происходит в коммуникации, причем, заметим, более в неформальной её плоскости[8].
Каковы особенности формальной и неформальной форм коммуникации в современном отечественном философском сообществе? Всех этих конференций, статей, семинаров, рецензий, журналов, монографий и защит диссертаций?
Конференции – самый массовый и публичный вид научной коммуникации. Воображение и амбиции организаторов присваивают им (симпозиумам, семинарам, школам, чтениям, съездам, круглым столам) самые разные велеречивые характеристики: научная, научно-теоретическая, научно-практическая, международная, всероссийская и т. п. Однако по сути это собрание нескольких десятков человек, которые загодя присылают свои небольшие работы, имеющие какое-то касательство к теме мероприятия, соглашаются принять участие в некоем заведенном ритуале, который, как правило, заканчивается еще и озабоченным принятием каких-то рекомендаций, которые никто никогда не выполняет. Тем не менее, под это довольно охотно дают деньги, а ученые изредка пользуются возможностью поездить и повидать страну и коллег[9].
По своим «жанрам» бывают следующие конференции.
→ Стабильно тематизованные, то естб выдерживающие некоторое, достаточно длительное время, какую-то одну тему, одно направление. Как правило, они существуют «под лидером», представляя группу в разной степени индоктринованных и концептуально зависимых от лидера людей. Стабильно тематизованные конференции могут быть либо «мемориальными» – «Чтениями» в честь философов, признанных группой учеников и последователей «выдающимися», являясь формой «бронзовения», либо «актуальными» – когда лидер жив и активно пропагандирует свое учение, создавая «постоянно действующие» семинары, школы, клубы. Надо отметить, что это довольно действенный механизм создания научной репутации – молодежь устремляется сюда как бабочки на огонек в ночи: они жаждут веры, обожания, истины в последней инстанции и избранности приобщения к ней. Для романтиков, обуреваемых неясными предчувствиями собственного великого предназначения, истины и новые идеи обретаемы не в академической рутине, а в некоей конфронтации, в необычном, эзотеричном, излучающем уверенность и метафизическое глубокомыслие лидере. Группа обособляется в сознании своей неординарности и глубины, идеи лидера, даже самые завиральные, но банальные по сути, как и его имя, становятся эмблемой их единства.
→ Другой жанр конференций – философские внутридисциплинарные: этике, онтологии, философии науки, истории зарубежной или русской философии мн. др. Здесь собираются в основном узкие специалисты и тем они, собственно и интересны друг другу – не нужны соответствующие долгие вводные экскурсы для неспециалистов, категориальные растолковывания.
→ Весьма любопытен феномен «общего сбора» – Российского конгресса по философии, коих состоялось уже 4. Сам брэнд «большого сбора», «смотра сил» обуславливает для тех, кто участвует в нём, очно либо заочно, формат конфигурирования диспозиций: «политической» и «интеллектуальной» влиятельности в сообществе. Диспозиция вовсе не означает манифестацию действительного, наличного в данное время соотношения позиций в поле интеллектуального внимания – многие просто игнорируют подобные мероприятия, сознавая, что не обладают необходимыми административными или организационными ресурсами для участия в игре, определяемой «большими боссами» от философии.
Идет нешуточная подковерная борьба в виде переговоров, уговоров, компромиссов и торгов. Как в своё время советологи и просто проницательные люди по порядку перечисления членов Политбюро, состава ЦК, комиссий, порядку расположения людей на похоронах лидера, угадывали расклад влиятельности, так и сейчас многое скажет сведущему человеку состав оргкомитета, Программного комитета конгресса, состав докладчиков на пленарных заседаниях, фамилии руководителей секций и круглых столов. Соответственно, «смотр сил» превращается в состязание статусов, амбиций, где удовлетворенные притязания указывают на признание (завоевание) влиятельности в том или ином внутридисциплинарном направлении, особых прав (заслуг) в какой-то теме (по сути, её приватизацию имяреком в качестве почти «главного специалиста»). Отсюда страсть непременно организовать, то есть легализовать на «общем сборе» данные притязания, свои круглый стол, коллоквиум, возглавить секцию и т. п. Потому программа конгресса – это всегда и «политический документ». Особую интригу конгрессам придает и то обстоятельство, что здесь переизбираю состав правления РФО, что уже прямо сообщает ему некую политическую окраску.
→ Наконец, наиболее интересные, более свободные от лидерских и «политических» страстей, от «профессионального кретинизма» специалистов – конференции «с изюминкой», посвящённые какой-нибудь нестандартной теме: ревность, мода в философии, феномен компиляции или же образ русского человека в «Бхагавадгите». Здесь резко уменьшается число заявок (тезисов) от узких специалистов, так и от людей, которые многие годы распечатывают свои пожелтевшие защищенные диссертации, посылая их (ведь надо же отчитываться!) на бесконечные, безразмерные, нетематизованные конференции типа «Актуальные проблемы (вопросы) … чего-то там», или «Методология науки в современном мире», или «Человек, мир, вселенная». Ясно дело, что на конференции «с изюминкой» штампованные материалы «К вопросу о чём-то там» не пойдут, да и автор постыдится посылать такое туда, где требуется хотя бы относительный кругозор и хотя бы минимальный креатив.
Тезисы философских конференций – и не только, думаю, у нас, представляют собой, как правило, малоинтересный и малополезный интеллектуальный продукт. Они, в массе своей, либо удручающе банальны, либо малоинформативны. Все дело, похоже, в специфике самой философии, вернее ее имманентного способа представления своих смыслов. Даже самые гениальные философские вещи, будучи представлены на двух-трех страничках, превращаются в некие катехизисы, малопривлекательные для интеллектуального гурмана. Философские произведения интересны своей нарративностью, композицией, сюжетами, умелым их представлением, использованием приемов, позволяющих удерживать внимание воспринимающего. Философия – по определению занятие довольно многословное[10] и его суть, как говаривал Гегель, передаваема именно в удержании плавного движения мысли, в пошаговой демонстрации, «развёртывании» – тогда и возникает искомое интеллектуальное удовлетворение, удерживаемое запечатлевание истории данной мыслительной конфигурации – собственно и сообщающее эффект «серьёзности, основательности» конструкции, претендующей на нечто метафизическое. Такое возможно минимум в объемистой статье, но вряд ли в тезисах даже гениального автора. Конечно, эта характеристика не касается логиков, математиков или естествоиспытателей – у них своя специфика.
Хотя конференции и разнятся по жанрам, однако поведение их участников одинаково и следует некоторым устоявшимся паттернам. Пленарные доклады послушать почитается за долг: всё-таки ведь на конференцию приехали и здесь организаторы всегда стремятся показать товар лицом – выставить наиболее внушительные силы. В отношении посещаемости остального – заседаний по секциям, армия посетителей конференций распадается на две неравные части: большинство, которое справно посещает многие секции и, как минимум, свою, и манкирующее меньшинство. Большинство – это организаторы и «упорные». Организаторам волей-неволей приходится высиживать томительные часы, тихо кляня про себя исправно сидящих «упорных» в очереди на свое эпохальное выступление. Минутная стрелка нехотя движется по циферблату под убаюкивающие разглагольствования очередного оратора, который, как всегда, только входит в раж и не успевает связать свои мысли и лишь приближается к своему сокровенному, когда ведущий облегченно и радостно-мстительно возглашает: «Регламент!»
Упорное большинство условно можно поделить на три категории. Большая часть – это соискатели степеней, молодые и пожилые, напряжённо вслушивающиеся в каждый доклад, беспокойно рыщущие в поисках новой литературы, еще верящие в то, что идеи можно найти, а не придумать их самим. Наиболее смышленые из них искательно путаются под ногами светил и профессуры, задают подобострастно-дурацкие вопросы.
Другая категория «упорных» – непроходимые тугодумы, полагающие, что поток словопрений, воспринятый целиком, их действительно как-то обогатит. Это те, кто читает все философские книжки подряд и от корки до корки, прочитывают всю философскую периодику – они все знают и всегда в курсе, не сказал бы правда, что это как-то сказывается на их аналитических способностях и продуктивности.
Третья категория «упорных», самая меньшая, – это весьма странные люди, как правило не из ряда профессионалов, но постоянно посещающие философские мероприятия. Они также странновато одеты и прямо-таки излучают странность. Никто не знает, что у них в головах и задаваемые им вопросы лишь затемняют ситуацию. Благо, что они довольно смиренные и охотно подчиняются моментально распознающим их организаторам, быстро успокаиваются.
Меньшинство или «бывалые» кроме пленарных делают обычно одну-две «ходки» либо в те секции, где их тематически заинтересовал какой-либо доклад, либо на докладчика, имеющего высокую интеллектуальную репутацию. Они-то знают, что основные события конференции разворачиваются в её неформальной части: общении по вечерам в гостинице с друзьями и новыми знакомыми по цеху, либо на банкете. Впрочем, в любом случае, интеллектуальная жизнь на секциях имеет обыкновение потихоньку затухать уже ко второму дню проведения конференции, ближе к обеду.
Докладчиков, представляющих почтенной публике своё потаенное, можно разделить на две категории: тех, кто читает по бумажке и импровизаторов. Самые нудные из первых слово в слово зачитывают свои уже напечатанные тезисы и доставляют толику удовольствия разве что тем, кто отслеживает по сборнику правильность озвучивания. Благоразумные сокращают подготовленное – по ходу дела и по реакции зевотного оцепенения слушающих, отрываясь от чтения и даже позволяя себе перефразировать написанное. Их сообщения представляют интерес, если они, даром что «благоразумные», хотя и не обладают даром импровизации, подготавливают несколько иное, чем то, что было предложено организаторам в печать.
Конечно, легче и непринужденнее воспринимаются импровизаторы, однако и здесь не так все однозначно. Есть импровизаторы – просто говоруны, способные говорить долго, с жаром и ни о чем. Вначале их слушать приятно, многие просыпаются, они веселы, забавны, однако после первых пяти минут начинает охватывать недоумение от непонятной веселости затейника, переходящее затем в досаду от пустой риторики. Особо комичны из них позеры с интенсивной жестикуляцией, картинной модуляцией голоса, у которых пафосный стиль речей с претензией на академическую вальяжность обрамляет всегда посредственное содержание. Однако подлинные именины сердца, интеллектуальная отрада – редкое выступление импровизатора, соблюдающего правила дискурса, у которого живость и глубина достигаются размышлениями вслух – естественно заранее продуманных, но каждый раз воспринимаемых как рожденные у вас на глазах. В любом случае, значительность доклада определяется, как правило, его провокативностью (но не пустоватеньким эпатированием) и коррелирует с количеством вопросов, задаваемых аудиторией, градусом их эмоциональности. Если «завёл» – значит зацепил, значит запомнят, будут и в дальнейшем интересоваться.
Но вот дни, наполненные работой или беготней позади и конференцию венчает банкет. Сей венец имеет значение, сопоставимое с предшествующими днями трудов и забот. Если в прежние дни неформальное общение замыкалось, растекалось ручейками по группам и гостиничным номерам, то в последний день оно сливается в единую полноводную реку, обставленную шведскими столами с кушаньями и горячительными напитками. Здесь, у одного демократического стола стоят люди разных степеней и званий, больших и малых репутаций, как мальки снуют стайки студентов и аспирантов. Как во всеобщей карточной игре тусуются визитки, обнаруживаются старые знакомые, один представляет другому своих протеже, заключаются сделки по обмену оппонированиями, рецензиями, идет реклама новых журналов их редакторами, почтенных академиков и светил окружают толпы млеющих от такого счастья интересантов.
Чем больше конференция (где естественный предел – конгресс), тем быстрее заканчивается банкет. Редкий бюджет большой конференции может выдержать такие многочисленные орды халявщиков, а принцип демократизма воспрещает устраивать элитарные банкеты. Потому когда ученые толпы с победными возгласами устремляются в заветным шведским столам, тотчас начинается «обратный отсчёт». Всего становится меньше и меньше, причём с ужасающей скоростью – вначале выпивается все шампанское и вино, затем кончается коньяк и водка, под конец сметаются и все бутерброды. Спустя час с небольшим на столах лишь объедки, снующие полуголодные, разочарованные новички и тесно сомкнутые группки бывалых, которые, целеустремленно подготовив во всеобщей сутолоке стратегические запасы пищи и алкоголя в своих закутках, теперь могут еще пару часиков непринужденно общаться, иронично косясь на броуновское движение новичков. Право, люди лучше узнаются в этой полноводной реке неформальной научной коммуникации, нежели во всех остальных ситуациях формальной. «Вино, – как говаривал Владимир Соловьёв, – прекрасный реактив. В нём обнаруживается весь человек: кто скот, тот в вине станет совершенной скотиной, а кто человек, тот станет выше человека»[11].
Замкнем тему неформально коммуницирующих групп в отечественном философском сообществе рассмотрением понятия «невидимый колледж» в применении к нам. Само понятие довольно высокопарно и не совсем адекватно, подвергалось дельной критике: «учёный часто принимает заметный ему фрагмент большой коммуникационной сети [ограниченной горизонтом его собственных контактов с другими учёными – В. К.] за свой собственный «невидимый колледж», по с

Идеология как важнейший фактор управлений культурой

2012-09-04 04:03:00 (читать в оригинале)

В.А. Чудинов, доктор филос. наук, профессор (ГУУ, Москва)

  
 Аннотация
  
В статье показана роль разных идеологических компонентов, влияющих на развитие российской культуры: мифологии, религии, права, представлений о защите Родины, народной символики и антропонимики и ряда других. Производится сопоставление идеологии России и идеологии США. Показано, что распространение идеологии США в России ведет к пагубным последствиям для русской культуры.
Ключевые слова: идеология, русская идеология, идеология США, культура,
Проблема управления сферой культуры в разных странах решается по-разному, а финансирование и культурная политика выстраиваются в зависимости от идеологии того или иного обществ. В таких странах как Великобритания, Франция, Германия, Польша и т.д. преобладает один этнос, и задачей, как общества, так и государства, является максимальное обеспечение процветания его культуры. Напротив, в такой полиэтничной  стране как США, появился термин «американский народ», поскольку уже третье поколение иммигрантов забывает культуру страны своих предков и усваивает культуру США. Следовательно, здесь не приветствуется бережное отношение к англо-саксонской или африканской культуре, а тем более, к культуре коренных жителей - индейцев, зато высоко ценится именно культура последних двух веков, начиная от эпохи колонизация Северной Америки европейцами. Это - как бы два полюса идеологии культуры - культура одного этноса или культура вновь созданной исторической общности.
Проблема культуры России. Название РУСЬ сохранялось до 1721 года, при Петре I  появилась Российская империя, или, сокращенно, Россия. Переименование («Российская» вместо «Русская») было произведено не случайно: Пётр стремился «прорубить окно в Европу», то есть, отменить русские ценности и ввести вместо них ценности европейские. И до определенной степени это ему удалось. Следующий удар по русской культуре нанесли большевики с их теорией «пролетарского интернационализма». Дело в том, что до широкой индустриализации, в которой очень нуждалась царская Россия, руки у царского правительства не дошли, так что пролетариата как мощного класса в России не существовало. Да и по оценкам основного идеолога марксизма, Карла Маркса, Россия являлась классическим образцом феодализма, а пролетарскую революцию он предвидел в Великобритании. Так что к сомнительности учения марксизма вообще добавилась сомнительность марксизма применительно к России. Однако марксизм всё же представлял собой идеологическую систему, которой не было у царского правительства.
Когда-то, при Рюриковичах, а затем и при первых Романовых, включая Алексея Михайловича, такая система существовала. Однако его дети, Софья и Пётр, каждый по-своему, мечтали о вестернизации русской идеологии, и, в конце концов, своего добились. К началу ХХ века от некогда мощной русской идеологии остались рожки да ножки: пресловутая формула «За веру, царя и отечество». Вера в XVII веке была заменена; некоторые островки христианства были переименованы в центры принятия христианства на Руси, вера из ведической стала христианской уже в качестве общероссийской, тогда как старая вера была объявлена вне закона и на нёё были организованы гонения стараниями патриарха Никона. Исчезла и царская власть; само слово ЦАРЬ было соединением слов ЦЕ ЯР, то есть, ЭТО НАМЕСТНИК ЯРА. С исчезновением при Алексее Михайловиче ведической религии было бы странно именовать первое лицо в государстве наместником ведического бога Яра; однако российская государственная власть не хотела иметь над собой и власть христианского патриарха, поэтому было провозглашено светское государство Российская империя, а император вовсе не считался «помазанником божьим», хотя последние императоры желали видеть себя одновременно и русскими царями. Но русскими они при всём желании себя назвать не могли, ибо после Петра Первого на русском престоле воцарились или полукровки, или чистокровные немцы. Осталось только «отечество», однако в 1922 году название «Русь» или даже «Россия» было устранено. Теперь под ним стал пониматься Союз Советских Социалистических республик. Появилась и «Советская Россия», но как одна из 16 (позже 15) равноправных республик. В этом смысле она считалась ничем не лучше Киргизии или Туркмении, своих отсталых национальных окраин. А затем была принята доктрина о том, что уровень культуры этих окраин должен повышаться. Само по себе это неплохо, однако никто не озвучил, что повышение культуры окраин достигалось за счет денежных средств Советской России. Чего мы достигли на этом пути, стало видно после развала СССР: в Туркмении при Туркмен-Баши диплом советского вуза (5- или 6-летнее образование), а также самых престижных западных вузов (например, Сорбонны), стал котироваться ниже туркменского вуза с 3-хлетним образованием (где на первом курсе студенты изучали в основном семейную хронику Туркмен-Баши под названием «Рухнаме»). По сути дела уровень образования ПТУ (2 года профессионального обучения) стал считаться престижнее уровня вуза. Мне как философу ясно, что за 70 лет искоренить национальные ценности невозможно, и как только Туркмения перестала зависеть от Москвы, она вернулась почти к тому уровню понимания культуры, который там был до революции 1917 года.  Так жертвы России по искоренению феодализма окраин стали напрасными.
Я показал, что все три составные части формулы «За веру, царя и отечество» были заменены на нечто иное, поскольку вера, царь и отечество оказались утерянными. Однако идеология в СССР стояла выше политики, как это и должно было быть. Правда, понималась она не «в интересах Руси» (русского этноса»), а «в интересах советской власти», то есть власти людей разных этносов, вовсе не заботившихся о русском народе. Однако вместо гибкого решения идеологических вопросов на первый план выходила верность политическому режиму, хотя всё должно было пониматься наоборот: у власти должен был стоять тот режим, который удовлетворял русской идеологии. Поэтому развал СССР с его идеологическим давлением воспринимался населением позитивно; казалось на первых порах, что к власти пришел истинно русский человек, который понимает русскую душу. Однако русского у Эльцина оказалась только переделанная фамилия (Ельцин), да пагубная страсть к спиртному. Я не буду перечислять всех прегрешений Ельцина перед русским народом (этот суд истории когда-нибудь состоится), замечу лишь, что в смысле идеологии он перешел от одной крайности к другой: от злоупотребления ею в советское время до полного искоренения. Перефразируя известную фразу «Кто не хочет кормить собственную армию, будет кормить чужую», получим иную: «Кто не хочет исповедовать собственную идеологию, будет исповедовать чужую». Деидеологизация России - это ее полное разоружение перед лицом идеологии западной. Но тут возникает вопрос: а была ли в допетровской России какая-либо идеология?
Краткий очерк русской идеологии. Идеология на Руси была, и ее остатки сохранились в народном сознании, в народной мифологии, а также в надписях на камнях, скалах, в виде геоглифов. Вот ее черты: в философии - объективный идеализм. Первична не идея и не абсолютный дух, а иные миры. Наш мир, или мир Яра, зависим от мира Макоши, или тонкого мира, к которому относятся некие иногда видимые или фотографируемые сущности типа макоидов, привидений, ликов в облаках, дыму и других тонкодисперсных субстанциях. Существует также тонкий мир Рода, духовный мир предков, которые помогают живущим как в мирное время, так и на войне. Кроме него, имеется мир Мары, мир душ умерших и еще не родившихся. Тот, кто выполняет указания тонких миров, живет долго и счастливо.      В юриспруденции: существует традиция или «кон». Всё, что выходит за пределы кона есть «закон». Закон ниже кона, поскольку он искусственный, тогда как кон есть естественное, божественное установление. Вор может быть в законе, праведник - никогда. Кон существовал искони, испокон веков, и наша жизнь стоит на кону. Кон отчасти выражался в традициях, отчасти - в копном праве. Права личности всегда ограничены правами общества, личность не может сильно выделяться из общества ни внешностью, ни манерами, ни доходами, ни образом мыслей. Все проблемы решаются соборно, сходкой наиболее авторитетных представителей рода, на вече. Высший нравственный принцип - справедливость. Ей приносятся в жертву комфорт, страсти и фантазии личности. В пределах общины или рода существует не свобода, а воля - возможность совершать поступки в интересах личности, не нарушая традиций и интересов других членов общины. Величина достатка той или иной семьи зависит от решения общины. В вероисповедании: существовало представление о четырёх богах, ответственных за четыре мира: о Макоши, Маре, Роде и Яре. Боги имели как антропоморфный, так и зооморфный облик. Так, Макошь имела облик белой медведицы, Мара - в основном козлика, но также собаки, кошки, лисы, даже обезьяны; Род - облик льва, Яр - льва, сокола и тура. Во времена неолита и позже возникли многие иные боги. У каждого бога существовал свой тип камня, который играл роль большой иконы, так что поклонялись не камню, а через него - богу. Кроме того, бог Яр отождествлялся с Солнцем, Мара - с Луной, так что моления на эти космические тела не может характеризовать древних русских людей как солнцепоклонников или лунопоклонников, что вполне справедливо для более поздних времен. Просто эти тела были посредниками в связи людей с богами. За отступление от божественных канонов (кона) на том свете душу человека ожидало Пекло. Сохранились до сего дня остатки древних русских святилищ, однако чаще всего - в редко посещаемой местности (в высоких широтах или на вершинах гор), но иногда и в черте города в виде искусственных холмов (например, в Торжке), а также в виде древней отделки нынешних христианских храмов, которые первоначально были ведическими. До сих пор встречаются на первый взгляд христианские иконы, на которых можно прочитать слова не «Дева Мария с Иисусом Христом», а «Мара с младенцем Яром». Священными книгами русского вероисповедания были «Веды», а сама вера - ведической. Подражания ей в Греции и Риме называются «язычеством»; это - бранное слово у христиан, которые стараются уничтожить все остатки русского ведизма, хотя когда-то относились к нему весьма дружелюбно. Гонения на русскую старую веру начались только с Никона.   В социологии: на Руси существовал не первобытнообщинный, а развитый общинный, или иначе говоря, храмовый строй. Он остался вне рамок изучения классической политической экономии, поскольку политэкономия, наука последних 2-3 веков, базировалась на опыте Западной Европы, весьма краткосрочной практике существования западноевропейских государств. Подлинной историографией Руси, начиная с преобразований Петра Первого, никто не занимался. Центрами религиозной, научной, административной, финансовой и прочей жизни являлись храмы русских богов. В них же сосредотачивалась и деловая, хозяйственная жизнь, из них постепенно выделялись мастерские и мастера, больницы и аптеки, конторы ритуальных услуг и центры чеканки денег. Все сотрудники храмов были жрецами разного уровня, и за свою деятельность отвечали не перед людьми, а перед богами. Поэтому их было невозможно ни подкупить, ни уговорить на неправедные дела. В области народной истории: наиболее счастливым периодом считается череда царей последних Рюриковичей и первых Романовых, где наиболее интересными оказываются фигуры Ивана Четвёртого и Алексея Михайловича. Последнего не принято изображать в произведениях литературы или киноискусства, а из первого те же средства культуры сделали монстра. На самом деле Иван был Грозным только для иностранных правителей и своих врагов. При нём были восстановлены многие русские земли. До сих пор, когда речь идёт о сказках, то иллюстрации к ним, а также мультипликационные фильмы сказочного содержания  иллюстрируются одеждой персонажей и архитектурой городов и теремов именно XVI-XVII веков, даже если речь идёт о Киевских князьях. Это был период наиболее зажиточной и комфортной жизни, когда простые крестьянки носили сафьяновые сапожки и золотые украшения, а у каждого крестьянина имелись кожаные сапоги, в то время как Европа погрязла в нищете. Отчасти это было потому, что на Русь не допускали инородцев. В лаптях русские люди стали ходить только при Петре Первом и позже. Тогда же и позже иностранцы и инородцы получили возможность не только проникновения на территорию России, но и на занятие важных постов при дворе, в армии, в научных учреждениях, в меняльных конторах и банках. Начался период постепенного отторжения русских людей от управления Россией. При Петре Первом исчезло и название «Русь». В геополитике: названия многих  географических объектов не только в России, но и во многих Европейских странах являются русскими. Так можно найти огромное количество русских названий на территории Германии; даже название области «Пруссия» есть русское слово «Порусье»; таким же словом является и этимология слова «Перуджа» в Италии. Можно было бы очень долго перечислять эти русские названия - свидетельства того, что Россия прежде занимала всю Западную Европу. То же самое можно сказать и о многих территориях Азии. Иными словами, более тысячи лет назад Русь занимала всю Евразию и была самой могучей державой на Земле. Отсюда - понимание Русью ответственности за весь миропорядок на Земле, и понимание особой, мессианской роли русского народа. Русь всегда, за исключением нескольких последних веков, была на Земле державой № 1, и русские никогда не смирятся с ролью державы № 164 или № 150. В области государственного устройства: на римских монетах можно прочитать, что русское слово ЦАРЬ соответствовало римскому понятию ИМПЕРАТОР (а вовсе не римскому понятию «царь», которое для русских соответствовало понятию «великий князь»). Однако по самой этимологии слово ИМПЕРАТОР соответствовало понятию «верховный владыка», тогда как слово ЦАРЬ понималось как ЦЕ ЯР, то есть, «представитель бога Яра на Земле». Это был не верховный правитель, а верховный жрец, первосвященник, и одновременно помазанник божий. И он «правил» (а не владел) «державой», то есть совокупностью родовых самоуправляемых общин, а вовсе не государством, то есть, не совокупностью коррумпированных чиновников. И его «венчали на царство», то есть, доверяли ему судьбу всей страны за ответственность перед богом. В области самообороны: каждая родовая община защищала себя сама, так что враг после нашествия имел дело не столько с русской армией, сколько со всем населением. И если у армии по разным причинам, связанным в основном с нерадивостью чиновников, могли быть временные неудачи, то покорить русский народ целиком не представлялось возможным ни в какие эпохи. Даже в завоеванной врагом местности возникали партизаны, которые продолжали бороться с неприятелем в тылу врага. Наряду с этим существовали и особые пограничные отряды, казаки, которые являлись  и родом войск, и служилым слоем общества. Наконец, существовало и регулярное войско, рать, где воины являлись профессионалами.
У профессиональных русских воинов имелись особые приёмы ближнего боя, после которых все восточные единоборства с ударами ногами оказывались бледными. Кроме того, существовала особая техника бесконтактного боя, когда враг падал за несколько шагов до русского воина без видимых причин. Таких боевых навыков не было ни у одного народа мира. В области русского языка:  родной язык считался лучшим языком мира не просто потому, что он свой, а потому, что по все показателям (фонетике, словообразованию, лексике, грамматике, синтаксису) превосходил другие языки мира. В нём существовали очень древние слова, смысл которых с трудом улавливался, существовали и слова, заимствованные из других языков, но понимаемые  по-русски. Кроме всего прочего - это древнейший язык человечества.  В частности, существовала сугубо  русская антропонимика, где люди назывались Святослав, Владислав, Доброслав, Милослав, Честьслав, Ярослав, Ярополк, Яромир, Владимир, Светозар,  Ждан, Неждан,  Святополк, Светлана, Вера, Надежда, Любовь и т.д. Более того, даже заимствованные имена имели массу уменьшительно-ласкательных вариантов, например, Анна: Аня, Нюра, Нюся, Нюша, Аннушка, Анечка, Нюрочка, Нюшечка и т.д.В области русской мифологии:  до сих пор сохранились пережитки ведического понимания не только богов, но и духов разных сред - леших, боровиков, водяных, русалок, домовых, дворовых, кикимор и т.д. Имеется вера в священные места в избе (например, красный угол), а также места сосредоточения тёмных сил (чердак, подпол, место за печкой).  Существует народный календарь с народными праздниками (колядованием, Масленицей,  днём Ивана-Купалы, днём Велеса и Перуна), а также народными играми (хороводом, «ручейком», прыжками через костёр и т.д.), и специальной праздничной пищей. Десакрализованной мифологией являются народные сказки, где действуют животные или одушевлённые предметы, например, Колобок. На русских сказках у детей вырабатывается русское мировоззрение.
В области бытовой символики: крестьянский дом являлся моделью мира. В нём существовали свои правь, явь и навь. Символика пронизывала украшения, посуду и другую утварь; существовало множество оберегов. Особенно символичной была одежда: по отделке платья крестьянки можно было понять ее примерное возрастное и семейное состояние (девушка, молодуха, солдатка, вдова, зрелая женщина), а также губернию, в которой она проживала. В области народной дипломатии: русские всегда почитали гостей, стремились их вкусно накормить, развлечь и сделать для них массу приятных дел. Также они относились и ко всем инородцам. И это не потому, что они боялись гостей или хотели им понравиться, но исключительно из великодушия. Великий народ обладает и великими чертами характера. Существует множество и других черт русской идеологии, подобно тому, как существует идеология у каждого этноса, населяющего Земной шар. Вместе с тем, в философии, юриспруденции, вероисповедании, социологии, понимании русского языка и русской мифологии, особенно в области геополитики, государственного устройства и самообороны, а также по части великодушия русская идеология на порядки отличается в сторону величия и развитости от идеологии любого народа Земли, отчего уравнивать Русь с народами нерусского происхождения нет никаких объективных причин.
Краткий очерк идеологии США. В наши дни за счёт ряда причин в мире доминируют США, так что деидеологизация нынешней России означает прививку ей идеологии США. Напомню, что Американский континент был открыт в эпоху Великих географических открытий, которая знаменовала собой поиск новых земель для европейской колонизации. Правда, эти земли были заселены индейцами, стоявшими на гораздо более высокой ступени общественного развития, чем африканцы, и встречавших колонистов весьма дружелюбно, как «белых богов». Однако европейцы повели себя на новых землях не как гости, и даже не как завоеватели, а как истребители краснокожих. Был осуществлён массовый геноцид местного населения, его численность сократилась с десятков миллионов человек до менее, чем миллиона. Испанские конкистадоры жгли книги завоёванных народов, в том числе и священные (как противоречащие христианству), особенно прославился Диего де Ланда, собственноручно отправивший в костёр более 3 тысяч рукописей. Произведения искусства, в основном золотые, переплавлялись в золотые слитки и вывозились в Европу. Так была уничтожена американская цивилизация. Но так закладывались основы идеологии завоевателей.
Англичане не первыми получили доступ к дележу пирога. Однако, используя дипломатию, деньги и оружие, они к началу ХХ века смогли забрать себе штаты, принадлежавшие Голландии, Франции и Испании. Получилась федерация САСШ (Североамериканские соединенные штаты), которая позже стала именовать себя США. Но идеология осталась той же: внедряться любым путём (если не военным, то финансовым, дипломатическим, информационным) в экономику других государств и, не чувствуя жалости к завоёванным народам, высасывать их богатства любыми путями, а затем, поставив у власти своих марионеток, сделать эти страны своими колониями. Их народная дипломатия базировалась на истреблении народа, разграблении его территории, ее присвоении, но на этом дело не заканчивалось. Необходимо было уничтожить любую память о покорённом народе, а его самого очернить в глазах мирового сообщества. Так, например, родилась легенда о том, что индейцы вероломны, кровожадны, жутки в своей одежде и привычках, короче говоря, исчадия ада. А позже выкинуть его из исторических упоминаний навсегда. Оборотной стороной нелюбви к коренному населению завоёванных стран является преувеличенное внимание к собственному складывающемуся этносу. Американцы искренне убеждены, что их образ жизни является лучшим в мире, и когда они в гостях кладут ноги в грязных ботинках на стол, а их военнослужащие даже у союзников считают себя вправе насиловать и даже убивать местных девушек, поскольку за это не несут никакой ответственности, им это кажется вполне естественным. Но не дай бог им ответят тем же! В своё время молодёжная организации США «Корпус мира», пытавшаяся привить американский образ жизни в ряде стран Азии, потерпела фиаско, и никак не могла понять, почему иностранцы не желают быть осчастливлены чуждой им культурой. В остальном черты идеологии США являются прямо противоположными русской идеологии: в философии господствует субъективный идеализм в форме так называемого «прагматизма» (его происхождение связывают с именем американского философа XIX века Чарльза Пирса, который первым сформулировал «максиму» прагматизма, позже он развивался в трудах У. Джемса, Дж. Дьюи и Дж. Сантаяны). Прагматист не рассуждает о постижимости или непостижимости внутреннего смысла бытия. Он предпочитает думать о том, что ведет к успеху в жизни, а отсюда следует, что задача человека заключается в том, чтобы наилучшим способом устроиться в жизни, в мире, а задача философии - помочь ему в этом. Истина = полезность. Главный критерий человеческой деятельности является успех, который абсолютизируется, превращаясь не только в единственный критерий истины, но в само содержание истины. Следовательно, если для достижения успеха необходимо убить близкого человека, предать друга, воспользоваться чьей-то доверчивостью, то необходимо это сделать как можно скорее, пока другие люди не сделал это в отношении тебя. При этом никаких моральных угрызений американец не испытывает - понятие совести в его лексиконе отсутствует.           В отношении религии: из прагматизма вытекает и оправдание религиозной веры, которая при таком подходе также является истинной, поскольку служит людям и приносит им удовлетворение. Верование сводится к привычке и определяется как готовность действовать определенным образом. Поэтому изменение верований - это всего лишь изменение привычек: изменил привычку - изменил веру. Так что вера - такая же привычка, как чистить зубы утром или мыть руки перед едой. Следует верить в ту религию, которая приносит максимальный успех. Тем не менее, отсутствие религиозности у человека у них вызывает беспокойство, они подозревают, что такая личность непременно имеет криминальные наклонности. Если же отпущение грехов можно купить за деньги, то американца это вполне устраивает. В области социологии: американцы полагают, что они живут в лучшем в мире обществе, где царствует свобода личности. Иными словами, личность, добившись высот в капиталистическом обществе, может позволить себе все удовольствия, как считающиеся нормальными, хотя и неумеренными (особняк в экзотических регионах Земли, личные яхты и самолёты, огромный штат охраны), так и порочные: азартные игры, пьянство, наркотики, проституток, гомосексуализм, растление малолетних, убийство неугодных лиц и скупку интересующих его предприятий. Все жизненные силы американца направлены на извлечение максимальной прибыли из чего и кого угодно, и обращения этой прибыли на удовлетворение собственных фантазий. Некоторое улучшение жизни наёмных работников было обусловлено только примером революции в России: США не хотели, чтобы их пролетарии совершили пролетарскую революцию и лишили собственников их предприятий. В области юриспруденции:  никакой традиции поведения в США нет. Зато придумано много законов, иногда смешных (например, не сбрасывать оленей с самолётов), причём в ряде штатов весьма отличающихся от других штатов. Разобраться в этом могут только специалисты, которым поэтому хорошо платят. Примерно то же самое творится в патентной системе, где никакой системы нет (но патентная система Германии весьма продумана), а царит чистый произвол. Понятно, что при таком хаотическом законодательстве побеждает не тот, кто ищет справедливости, а тот, кто наймёт более опытных адвокатов. А судиться американцы очень любят - это греет их самолюбие. В области народной истории: обеляются и даже прославляются страницы колонизации Америки, где грубые нравы ковбоев считаются нормой, а борьба индейцев за свои земли - чуть ли не нашествием кровожадных чужестранцев. Ограниченность американцев в культурном отношении подаётся как норма, а история предков иммигрантов в стране их рождения - как непонятная усложнённость. Никто не задумывается о том, что в США приезжали люди с криминальным прошлым, беглецы по религиозным причинам, искатели приключений, короче - изгои цивилизованного общества. Зато в более отдалённой исторической ретроспективе идеалом США является древний Рим, от которого они не только заимствовали названия своих законодательных учреждений, например, Конгресс и Сенат, но и саму архитектурную форму римского Капитолия. Они также забыли, что Рим был единственным государством в истории, который жил за счёт завоевания чужих земель и награбленного добра, продажи завоеванных участков и работорговли - всего того, чего стыдятся нормальные цивилизованные народы. Но в США вплоть до гражданской войны XIX века существовал рабовладельческий строй, что рабовладельческий Юг вполне устраивало. И США забыли, что Рим развалился в силу неравномерного распределения богатства по стране, в результате чего был легко разбит противником. В области геополитики: долгое время США вполне устраивало то, что они находятся далеко и от Азии и, главным образом, от Европы, где можно было отсидеться от различных войн. После того, как различными путями США встали на свои ноги, они  более не захотели быть колонией Великобритании, и, после «Бостонского чаепития», начали войну за независимость, которую они выиграли. Возможно, что именно в силу своей отдалённости от Европы. Позже они оказались в выигрыше, «отсидевшись» во время Первой мировой войны и дождавшись, пока страны Европы понесут огромные человеческие и материальные потери. Теперь мощь США уже была сопоставима с мощью каждого из Европейских государств. Однако от Второй мировой войны отсидеться не получилось, и японская авиация нанесла США чувствительный удар в Пёрл-Харборе. Американцы победили Японию не стратегией или тактикой боевых действий, а скинув на Хиросиму и Нагасаки по атомной бомбе (весь стратегический запас в то время составлял 4 бомбы, одну взорвали на испытаниях, 2 - в Японии, и еще оставалась последняя на тот случай, если бы Япония не капитулировала). Однако постепенно США втянула в свою орбиту большинство государств Латинской Америки и ряд стран Азии. А после Второй мировой войны она стала управлять и наиболее влиятельными государствами Европы. Долгое время ей противостоял только СССР, и США приложила все силы для его развала.
Одним из мощнейших инструментов геополитики является требование к другим странам по поводу свободного въезда и выезда ее граждан. При этом въезд американцев как носителей подрывной идеологии для США важнее, ибо в стране пребывания они ведут себя как вирусы опасной болезни. Но даже если въезд американцев в страну с самостоятельной политикой невозможен, есть запасной выход: обработка представителей делегации этой страны внутри США. Возможно также вещание на эту страну по каналам радио, спутникового телевидения, через интернет-ресурсы, иногда - через тайно ввозимые газеты и журналы. Это воздействие направлено на разжигание ненависти народа данной страны к его законному правительству, на создание революционной ситуации и развязывание гражданской войны - короче,  на создание смуты. Это мы видели в ХХ в. в ряде стран, в виде «оранжевых» революций на постсоветском пространстве, в а последний год - в виде «арабской весны». В области обороны:  США давно имеет наступательный, а не оборонительный потенциал. Сухопутные войска, ВМС и ВВС США нацелены на то, чтобы вести боевые действия в любой точке земного шара для защиты интересов США, а вовсе не ее территории. Упор делается не на выучку войск США, а на их превосходство в технике. Можно было бы ожидать военных побед на всех фронтах. Однако реальные военные успехи США производили странное впечатление. Так, во время Второй мировой войны США смогли оккупировать Италию, одного из наиболее слабых союзников фашистской Германии. Слабее была, возможно, только Румыния. Действия генералов Монтгомери и Эйзенхауэра против самой Германии могли закончиться вполне плачевно, если бы не наступление Красной Армии, предпринятое Сталиным по просьбе союзников. Корейскую кампанию США не выиграли, вьетнамскую начисто проиграли. В наши дни войска США явно завязли в Ираке и Афганистане. Сейчас на очереди война США против Ирана. Если Иран будет поддержан не только исламскими странами, но и Китаем, эта новая война США может также окончиться плачевно. Между тем, в кинофильмах и средствах СМИ американские военные показаны рыцарями без страха и упрёка. На деле, как показали рассекреченные документы Викиликс, американцы из спортивного интереса расстреливают мирных жителей, мародёрствуют, грабят музеи, бесчинствуют. В области языка: современный английский язык явился продуктом длительного упрощения древнегерманского по ряду направлений: появление картавого звука «Р» и шепелявых межзубных звуков (всё то, что считается дефектом дикции в русском языке), распад склонения, примитивные формы образования множественного числа, скудное словообразование, огромные заимствования абстрактной лексики из французского языка, традиционное написание, идущее вразрез с латинским чтением букв (например, thorough надо читать не как ТХОРОУГХ, а как САРА), короче говоря, как и во всём остальном, максимум произвола и минимум порядка. Однако даже такой диковатый, примитивный по выразительным средствам, но достаточно запутанный язык, где местоимение Я пишется с большой буквы, а ВЫ - с маленькой, где после слова «Дорогой» ставится не восклицательный знак, а запятая, кажется современным американцам довольно сложным, и они его упрощают как могут. Например, сокращают  YES до YE, YOU до U, а также имена, например, William до Bill. Со стороны речь американца выглядит как сплошное жевание языка с отдельными резкими выкриками из напряженных звуков. Такого языка нормальный этнос должен был бы стыдиться. В области бытовой культуры: американцы не желают обременять себя изысканными правилами поведения, равно как и большими запасами знаний. Много знаний они желают иметь только в пределах своей узкой специальности, за что согласны платить. Остальное, как например, география или мировая литература - это «ненужные» сведения, без которых личность может обойтись.
Американцы не заинтересованы в разнообразии одежды, их вполне устраивает совершенно безвкусная комбинация из шотландской рубашки, джинсов и кроссовок, причём так стараются одеваться уже не только мужчины, но и женщины. Устраивает их и быстрое питание, от которого они непомерно толстеют и расстраивают здоровье - зато сам процесс получения пищи происходит быстро и комфортно. Конечно, это очень краткий абрис американской идеологии. Но ясно, что она не подходит для русских.
Выводы для культурной политики. Из сказанного понятно, что задача общества и государства - всемерно поддерживать те направления культуры, которые идут из США, и критиковать (не открыто, и не в самих США - а через агентов в других странах) чужие достижения культуры. При этом неважно, что именно идёт из США - джаз, реп или стиль «кантри», состязания, кто дальше плюнет или американский футбол, это надо навязывать, причём неумеренно, без критики, даже без намека на неё. - В середине ХХ века американские кинематографисты дали обет публично не критиковать ничто американское - образ жизни (даже связанный с гангстерами и мафией), диковатые привычки, странные фантазии - всё это надо показывать как милые особенности данной конкретной личности, но не как особенность нации. Поскольку США претендует на мировое господство (во время конфронтации с СССР несколько приглушенно, сейчас - совершенно открыто), это необходимо непременно вуалировать тем, что в романах и фильмах якобы на него посягают отдельные сумасшедшие личности, явно не американцы (недобитые фашисты Германии, генералы КГБ, китайские мандарины, японские самураи), но доблестные американские спецслужбы с помощью своих агентов срывают коварные замыслы противников. Нужно всячески пропагандировать американский образ жизни,  дающий высокий уровень потребления (и при этом утаивать, что это - удел немногих избранных, и что вещи, выбранные со вкусом, соответствуют вкусам нанятых профессионалов, а не самого владельца). Необходимо устраивать множество конкурсов, где основные награды доставались бы американским актерам, режиссёрам, сценаристам, писателям. Напротив, через своих агентов в других странах внушать, что культура тех стран и тех народов ущербна, и что люди ее приемлют только потому, что недостаточно самокритичны. Влиять на руководство и жюри их конкурсов, чтобы они приводили к победе хотя и своих деятелей культуры, но в русле американской моды. Так, в России надо приветствовать тех писателей, которые пишут свои произведения  скудным и серым языком, используют мат или малопонятный жаргон в неумеренных количествах. Важно, чтобы русские писатели, поднимя сложные периоды русской истории, трактовали бы их сугубо прямолинейно и в духе «общечеловеческих» (то есть, американских) ценностей.
А на престижные международные премии европейских стран, например, нобелевскую, проводить в лауреаты американских учёных за счёт любых средств, в том числе подкупа или организации «общественного мнения» в науке. И напротив, лиц, которые критикуют американские порядки, лишать въездных виз (например, наш сатирик М.Н. Задорнов, высмеивающий тупость американцев, оказался «невъездным» в США).
Обсуждение. Из сказанного ясно, что заниматься культурной политикой и управлением учреждениями культуры можно только в рамках той или другой идеологии. Негласное требование американцев к любым европейцам и азиатам отказаться от какой-либо идеологии в силу ее чрезмерности  означает только одно: добровольный отказ от собственной идеологии в пользу американской, то есть добровольное подчинение страны воздействию американской порчи. Сами американцы от собственной идеологии не только не отказываются, а с каждым десятилетием финансируют ее всё более щедро. Понятно, что любая страна, разъеденная виной за свои ошибки в прошлом (американцам чувство вины незнакомо в принципе: ни по отношению к настоящему, ни по отношению к прошлому), а тем более, лишенная гордости за свои достижения, за свой язык, свою культуру, свой вклад в мировую историю является уже наполовину подчинённой американскому влиянию. Правда, ес

Глобальный управляющий класс

2012-09-02 01:32:00 (читать в оригинале)

Михаил ДЕЛЯГИН 

Новая мировая элита на авансцене истории

Кардинальное упрощение коммуникаций в ходе глобализации объективно способствует сплочению представителей различных имеющих глобальное влияние управляющих систем (как государственных, так и корпоративных) и обслуживающих их деятелей спецслужб, науки, медиа и культуры на основе общности личных интересов и образа жизни. Образующие его люди живут не в странах, а в пятизвездочных отелях и закрытых резиденциях, обеспечивающих минимальный (запредельный для обычных людей) уровень комфорта вне зависимости от страны расположения, а их общие интересы обеспечивают частные наемные армии.
Новый глобальный класс собственников и управленцев противостоит разделенным государственными границами обществам не только в качестве одновременного владельца и управленца (нерасчлененного «хозяина» сталинской эпохи, что является приметой глубокой социальной архаизации), но и в качестве глобальной, то есть всеобъемлющей, структуры.
Этот глобальный господствующий класс не привязан прочно ни к одной стране и не имеет внешних для себя обязательств: у него нет ни избирателей, ни налогоплательщиков. В силу самого своего положения «над традиционным миром» он враждебно противостоит не только экономически и политически слабым обществам, разрушительно осваиваемым им, но и любой национально или культурно (и тем более территориально) самоидентифицирующейся общности как таковой, и в первую очередь — традиционной государственности.
Под влиянием процесса формирования этого класса, попадая в его смысловое и силовое поле, государственные управляющие системы перерождаются. Верхи госуправления начинают считать себя частью не своих народов, а глобального управляющего класса. Соответственно, они переходят от управления в интересах наций-государств, созданных Вестфальским миром, к управлению этими же нациями в его интересах, в интересах конгломерата борющихся друг с другом глобальных сетей, объединяющих представителей финансовых, политических и технологических структур и не связывающих себя с тем или иным государством. Естественно, такое управление осуществляется в пренебрежении к интересам обычных обществ, сложившихся в рамках государств, и за счет этих интересов (а порой и за счет их прямого подавления).
Это именно та ситуация, которую мы на протяжении последних двух десятилетий наблюдаем в России.
Это именно та ситуация, против которой восстают люди не только в Северной Африке и на Ближнем Востоке, но даже и в самой цитадели глобального управляющего класса — США. Так, в Висконсине в конце февраля 2011 года 25 тысяч госслужащих штурмом взяли сенат и несколько административных зданий, затем беспорядки охватили Алабаму, Огайо, многие крупные города вроде Филадельфии.
Официальные СМИ всего мира молчат об этом не потому, что это вредно американцам, но потому, что это вредно глобальному управляющему классу. На наших глазах и с нашим непосредственным участием мир вступает в новую эпоху, основным содержанием которой становится национально-освободительная борьба обществ, разделенных государственными границами и обычаями, против всеразрушающего господства глобального управляющего класса. Это содержание с новой остротой ставит вопрос о солидарности всех национально ориентированных сил — ибо традиционная разница между правыми и левыми, патриотами и интернационалистами, атеистами и верующими теряет значение перед общей перспективой социальной утилизации, разверзающейся у человечества под ногами из-за агрессии «новых кочевников».
Практически впервые в истории теряют значение и противоречия между патриотами разных стран, в том числе и прямо конкурирующих друг с другом. Они оказываются незначительными перед глубиной общих противоречий между силами, стремящимися к благу отдельно взятых обществ, и глобального управляющего класса, равно враждебного любой обособленной от него общности людей. В результате появляется объективная возможность создания еще одного — как ни парадоксально, патриотического — Интернационала, объединенного общим противостоянием глобальному управляющему классу и общим стремлением к сохранению естественного образа жизни и суверенитета своих народов.

Большой Ближний Восток: кто является актором?

В силу своего неформального, сетевого и слабо структурированного характера глобальный управляющий класс слабо наблюдаем; его деятельность можно отслеживать в основном по косвенным признакам.
Так, как следует из воспоминаний отставных сотрудников ЦРУ, в 1985 году против общего врага — Советского Союза — сложилась новая глобальная сеть — техасско-саудов-ский клан, способствовавший снижению мировых цен на нефть и тем самым крушению Советского Союза. В 2003 году активность этого клана проявилась «в негативной форме»: уничтожение Ирака как суверенного светского государства было невыгодно и США, и Саудовской Аравии как государствам, но принесло огромные прибыли нефтяным сообществам обеих стран.
Но впервые в явной форме глобальный управляющий класс проявил себя, насколько можно судить, в ходе продолжающейся серии волнений, восстаний и революций на Большом Ближнем Востоке, в первую очередь в Северной Африке и Сирии. Именно его активность, как представляется, породила бросающееся в глаза противоречие между полной неожиданностью для США событий в Тунисе (которые «дали старт» арабским революциям) и стремительностью их реакции (от использования материалов «Wikileaks» до распространения профессиональных инструкций для революционеров) на события в Северной Африке в целом.
Причина противоречия в том, что в рамках одной и той же государственной оболочки США сегодня действуют два принципиально различных по своим устремлениям, хотя совпадающих по институтам (а порой и по отдельным людям) субъекта: национальная бюрократия и манипулирующий ею и (во многом «втемную») использующий ее как свой инструмент глобальный управляющий класс. События в Тунисе стали неожиданностью для близорукой, инерционной и во многом «ситуационно реагирующей» на события, а не активно конструирующей их, национальной бюрократии. Глобальный управляющий класс, насколько можно понять, готовил их — и с восторгом воспользовался началом революционного процесса.
Причины усилий Запада по дестабилизации Большого Ближнего Востока (при всей объективной остроте проблем этого региона без этих усилий он сохранил бы стабильность) многослойны. На поверхности мы видим традиционную логику борьбы за ресурсы. Здесь в рамках общей тенденции архаизации налицо возврат к логике колониализма, ведшего вой-ны за непосредственный контроль за территориями, в первую очередь за нефтью и водой Ливии. Кроме того, налицо месть Каддафи за социализм, а точнее — за трату ресурсов на обеспечение социальной справедливости. Принципиально важно, что эта месть никак не связана с ответственностью за теракт в Локерби, — сами ливийцы считали его ответным шагом, но Каддафи откупился от Запада, выдав непосредственных исполнителей, заплатив деньги и допустив в Ливию иностранный капитал. Это ярко характеризует вполне средневековый характер правового сознания лидеров «всего прогрессивного человечества»: заплати выкуп — и живи спокойно!
Но при этом не забывай, что ресурсы твоей страны рассматриваются этими лидерами как принадлежащие «всему человечеству», то есть, в переводе на обычный язык, глобальным корпорациям, чьи интересы они представляют. И когда Каддафи платил тысячу долларов медсестре, а 64 тысячи — молодой семье; когда он почти втрое увеличил свой народ за счет создания для него человеческих условий жизни, когда он обеспечивал почти бесплатный бензин, бесплатные образование, здравоохранение и электричество — он превращал себя во врага отнюдь не столько Чубайса. Делом развенчивая догмы либеральной пропаганды о том, что бесплатной социальной сферы не бывает, он невольно (ибо в последние годы начал вводить в политику серьезные элементы либерализма, из-за чего его поддержка и ослабла) создавал смертельную угрозу разоблачения ее лжи.
Кроме того, делясь нефтедолларами с народом Ливии в значительно больших масштабах, чем мы видим это в России, он лишал этих нефтедолларов западную финансовую систему. Ведь олигарх или коррупционер, разворовывая деньги народа, выводит их основную часть на Запад, в результате чего они попадают в западную финансовую систему и поддерживают ее существование. Если же государственный деятель отдает деньги народа самому народу, эти средства остаются в стране и не подпитывают финансовую систему его стратегических конкурентов. Таким образом, уничтожение «режима Каддафи» нацелено не только на прямой захват богатств недр Ливии, но и — если это не удастся — на концентрацию доходов от экспорта сырья в руках кучки компрадоров и коррупционеров, которые все равно никуда не денутся и введут эти средства в финансовую систему Запада.
Современная, постмодернистская надстройка традиционной стратегии захвата ресурсов заключается в том, что, если все пойдет наперекосяк, и освоение ресурсов станет невозможным, это не причинит управляющей группе никаких сколь-нибудь заметных неудобств: она просто сменит стратегию, несколько отклонит фокус применения своих сил. Дело даже не в том, что контроль за ресурсами в информационный век важнее их использования. Дело не в том, что тот факт, что нефть не принесет прибыли конкурентам, важнее того, что она вообще никому не принесет прибыли. Прежде всего она принесет прибыль в качественно новом, информационном смысле: изъятие ресурсов из оборота, создав дефицит, повысит цены — и повысит спрос на доллар, продлив функционирование их все менее контролируемой закачки в мировую экономику.
Но преследование этой выгоды является лишь частным случаем новой стратегии глобального управляющего класса — хаотизации. Исчерпание стратегии «управляемого хаоса» и ее трагический провал в Ираке оказались плодотворными: они показали воз-можность и эффективность качественно новой стратегии «неуправляемого хаоса», которую мы видим в Северной Африке и которую мы еще увидим не только в Сирии, но и в Израиле. Логика проста: «в мутной воде можно поймать более крупную рыбу», хаос дает больше возможностей скачком наращивать власть и богатство, а главное — резко менять траекторию и саму логику развития целых обществ. Эмансипация же глобального управляющего класса от стран его происхождения (кроме, возможно, Швейцарии, Ватикана, Люксембурга, Монако и некоторых подобных государственных образований) снимает всякие ограничения на провоцирование хаоса: до «Пелоруса» с его подлодкой и собственным ПВО не дотянутся ни ливийские солдаты, ни японская радиация. И в этом отношении союз США и Франции с радикальными исламистами (которые составляют основу ливийских повстанцев с северо-востока Ливии — региона, где на 1,5 тысячи человек населения приходится один известный Западу боевик «Аль-Каиды») рационален.
Ведь именно исламистские боевики — лучшие хаотизаторы современного мира.
Пока единственной явной неудачей «новых кочевников» стал Алжир: ужас его управляющей системы перед исламским фундаментализмом дал ей иммунитет перед протестами. А ведь развитие его по тунисскому или египетскому вариантам прервало бы поставки газа в Европу, посадило бы ее на «голодный паек» и, вынудив европейцев самим делить друг друга на страны «первого» и «второго» сорта, безжалостно ограничивая доступ последних к энергии, положило бы конец европейскому проекту. Но «арабская весна», оборачивающаяся «исламской зимой», не закончена. Вероятно, попытки де-стабилизации Алжира еще впереди, а если вторая после Югославии и создания раковой опухоли в виде Косова и косовской оргпреступности попытка торпедирования европейского проекта окончится неудачей — придет время следующих.

Последствия «исламской зимы» для России

Обычно при оценке последствий исходят из сугубо бухгалтерских оценок. Считают потери по обещанным, но не заключенным ливийцами военным контрактам, по контракту на строительство железной дороги и иным проектам.
Потом говорят: «Но зато из-за напряженности нефть подорожает или не подешевеет». Потом вспоминают, что цена нефти мало связана с благосостоянием народа, так как основную часть нефтедолларов выводит на Запад криминальная бюрократия. Такой подход, как и всякий бухгалтерский, драматически неполон. Прежде всего, прямая и явная военная поддержка Западом радикальных исламистов против какого-никакого, но законного и признанного тем же Западом режима откровенно пугает. Особенно если вспомнить массированную информационную (и не только) поддержку, оказывавшуюся Западом исламским террористам в их борьбе против России во время первой и даже второй чеченских войн.
Новая зона нестабильности, особенно Ливия, при поддержке Запада легко может стать новой глобальной площадкой для подготовки исламистских боевиков — неким подобием того, чем была Чечня в годы своей фактической независимости, после подписания пре-дательского Хасавюртовского мира. Бить «руку кормящую» боевики побоятся — а значит, Россия может занять в списке их целей заметное место. Если учесть состояние отечественных «правоохранительных» органов, приходится констатировать: нестабилизация Большого Ближнего Востока (особенно вкупе с воцарением в Афганистане «Талибана» и возможным превращением таджикской диаспоры в «пятую колонну» Ирана) может аукнуться России новой террористической войной.
Но главное и уже очевидное последствие агрессии — фактически окончательная отмена международного права. И в Югославии в 1999-м, и в Афганистане в 2001-м, и в Ираке в 2003 году это было именно «попрание норм», которое вызывало масштабный протест, в том числе и на самом Западе. «Попрание норм» — значит, было что попирать. Сейчас же протеста нет — значит, попирать нечего.
Агрессия США и их сателлитов против Ливии показала, что можно просто придумать конфликт, высосать его из пальца — и на этом основании начать «вбам-бливать страну в каменный век».
Можно купить или напугать послов страны, чтобы они остались на ПМЖ и сделали все требуемые заявления, фальсифицировать события при помощи постановочных съемок (которые транслируют глобальные телеканалы, игнорируя реальные новости) и голословно обвинить руководителя суверенного государства в чудовищных зверствах. При этом признавая легитимным руководителем нового государства бывшего министра юстиции — который, если Каддафи действительно творил какие-то беззакония, должен нести ответственность за них первым после Каддафи.
Впрочем, даже министр обороны США Гейтс был вынужден признать, что признаков преступлений Каддафи против мирного населения, о которых трубила и западная, и российская пропаганда, не удалось обнаружить ни разведкой, ни самыми изощренными способами технического наблюдения. Разумеется, это отнюдь не остановило пропаганду. Как сказал один из руководителей глобального телеканала, «у нас нет цензуры — у нас есть редакционная политика». После чего помедлил и пояснил: «Она эффективней».
Агрессия против Ливии показала: можно полностью фальсифицировать реальность и на основе этой фальсифицированной реальности протащить через Совет Безопасности ООН нужную резолюцию — с грубейшим нарушением регламента (не было дано слова представителю Ливии). А затем, когда законное руководство страны возопит о прекращении огня и приеме международных наблюдателей, можно спешно напасть на нее — чтобы наблюдатели не успели прибыть и зафиксировать чудовищную ложь глобальной пропаганды. Напасть, кстати, в прямое нарушение Устава ООН, требующего создания для подобных операций международного командования под эгидой ООН и с грубым превышением мандата, — но возмущаться этим уже некому.
Вот в этом отсутствии субъекта протеста — если, конечно, не считать спешно уволенного и разжалованного посла Чамова — и заключается качественная новизна, качественно более высокий цинизм ситуации, который можно определить термином «исчезновение международного права». Не «попрание», а «исчезновение» — разница велика. Это исчезновение опасно для России реализацией древнеримского правила «Горе побежденным» и созданием ситуации, когда единственным способом защиты от бомбардировок является не просто наличие ядерного оружия и средств доставки, но и готовности их применить. Это конец нераспространению: теперь лидера, пытающегося обзавестись собственным ядерным оружием, нельзя обвинить ни в чем, кроме разумной предусмотрительности.
В самом деле: почему никто не смеет тронуть пальцем многократно проклятые Северную Корею и Иран? Потому что у первой есть ядерная бомба, а у второго — радиоактивные материалы, которые могут быть использованы в «грязной» бомбе. А почему Ливию превращают в новое Сомали? Потому что полковник Каддафи в свое время отказался от создания своего ядерного оружия и не построил даже обычной военной промышленности. Для России особенную опасность в этих условиях приобретают либералы, не-посредственно перед нападением на Ливию заявившие о том, что ядерное оружие России является помехой для модернизации. Это производит впечатление информационной подготовки к отказу России от ядерного оружия для ее подчинения внешнему диктату.
Но такую позицию, при всем желании, нельзя назвать предательством. Ведь ключевая часть либералов по всему миру осознает себя частью не своей страны, а глобального управляющего класса. Для них предательство — это защита интересов страны и народа их биологического происхождения от притязаний этого класса, в частности — глобальных монополий. А уничтожение своей страны и своего народа вполне может оказаться для них почетным долгом, исполнением которого они будут искренне гордиться до конца своих дней. Формула будущего проста: «терпите либералов? — готовьтесь к бомбежкам!»

За ушко да на солнышко?

Но что нового происходит в мире? Что и почему заставило проявиться почти в явном виде глобальный управляющий класс именно сейчас? Ответ очевиден: мировой экономический кризис. Глобальный рынок породил глобальные монополии: их некому регулировать, им не с кем конкурировать — и они, как им и положено, загнивают. Вся мировая финансовая система под истошные крики о намечающемся выходе из кризиса качается на грани глобальной депрессии, в пропасть которой одинаково страшно заглядывать и профессиональным оптимистам, и «соловьям Апокалипсиса».
Страшным звоночком во время паники по поводу Фукусимы стало прямое предупреждение США в адрес японского государства, чтобы оно и не думало продавать американские гособлигации. Это уже не пугающий рост доли краткосрочных бумаг — это прямое огра-ничение ликвидности, балансирующее, по сути дела, на грани технического дефолта. Недаром крупнейшим кредитором правительства США стала ФРС.
Стандартным, позитивным выходом из ситуации загнивания монополий в отсутствие источника внешней конкуренции является технологический рывок, который ослабляет степень монополизации. Но именно поэтому монополии стремятся сдержать техно-логический прогресс — и надгосудар-ственный всеобщий глобальный управляющий класс выполняет эту функцию. Человечество, поколение назад мечтавшее о космосе и бесплат-ной энергии, сегодня может рассчитывать лишь на 3D-телевизор, очередной айфончик и диет-колу. А раз быстрый позитивный выход через технологический рывок невозможен — наиболее вероятна попытка негативного выхода, через либеральную экономию на спичках и ограничение потребления «лишнего населения», что означает сваливание в депрессионную спираль.
Глобальный монополизм непосредственно проявляется через нехватку спроса. Сталкиваясь с ней в условиях, когда генерировать спрос путем увеличения денежной массы становится из-за чрезмерного объема денег уже невозможно, глобальные монополии начинают инстинктивно сокращать издержки. В глобальном масштабе это сокращение потребления населения, которое потребляет больше, чем производит. При этом «под ударом» оказываются отнюдь не нищие: за счет сокращения их и так небольшого по-требления много не выгадаешь. Сжатие потребления ждет средний класс, становящийся ненужным из-за распространения сверхпроизводительных постиндустриальных техноло-гий. Он последовательно уничтожался в Африке, Латинской Америке и на постсоциалистическом пространстве; теперь приходит очередь среднего класса «ядра» капиталистической системы — развитых стран, утративших свою сакральную ценность в глазах эмансипировавшегося от них глобального управляющего класса.
Важно, что социальная утилизация среднего класса развитых стран — пресловутого «золотого миллиарда» — не решит проблем, но переведет их в новые, постэкономическую и постдемократическую плоскости. Демократия существует от имени и во имя среднего класса. После его утилизации на его костях она превратится в информационную диктатуру, основанную на массовом формировании сознания людей. И путь к этому не так уж и далек: давайте, например, проверим самих себя. За счет управления нашим сознанием при помощи информационных потоков большинство из нас твердо знает, что Каддафи злодей — потому что глобальные СМИ обвинили его в массовых бомбежках собственных мирных городов и преступлениях по отношению к мирному населению. При этом мы знаем, что этого не было, а нефтедоллары делились с населением более справедливо, чем, например, в сегодняшней России, — но «осадок остается»: наряду с осознанием лживости обвинений подсознательно мы ощущаем, что Каддафи плох, и защищать его — стыдно.
Таково действие современных информационных технологий даже на критическое, осведомленное и не шокированное личными несчастьями сознание. В ходе же «зачистки» среднего класса Запада это сознание будет лишено критичности современной системой образования, запутано информационными атаками и приведено в пластичное состояние личными шоками — разорением.
В глобальном плане массированное формирование сознания приведет к завершению начинающегося сейчас процесса расчеловечивания, расци-вилизации: к отказу от суверенитета и самосознания личности, этого главного достижения эпохи Просвещения, и возврату к слитно-роевому ее существованию — может быть, через ломающие психотип бедствия. Первый шаг к этому сделан: декартовское «Я мыслю — следовательно, существую» давным-давно подменено обществом массового потребления более комфортной формулой «Я покупаю — следовательно, существую».
Массовое зомбирование, позволяющее создать ощущение полноценного потребления у человека, почти не имеющего возможности покупать (движение к этому можно наблюдать, например, в современной Прибалтике и Восточной Европе в целом), делает ненужной рыночную экономику. Если человеку без особого труда можно внушить, что нанесение на вещь того или иного лейбла в разы повышает ее стоимость (а это положение уже до-стигнуто) — обмен в массовом порядке становится неэквивалентным. А неэквивалентный обмен, то есть грабеж, возведенный в основу экономических отношений, не просто подрывает — он отменяет рынок. И это естественно: социальная утилизация среднего класса лишит современную экономику спроса — а экономика без спроса нерыночна.

Благотворительность — лучший бизнес?

Крупнейшие капиталы предчувствуют, а возможно, и предвидят будущее: в их среде наблюдается отказ от собственно рыночной активности в пользу создания новых правил и стандартов в виде новых культур. Перенос значительной частью богатейших людей (от Гейтса до Потанина) своей активности в сферу благотворительности не обязательно является «уходом от дел». Хотя благотворительная оболочка действительно эффективно защищает капитал от налоговых расследований, главное в другом: благотворительность как организация целых направлений некоммерческих организаций стала стратегическим инвестированием — в производство не вещей, но новых стандартов, смыслов, идей и структурообразующих организационных конструкций. Это самый рентабельный бизнес, качественно новая сфера массовой глобальной конкуренции; СМИ — лишь инструменты трансляции, навязывания, экспансии новых смыслов.
Непосредственно этот переход вызван кардинальным изменением систем управления. Значение бизнеса по формированию стандартов и стратегий выросло в условиях перехода от иерархических систем управления к сетевым. Этот переход не закончится: участие в конкуренции будут принимать сочетания тех и других. На низшем уровне находятся непосредственно действующие сетевые организации, направляемые и отчасти конституируемые иерархическими структурами, находящимися на втором уровне глобального управления. Но сами они — лишь исполнители воли, приводные ремни сетевых структур, какими являются сгустки глобального управляющего класса.
Степень иерархизации мира снизилась — причем как внизу, так и наверху управленческой (и социальной) пирамиды: господа вполне диалектически оказались подобием рабов (а занимающие промежуточное положение менеджеры «выпали из контекста», что сулит массу интересных социальных коллизий вроде братания владельца корпорации со студентом-протестантом через голову топ-менеджмента; впрочем, популярные в США сюжеты с комиком, ставшим или едва не ставшим президентом, могут быть эхом и этой коллизии тоже).
На практике снижение иерархи-зации систем управления означает снижение роли старых, внешних для личности, административных рычагов и рамок управления — и потребность в появлении новых рычагов и рамок. В сетевой структуре субъект действия ограничивается и направляется не приказами, а собственными представлениями и «духом комью-нити». Поэтому новая система управления должна формировать мотивации и правила: стандарты поведения, принципы («что такое хорошо и что такое плохо») и основные смыслы, оп-ределяющие повестку дня, по которой действует и субъект, и организация. Этим занимаются некоммерческие (аналитические, так как среди «сетевых исполнителей» тоже достаточно НКО) организации, оплачиваемые через благотворительность, которая стала важнейшей формой стратегического инвестирования.
Рыночные отношения заменяются отношениями по формированию глобальным управляющим классом стандартов, норм и правил — и это все больше чувствуется и в России.

Что сказал Байден

«Моментом истины» для России стал визит вице-президента США Байдена. Скорее всего он попросил Медведева не накладывать вето на резолюцию Совбеза ООН по Ливии, пообещав не наносить по ней удара до визита министра обороны США Гейтса, который должен-де как военный человек оговорить все собственно военные аспекты. После согласия России последовала военная операция — и задержка визита Гейтса: война требует внимания министра обороны, а визиты вежливости могут и подождать.
О том, что российские власти цинично обманули, свидетельствует истерическая, на 180 градусов за одну ночь, как во времена Сталина или рейда Басаева в Дагестан, смена позиций официозных телеканалов. Да, похоже, американскому руководству просто нельзя верить. Возникает ощущение, что его представителям просто неведомы понятия «правда» и «ложь» — достаточно вспомнить успокоительные заявления Обамы о том, что сухопутной операции не будет, после которого выяснилось, что американские сухопутные войска находятся в Ливии уже 10 дней... Но вероятный циничный обман не мог быть возможен без встречного — и притом массового — желания российских руководителей. «Ах, обмануть меня несложно: я сам обманываться рад».
Не будем забывать, что для российской политики главным смыслом визита Байдена было определение будущего российского президента. Ведь на выборах 2012 года победителем должен был быть назначен1 тот представитель правящей бюрократии, который на них пошел бы, — и весь смысл выборов заключается в неформальном определении ею (до конца 2012 года) своего будущего вожака. А поскольку ее основную часть составляет, по гениальному определению Суркова, «оффшорная аристократия», сосредоточившая на Западе критическую часть своих активов — от счетов и недвижимости до семей — и потому полностью зависимая от Запада, последний имел полное право считать себя главным избирателем следующего президента России.
И Байден не просто проголосовал, но и сделал это с особым цинизмом: вице-президент США заявил в лицо «национальному лидеру», что ему не нужно идти на следующие выборы. Это чудовищное унижение, немыслимое даже по отношению к американским сателлитам, но Байден пошел дальше — он рассказал об этом оппозиционерам, твердо зная, что хоть кто-то из них, но предаст его сообщение гласности! И молчание госдепа США и МИД России, подтвердив рассказ Каспарова, сделали невероятное унижение Путина публичным. Похоже, на фоне судеб Каддафи и Мубарака (убедительно доказавших, что сохранение власти является единственным способом сохранения жизни) это привело к результату, противоположному намеченному: Путин сделал выбор, и его возвращение в Кремль практически предопределено. Американцы опять запутались в «загадочной русской душе».
Но нам важнее то, почему американское руководство в лице Байдена выдало «ярлык на княжение» именно Медведеву.

Либеральный клан: египетский вариант для России

Медведев производил впечатление не играющего самостоятельной роли «фронтмена» рвущегося к власти либерального клана. Этот клан един в своих официальных и формально «оппозиционных» группах (признак этого — свободный приход либеральных «оппозиционеров» вроде Н. Белых на госслужбу) и, по-видимому, является туземной обслугой глобального управляющего класса. Ставка на Медведева выглядит как ставка на «своего парня» в противовес засидевшемуся и надоевшему своей недостаточной прозапад-ностью «авторитаристу».
Этот выбор полностью аналогичен сделанному в Египте. Мубарак был самым проамериканским и про-израильским из всех его возможных лидеров — но он надоел и стал выглядеть недостаточно либеральным по сравнению с аль-Барадеи (о котором в разгар революции вспомнили ровно на полдня). И верность Западу не помогла Мубараку — а полная недееспособность либералов стала, как в России после Февральской революции, хотя и неприятным, но в итоге мелким сюрпризом. Позиция глобального управляющего класса амбивалентна, как и везде: придет к власти «свой парень» и будет делать, что скажут, — хорошо. А если он не удержит стабильность, и возврат политики в стиле 1990-х окунет страну в хаос — для глобального управляющего класса тоже нет ничего страшного: в мутной и кровавой воде ловится более крупная рыба.
Приходится констатировать: угроза установления китайского контроля над Сибирью, хорошо воспринимаемая представителями американской национальной бюрократии, в отношении представителей глобального класса не работает. Они мыслят не столько материальными ресурсами, сколько информационными потоками и ощущениями. Возможно, скачкообразное расширение Китая для них означает новые прибыли — через качественный рост глобальной напряженности. В этом случае США потерпят стратеги-ческое поражение — но, похоже, глобальному управляющему классу их уже не жалко.
Конечно, китайское руководство, в отличие от американского, не ма-нипулируемо и самостоятельно — но смена поколений (в результате которого, как в Израиле, «отмороженные» патриоты сменяются получившими западное образование и нацеленными на бонусы менеджерами) меняет ситуацию. Возможно, глобальный управляющий класс просто вырос, и скорлупа американского национального правительства тесна для него. Может быть, он просто второй раз подряд совершает ошибку: ведь, освободившись от государства, он освободился и от части его аналитических возможностей. Но, так или иначе, результат визита Байдена очевиден: США публично проголосовали за Медведева — и, соответственно, за обрушение нашей страны в новые 1990-е, а затем и новый системный кризис. И их вероятная неудача отнюдь не отменяет их системы ценностей.

Наступление либерального клана развивается успешно

Рост недовольства общества умело фокусируется преимущественно на Путине, и в особенности — на возглавляемой им «Единой России». Медведев одновременно выводится из-под критики и позиционируется как надежда на светлое будущее. «Либерализация» Уголовного кодекса готовит вторую криминальную революцию, призванную придавить и переформатировать протест. Для обеспечения пластичности общественного сознания возможны чудовищные зверства на этнической почве — подобно осуществлявшимся в 1992 году в Приднестровье. Для подготовки подавления протестов беспрецедентно расширены полномочия силовиков (МВД, ФСБ, Следком); судебная система, насколько можно судить, превращена в придаток исполнительной власти; проводится модернизация ОМОНа и внутренних войск (с фактической ликвидацией армии как боеспособной силы). Фоном является непрекращающийся рост цен, разрушающий благосостояние населения, и ухудшение внутренней конъюнктуры на фоне беспрецедентно дорогой нефти.
Либеральный клан как представитель коррупционной части бюрократии заинтересован в углублении коррупции (признак — предложение Высшей школы экономики и Минэко-номразвития разрешить проводить крупные госзакупки без конкурса). Целостность страны, похоже, не является для него ценностью, и Россия может быть дезинтегрирована: с точки зрения правящей тусовки — от беспомощности и для «заметания следов», с точки зрения глобального управляющего класса — в рамках стратегии глобальной хаотизации. При американской поддержке либеральному клану не нужно соблюдения даже минимума демократических приличий — как оно было не нужно Ельцину в октябре 1993-го и в июне—июле 1996 года. Не нужно это соблюдение и силовому клану, хотя и по строго противоположной причине: в случае поражения ему нечего терять, ибо либеральный клан пленных не берет.

Задачи здоровых сил

Своими действиями правящая бюрократия показывает, что ей чужд народ России и не нужно никакое конструктивное взаимодействие с этим народом. После назначения президента и оформления этого назначения в ходе выборных процедур 2012 года Россия будет ввергнута правящей тусовкой в жестокий системный кризис.
За отпущенное время здоровая часть народа России должна стать организованной силой, чтобы, взяв власть в условиях системного кризиса, свести к минимуму его разрушительные последствия и провести оздоровление государства быстро и безболезненно для страны. Общество должно понять, что коррумпированная бюрократия — не более чем обслуга глобального управляющего класса, что в этом качестве она превратила само госу-дарство в машину уничтожения России, в машину переработки биомассы, по праздникам именуемой «населением», в личные миллиардные капиталы. Оздоровление государства, очищение его от скверны коррупции — а значит, и от правящего класса — условие вы-живания не только России, но и каждой российской семьи.

Делегитимация выборов — незаконность будущей власти

Принципиально важно, что попираемые правящей бюрократией демократические нормы появились не из стремления к гуманизму и нравственному самосовершенствованию, а из простейших функциональных соображений: люди подчиняются только той власти, легитимность которой они признают. В разных культурах источник легитимности различен. Это может быть божье помазание, закон, традиция или решение группы старших товарищей (как, например, в Китае). Это могут быть выборы — как в условиях демократии. В России источником легитимности, как это ни парадоксально, является не телевизор, не «побеждающее зло» «бабло» и даже не пресловутый «вашингтонский обком», а выборы. Не потому, что наше общество демократично — огромная часть общества искренне полагает традиционную западную демократию не высшей и самодостаточной духовной ценностью, но лишь инструментом вроде гаечного

Судьба России

2012-09-01 04:17:00 (читать в оригинале)

Мексика была до 80-х гг. XX в. одной из самых развитых стран Латинской Америки. При этом Мексика была классической страной государственного капитализма. Однако развитие Мексики в значительной степени зависело от нефти. Поэтому катастрофическое падение цен на нефть в 80-е гг. нанесло стране мощный удар. Мексика получила у МВФ большие займы под грандиозные программы (на совершение «нового технологического рывка») – но не смогла отдать эти кредиты. Страна была провозглашена банкротом, и МВФ взял экономику Мексики под свой контроль. В соответствии с навязанным стране «планом Бейкера» были отменены все протекционистские меры, защищавшие внутренний рынок и внутреннего производителя, введено свободное перемещение капиталов (и из страны в США утекло 45 млрд долларов), начата глобальная приватизация.
Особенно бурно эти реформы протекали при президенте Карлосе Салинасе де Гортари в конце 80-х – начале 90-х гг. Проходившие тогда реформы стали называть «салинастройкой» (по аналогией с горбачевской «перестройкой»), а МВФ провозгласил создание им «мексиканского экономического чуда». В Мексику хлынул американский капитал. Только в 1991–1993 гг. в Мексику пришло около 100 млрд долларов американских капиталовложений.
Но одновременно в стране свирепствовала инфляция, и росли нищета и безработица (в 1987 г. полностью безработных было около 18 % экономически активного населения, а с частично безработными – свыше 40 %), импорт североамериканских товаров (до 50 млрд долларов в 1993 г.) разорил внутреннего производителя, льготы, представленные ТНК, лишили мексиканский бюджет огромных налоговых поступлений. И в 1994 г. разразился знаменитый мексиканский экономический кризис. «Салинастройка» рухнула. 20 тыс. предприятий разорились, 700 тыс. человек остались без работы, 2 млн мелких частных предприятий заявили, что находятся на грани банкротства.
МВФ и Вашингтон предоставили Мексике новые кредиты – суммарно 53 млрд долларов. При этом от Мексики требовали углубления неолиберальных реформ, предоставления экстраординарных льгот американским корпорациям и вступления в НАФТА (Североамериканскую зону свободной торговли). После вступления Мексики в НАФТА доходы мексиканских рабочих в мгновение сократились на 26 %. В штате Чьапас началось восстание сапатистов.
Основные финансовые вливания были направлены в «макиладоры» – цепь заводов, построенных вдоль мексиканско-североамериканской границы. Эти заводы экстерриториальны, на них запрещено создание профсоюзов, рабочие получают гроши, заводы не платят налогов в мексиканскую казну. Ущерб, причиняемый Мексике «макиладорами», оценивается приблизительно в 14,5–16,5 млрд долларов в год. В результате Мексика оказалась намертво привязана к США и МВФ, 24 % населения живет на грани голодной смерти и еще 50 % – в условиях бедности, чего в Мексике не было даже во времена диктатуры Порфирио Диаса в конце XIX – начале XX в.

scepsis.ru


Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 

 


Самый-самый блог
Блогер ЖЖ все стерпит
ЖЖ все стерпит
по количеству голосов (152) в категории «Истории»
Изменения рейтинга
Категория «Ню»
Взлеты Топ 5
+143
146
IllAIR
+123
143
GetProfit
+116
124
antonesku
+111
126
Melipomena
+108
125
Agnoia
Падения Топ 5


Загрузка...Загрузка...
BlogRider.ru не имеет отношения к публикуемым в записях блогов материалам. Все записи
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.