Золото – редкий металл. Земная кора более чем на 99,9% состоит из оксидов кремния, алюминия, кальция, магния, натрия, железа, калия, титана и фосфора. Поэтому на протяжении почти всей истории человечества люди очень радовались, находя золото. Несмотря на серьезные экологические последствия добычи золота, включая загрязнение ртутными соединениями и цианидами и разрушение ландшафтов, человечество не отказывается от поиска – и маловероятно, что оно сделает это в ближайшем будущем. Но существует и метафорическая золотая жила – более безопасная и, возможно, не менее прибыльная, чем реальное вещество – которая доступна большинству стран, но только немногие из них решаются использовать ее в полной мере: это госзакупки.

Потенциальные негативные последствия госзакупок хорошо известны. Они могут подтолкнуть компании к тому, чтобы установить чрезмерные цены на низкокачественные товары и ненадежные услуги, что будет способствовать коррупции, злоупотреблению властью и появлению брака. Для смягчения этих рисков большинство стран установило требования к проведению открытых тендеров, а также строгие принципы прозрачности в отношении госзакупок. Действительно, большая часть недавних соглашений о свободной торговле требует, чтобы подписывающие стороны открывали друг другу доступ к информации о госзакупках, а Всемирный банк публикует названия компаний, которые из-за коррупции или мошенничества не допущены к участию в тендерах в рамках проектов, финансируемых Банком. Страны, которые не проводят открытые тендеры, в итоге сталкиваются с крупными кражами, наподобие той, что была зафиксирована в Венесуэле, и почти наверняка произошла на Украине при свергнутом президенте Викторе Януковиче.

Но под всем этим мышьяком скрыто золото. Современная добыча включает не только расходы на саму добычу, но и расходы на разработку способов добычи. Прежде чем самолетостроители смогут выпустить и продать новую модель самолета, они должны потратить миллиарды долларов на разработку, которая длится около десяти лет – это расходы, которые впоследствии должны быть компенсированы. Если бы они не были уверены в том, удастся ли им найти рынок для сбыта новой модели, то только немногие из них согласились бы понести такие расходы. И вот здесь в дело вступают госзакупки. Например, в 1946 г. американское правительство заключило контракт с компанией Boeing на разработку модели B-52. Правительство, естественно, не хотело, чтобы компания создавала то же самое, что и раньше, только в большем объеме; оно хотело получить первый быстрый стратегический бомбардировщик с реактивным двигателем. В конечном счете, армия, занимающая в войне второе место, терпит поражение. Поэтому данный контракт должен был отражать риски, связанные с проектированием и производством самого совершенного самолета своего времени.

Однако польза от применения госзакупок вышла за пределы конкретной цели, когда компания Boeing использовала ноу-хау, полученное при разработке B-52, для создания коммерческого судна B-707. Хотя правительство никогда специально не стимулировало разработку коммерческих самолетов, закупка правительством высококачественного, технологически усовершенствованного военного самолета оказалась важной для появления в Америке отрасли коммерческого авиастроения, которая доминирует на мировом уровне. Проще говоря, придумывая, как сделать одну вещь, часто можно упростить создание других вещей. Таким образом, правительство, которое настоятельно добивается закупки качественной продукции, может сильно влиять на развитие конкурентных преимуществ своей страны.

Израильское правительство оказывает аналогичное влияние, пытаясь управлять ограниченными водными ресурсами страны. Предположим, что страна несет расходы в размере 100 условных единиц из-за нехватки воды. Инновации, поощряемые правительством, например капельное орошение или опреснение, не только сокращают внутренние расходы, связанные с такой нехваткой, скажем, до 70, но и поддерживают отрасль, общая стоимость которой при продаже своей продукции на рынках с самым большим спросом, вырастает до 1000 единиц. В этом смысле недостаток водных ресурсов в Израиле сделал страну богаче, чем она была бы в противном случае.

Аналогично, военные инвестиции Израиля позволили разработать ряд решений, которые оказались полезными – и выгодными - для применения в гражданской сфере. Это позволяет объяснить, почему частные инвестиции в НИОКР занимают в Израиле большую долю ВВП, чем в других странах мира. Уроки, полученные в ходе проведения закупок для армии, можно использовать и в других сферах. Правительства занимаются поиском решений для наиболее актуальных проблем, стоящих перед их обществом. Учитывая, что проблемы отдельной страны редко бывают исключительными, инновационные решения могут способствовать появлению отраслей, конкурентоспособных – даже доминирующих – на мировом рынке. И решение, используемое для одной проблемы, может применяться и в других областях.

Латинской Америке следует использовать это в качестве модели для повышения качества образовательных систем. На данный момент восемь латиноамериканских стран, проводящих стандартные экзамены согласно Международной программе ОЭСР по оценке образовательных достижений учащихся, находятся среди 15 стран с худшими показателями из 65, участвующих в данной программе. Вместо вливания огромного количества денег в плохо функционирующие школьные системы, латиноамериканские правительства, несомненно, были бы заинтересованы в таких инновационных решениях, как учебники на базе планшетных ПК, которые могут помочь учителям эффективно проводить уроки, следить за успеваемостью студентов и определять стратегии корректировки. Помимо повышения успеваемости детей, такие попытки могли способствовать созданию отрасли современных образовательных ресурсов, конкурентоспособной на мировом уровне.

Вот только некоторые примеры того, как можно использовать потенциал золотой жилы госзакупок. Закупая большие объемы высококачественных продуктов, которые позволяют справиться с основными государственными проблемами, правительства побуждают частные, государственные или смешанные организации брать на себя расходы, связанные с поиском решений. Во многих случаях преимущества этих решений выходят далеко за пределы первоначальной цели. Но идя по такому пути, правительства должны помнить, что добыча – это потенциально опасная отрасль, к которой следует относиться с осторожностью. Вместе с этим они могли бы приступить, используя например 5% от своих программ закупки, к разработке крайне необходимых решений в регионах с потенциально крупными мировыми рынками. В конце концов, игра стоит свеч.

Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

Последнее заседание министров финансов из стран Большой двадцатки прошло в Кэрнсе, Австралия, и на нем снова взялась за дело "Лига сумрака". Принято считать, что "система" – структуры мирового управления, начиная от Всемирной торговой организации и Большой двадцатки до крупных Центробанков – сильно повреждена и отчаянно нуждается в ремонте. На самом деле, мировой экономический строй прекрасно функционировал с 2008 года. Действительно, первый год Великой рецессии был более жестким по сравнению с первым годом Великой депрессии. Но, несмотря на первоначальный шок, система отреагировала неожиданно ловко. По сравнению с предыдущими мировыми спадами, вызванными финансовым кризисом, мировая экономика хорошо восстановилась.

Несколько лет назад уровни торговли и объема производства в большинстве стран превысили докризисные уровни, а мировая бедность продолжает стремительно снижаться. Одним из ключевых факторов этого восстановления, в отличие от 1930-х, стало то, что мировая экономика сохранила прежние характеристики: торговые барьеры остались низкими, как и ограничения по прямым иностранным инвестициям, а трансграничные обмены продолжили расширяться с помощью Интернета.

Как отметили в McKinsey Global Institute, если не считать трансграничного финансирования, по своему масштабу мировые потоки средств в настоящий момент могут сравниться с докризисными уровнями. Имела место даже частичная модернизация ключевых мировых институтов, вызванная поднятым Большой двадцаткой вопросом о реформировании Международного валютного фонда. Действительно, устойчивость рынков к геополитическим напряжениям в Украине или Южно-Китайском море начала беспокоить некоторых чиновников Федрезерва. По любым разумным критериям, многосторонние институты и правительства великих держав сделали то, что было необходимо для сохранения открытости мировой экономики. Так откуда возникло это распространенное, неверное ощущение того, что система вышла из строя? И здесь мы наталкиваемся на маленький, грязный секрет мировых политиков: многие комментаторы по международной политике не слишком хорошо разбираются в экономике или экономической политике. Профессионалы в области международных отношений часто говорят о "высокой политике" и "низкой политике", и, как правило, относят экономические вопросы к последней категории.

Это невежество обретает особый смысл, когда политические комментаторы пытаются писать о мировой экономике. Само собой разумеется, что они опираются на самые доступные факты как на путеводную звезду. Справедливости ради, стоит отметить, что некоторые из самых очевидных данных действительно предполагали фрагментацию мирового экономического строя. Приостановка раунда переговоров ВТО в Дохе, откровенные безвыходные положения некоторых саммитов Б20 и патовые ситуации в Совете Безопасности ООН кажутся достаточным основанием для того, чтобы объявить, что текущее положение дел находится под угрозой – несмотря на то, что факты, лежащие за пределами новостных заголовков, опровергают это мнение. Рассмотрим шумиху вокруг "валютных войн". В 2010 году Федрезерв начал намекать на второй раунд количественного ослабления или QE2. Одним из политических последствий QE – покупок Федрезервом долгосрочных финансовых активов – стало обесценивание доллара. Опасаясь пузырей в ценах на внутренние активы и восходящего давления на собственные валюты, вызванного резким притоком капитала, многие лидеры развивающихся экономик открыто жаловались на то, что бразильский минфин, Гвидо Мантега, назвал "международной валютной войной".

Во всем обилии этого обмана затерялся тот факт, что ни рынки, ни финансовые аналитики не были до ужаса обеспокоены избыточной волатильностью валютных курсов или возможностью фактической валютной войны. После осени 2008 года волатильность валютных курсов постепенно снижалась до докризисных уровней. Еще одной универсальной причиной неверного коллективного восприятия служит испытываемая не к месту ностальгия. Бывший советник по национальной безопасности США, Брент Скоукрофт, кратко изложил посткризисное расхожее мнение в 2012 году: "Послевоенные лидеры учредили Международный валютный фонд, Всемирный банк и общие соглашения по тарифам и торговле, чтобы разработать правила игры. Тем не менее, новая Б20 – всего лишь бледное отражение некогда выдающегося институционального строительства". Но и прошлые попытки по созданию мирового строя были отчасти тщетны. Каждый, кто знаком с историей Бреттонвудских институтов, знает, что на их счету было столько же побед, сколько и поражений. По сравнению с прошлым, действующий строй функционировал значительно выше среднего показателя.

Возможно, главным объяснением силы "Лиги сумрака" является их местоположение. Согласно аналитическому отделу британского журнала "Economist", в период с 2008 по 2012 год средний размер годового ВВП экономик ОЭСР составлял 0.5%, в то время как средний размер годового ВВП экономик, не входящих в ОЭСР, составлял 5.2%. Это имеет значение, поскольку анализ международного строя по-прежнему фиксируется на Западе. Общее правило политологии звучит так: испытывающая затруднения экономика провоцирует огромное недоверие к институтам. Слабая экономика подкрепляет мнение о том, что система вышла из строя, и что тем, кто у власти, нельзя доверять. Таким образом, огромный скептицизм в отношении всех уровней управления в экономиках ОЭСР не удивляет. Аналитики могут сперва взглянуть на их местные обстоятельства, а затем сделать из них вывод для оценки мировых институтов. Пессимизм в отношении медленного восстановления национальных экономик в развитом мире вынуждает аналитиков объединять слабое внутреннее и региональное управление со слабым мировым управлением.

Однако первопричины внутренней экономической слабости в Японии, США, Великобритании и Еврозоне по природе своей не были глобальными. На начало кризиса 2008 года японская экономика находилась в стагнации уже почти два десятка лет. Аналогичным образом, внутренние политические патовые ситуации и политическая неопределенность значительно замедлили процесс восстановления США от Великой рецессии. Означает ли отличительная устойчивость системы с 2008 года, что она сможет пережить следующий кризис? В теории, да – многие реформы после 2008 года были разработаны для амортизации ударов, нанесенных мировой экономике. Но, в международных отношениях, неверное коллективное восприятие может создать собственную реальность. Если критики продолжат настаивать на том, что система вышла из строя, знатоки потратят время и усилия, пытаясь выяснить, как починить то, что не сломано. Кроме того, крайне сложно исправить неверные представления, если они успевают закрепиться. Особенно, если обсуждаемый вопрос выходит за пределы компетенции критика. Какая ирония! Единственное, что может воспрепятствовать системе в ее дальнейшей работе – это неуверенность ее выдающихся сторонников.

Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

Уже не первый день ощущаются волнения касательно того, что у Центробанков "закончились козыри". Снизив свои политические ставки до области нуля, они задействовали все более экстравагантные меры, такие как "количественное ослабление" и "заявление о намерениях". С учетом туманной завесы, покрывающей реальную экономическую активность, ввиду финансового кризиса, сложно предложить точную оценку того, насколько хорошо или плохо сработали эти меры. Но очевидно, что существует намного более эффективный способ вести дела. Больше нет причин позволять нулевой привязке по номинальным процентным ставкам продолжать препятствовать монетарной политике. Простым и элегантным решением был бы постепенный переход к полностью электронной валюте, где для выплаты процентов (положительных или отрицательных) требовалось бы всего одно нажатие кнопки.

А в случае с бумажными деньгами (в частности, с банкнотами крупного номинала), которые, пожалуй, приносят больше вреда, чем пользы, валютная модернизация назрела уже давно. С помощью центральной валюты Центробанки могут и дальше стабилизировать инфляцию, совсем как они делают это сейчас. (Главный экономист Citigroup, Уиллем Баутер, предложил несколько способов борьбы с ограничением бумажной валюты, однако самым простым является ее уничтожение.)

Вторая, менее изящная идея, заключается в том, чтобы Центробанки попросту повысили свои целевые значения инфляции от текущей нормы в 2% до более высокого, но все же умеренного уровня в 4%. Впервые идея бессрочного повышения целевых значений инфляции до 4% была предложена в интересном и ценном исследовании, проведенном главным экономистом МВФ, Оливье Бланшаром, и ее поддержали другие ученые, включая, совсем недавно, Пола Кругмана.

К сожалению, проблема плавного и впечатляющего перехода к новому целевому значению, вероятно, является неразрешимой. Когда Бланшар впервые предложил свою идею, я был заинтригован, но настроен скептически. Прошу заметить, что двумя годами ранее, на начальной стадии финансового кризиса я предложил повысить инфляцию до 4% или более на несколько лет, чтобы снизить излишек долгового бремени и ускорить темпы регулировки зарплат. Но есть огромная разница между временным повышением инфляции для борьбы с кризисом и в нарушении долгосрочных ожиданий.

Сообщая общественности на протяжении двух десятилетий, что инфляция в 2% является благом, члены Центробанков собьют с толку людей, если объявят о том, что передумали – и не незначительно, а полностью. Вспомните хотя бы рыночную "истерию сокращения стимулов" в мае 2013 года, когда прежний председатель ФРС, Бен Бернанке, предложил намного более умеренный поворот в монетарной политике. Люди вполне могут задаться вопросом, почему, если члены Центробанков могут изменить долгосрочное целевое значение с 2% до 4%, они не могут позже решить, что оно должно составлять 5% или 6%? Учитывая вероятность дезориентации и недоверия общественности, сложно найти какое-либо глубокое разумное объяснение целевому значению в 4%.

Существующее целевое значение инфляции в 2%, по крайней мере, что-то из себя представляет, поскольку члены Центробанков могут изобразить его в качестве морального эквивалента нулю. (Большинство экспертов полагает, что истинный индекс цен, основанный на благосостоянии, может значительно снизить инфляцию по сравнению с той, которую демонстрирует государственная статистика, поскольку официальные данные не охватывают преимущества непрерывного потока новых товаров в экономику).

Существует аналогия с проблемами, с которыми столкнулись страны, попытавшись заново ввести золотой стандарт после Первой мировой войны. До войны деньги обеспечивались золотом и могли выкупаться по фиксированной ставке. Несмотря на то, что система была крайне уязвима перед массовыми изъятиями из банков, а у политики монетарной стабилизации было немного пространства для маневра, вера людей в систему позволила ей закрепить ожидания. К сожалению, система потерпела полный крах после начала войны в августе 1914 года. Доведенные до отчаяния в отношении доходов воюющие стороны были вынуждены обратиться к обесцениванию финансов. Они не могли одновременно обесценивать валюту и обеспечивать ее золотом по фиксированной ставке.

После войны, когда все успокоилось, правительства попытались вернуться к золоту, отчасти в качестве символа возвращения к нормальному состоянию. Но возрожденный в межвоенный период золотой стандарт, в конечном итоге, потерпел крах, не в последнюю очередь из-за невозможности восстановить доверие общественности. Переход Центробанков к целевому значению долгосрочной инфляции в 4% рискует выступить катализатором аналогичной динамики.

К счастью, существует более эффективный способ. Переход к электронной государственной валюте не потребует дестабилизирующих изменений в целевом значении инфляции. Второстепенные технические вопросы с легкостью можно решить. Например, обычным гражданам можно разрешить сальдо транзакций с нулевым процентом (в пределах ограничения). Предположительно, номинальные процентные ставки перейдут на отрицательную территорию только в ответ на глубокий дефляционный кризис.

Но при возникновении такого кризиса Центробанки могли бы выбраться из него намного быстрее, чем это возможно на сегодняшний день. И как я утверждал ранее, правительства долгое время рисковали большим ради малого для обеспечения банкнот крупного номинала, учитывая, что большая их доля используется в теневой экономике и для финансирования незаконной деятельности. Переход к валютной системе двадцать первого века значительно упростит и переход к режиму Центробанков в духе двадцать первого века.

Кеннет Рогофф
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate