Кризис тянет мировую экономику и финансовые рынки ко дну, поэтому не стоит удивляться тем глобальным переоценкам принципов работы мировой экономики, которые ждут нас впереди. Судя по всему, голоса диссидентов профессии наконец-то достигли ушей широкой аудитории. Например, лауреат нобелевской премии Рональд Х. Коаз заловался на то, что, микроэкономика засорена моделями «черных ящиков», которые не способны достоверно показать фактические контрактные взаимоотношения между компаниями и рынками. Он отметил, что при низкой стоимости сделки и должным образом определенных правах собственности, частные контракты способны решить такие глобальные проблемы, как загрязнение окружающей среды; однако политики, глядя на одержимость экономистов упрощенными ценовыми теориями, предпочитают ориентироваться на фискальные инструменты.

Еще один лауреат нобелевской премии Пол Кругман утверждал, что последние три десятка лет макроэкономика была в лучшем случае бесполезной, а то и вредной. Он уверен, что экономисты не видят катастрофических провалов макроэкономики, потому что принимают красоту и элегантность теоретических моделей за истину в последней инстанции. И Коаз и Кругман сетуют на пренебрежение экономическим наследием, традицией, восходящей, как минимум, к Адаму Смиту - бесценными всеобъемлющими теориями политической экономии и философией морали. Современная любовь к урезанным и чисто механическим моделям увела профессию из теоретического русла к идеологии, разъединила ее с реальной экономикой.

Простота и элегантность микро и макроэкономических моделей позволяет с легкостью объяснить ценовые механизмы, а также балансы и дисбалансы ключевых совокупных экономических переменных. Но они не могут описать или проанализировать фактическое поведение основных участников рынка. Вот классический пример из учебника: компания не утруждается изучением структуры корпоративных контрактов и делегирует изучение активов, обязательств, доходов и расходов «бухгалтерии». Как можно понять работу компании, не изучив ее корпоративные контракты, связывающие всех ее участников - то есть, акционеров, банкиров, поставщиков, клиентов и сотрудников - чьи сложные взаимоотношения отражаются на балансе компании и проявляются в ее операционных потоках?

Концентрируясь на объемах производства и потреблении, национальные счета обобщают или исключают эти данные, пренебрегая, таким образом, важностью финансирования, кредитного плеча и уязвимых мест баланса. Фактически, современных микро и макроэкономических моделей не достаточно для комплексного изучения динамики и взаимодействия людей, институтов и самой сути нашей реальной экономики. Они не отвечают на ключевые экономические вопросы, выделенные Полом Сэмюэльсоном - что, как и для кого производится, поставляется и продается - и лишь изредка говорят нам о том, «где» и «когда».

Деление экономики на макроэкономику (изучение экономической динамики, структуры, поведения и принятия решений на национальном, региональном или глобальном уровне), и макроэкономику (изучение распределения ресурсов в домохозяйствах и компаниях) фундаментально неверно. Более того, есть еще два направления экономики - мезоэкономика и метаэкономика - о которых вообще все забывают. Мезоэкономика исследует институциональные аспекты экономики, не охваченные микро или макроэкономикой. Предполагая наличие идеальной конкуренции, полной информированности и нулевой стоимости транзакций, неоклассическая экономика исключает необходимость в таких институтах как суды, партии, религиозные образования для решения экономических проблем, с которыми сталкиваются люди, компании и страны.

В этом контексте экономисты Курт Допфер, Джон Фостер и Джейсон Поттс разработали макро-мезо-микроэкономическую теорию эволюции, в которой экономическая система представляет собой популяцию правил, структуру правил и обработку правил. Самая важная функция мезоэкономической концепции заключается в изучении фактической сети договоров, как формальных так и неформальных, в семьях, корпорациях, социальных институтах, на рынках. Она обеспечивает взаимосвязь между микро и макро, потому что правила микроуровня и институтов оказывают влияние на макроуровне.

Метаэкономика идет еще дальше, изучая более глубокие функциональные аспекты экономики, которая воспринимается как сложная, интерактивная и холистическая система. Она отвечает на вопросы, почему одна экономика более конкурентна и стабильная, чем другие, как и почему развиваются управленческие структуры институтов, и как Китай создал цепочки поставок мирового масштаба в секторе обрабатывающей промышленности, инфраструктуры, финансов и государственных услуг за такое короткое время. Чтобы изучить глубоко скрытые принципы человеческого поведения, метаэкономика требует от нас открытого, системного и постоянно эволюционирующего подхода, признания реальной экономики в качестве сложной живой системы.

Это трудно, потому что официальная статистика искажает - или попросту не учитывает - многие скрытые правила и принципы реальной экономики. Например, оценка ВВП не учитывает стоимость восполнения природных ресурсов, загрязнения окружающей среды и уничтожения биологического разнообразия. Более того, в политэкономии так принято: все, что не поддается статистическому учету, малозначимо, или этого вообще не существует. Статичные, линейные и закрытые методы анализа применяются к открытым, нелинейным, динамичным и взаимосвязанным системам, что неизбежно ведет к провалу.

Британский экономист Фриц Шумачер понял, что институты, созданные людьми - это сложные структуры с динамическим управлением, которым требуется системный анализ. Он определил метаэкономику как процесс очеловечивания экономики через учет значимости устойчивой окружающей среды; таким образом, он включил элементы философии морали, психологии, антропологии и социологии, размывающие границы между задачей максимизации и рациональностью отдельно взятых людей. Эрик Бейнхокер из недавно образованного Института новой экономической мысли, призывает по-новому взглянуть на экономический мир. Для этого понадобится помощь психологии, антропологии, социологии, истории, физики, биологии, математики, информатики и других дисциплин, изучающих сложные адаптивные системы.

Мы уверены, что концепция микро-макро-мезо-метаэкономики - то, что мы называем «системономикой» - представляет собой более комплексный подход к анализу сложной живой системы, развивающейся внутри динамических естественных систем. Она особенно полезна для анализа развития таких древних, но лишь недавно возродившихся экономик Китая и Индии, которые способны оказать заметное влияние на экономики других стран и нашу естественную среду обитания в целом.

Сейчас под пристальным вниманием мировой общественности оказались развитые страны со своими проблемами, нестабильностью и вялым ростом, а вот развивающийся блок, за исключением, пожалуй, Китая, остается в тени. И напрасно, потому проблемы упомянутого богатого мира рикошетом больно бьют по экономикам этой группы. Смогут ли они восстановиться самостоятельно? После того, как на нас обрушился финансовый кризис 2008 года, крупнейшие развивающиеся экономики взяли на себя функции главной движущей силы мировой экономики, в определенной степени, они и сейчас их выполняют. Однако их устойчивость к внешним потрясениям всегда определялась исключительно способностью генерировать внутренний совокупный спрос, достаточный для поддержания роста, без необходимости компенсировать существенное его снижение в развитых странах. И все же, минимальный (и даже отрицательный) рост в Европа на фоне значительного охлаждения в США создал колоссальный дефицит спроса, и его уже в полной мере ощутил экспортный сектор развивающихся стран. Европа - главный рынок сбыта для большинства из них, и крупнейший внешний рынок для Китая.

В свою очередь, Китай - основной потребитель готовых и промежуточных товаров (включая используемые для производства готовой продукции на экспорт), а также сырья. Таким образом, резонансный эффект застоя в Европе быстро распространяется по Азии и другим развивающимся регионам. Мало того, что товарный сектор японской экономики остро ощущает на себе замедление темпов роста в Китае, так еще и недавний конфликт между странами из-за островов Сенкаку может повлечь за собой размежевание экономик. Да и в остальном экономика Японии не блещет результатами, поскольку нетоварный сегмент не достаточно силен.

Таким образом, у мировой экономики сейчас два жизненно важных вопроса: насколько глубоким и насколько продолжительным будет охлаждение экономик развивающихся стран. Если политики сумеют подобрать правильные решения, негативные последствия будут незначительны и их можно будет быстро устранить. Финансирование торговли - один из ключевых и наиболее тревожных аспектов. Европейские банки, традиционно, выступавшие в качестве главного источника финансирования, резко сократили свою деятельность из-за проблем с достаточностью капитала, вызванных убытками по инвестициям в гос. облигации и, в некоторых случаях, убытками по ипотечному кредитованию. Этот фактор может стать причиной сокращения торговых потоков даже при наличии достаточного спроса. В Азии, в частности, страны стремятся восполнить этот пробел при помощи альтернативных механизмов финансирования как можно скорее. Для них это задача номер один. Так, товарный сектор китайской экономики сильно зависит от развитых стран, однако, правительство скорее пойдет на некоторое охлаждение, чем решится на потенциально опасные стимулирующие меры. Учитывая риск повторного возникновения пузырей на рынке активов, никто не рассчитывает на существенное облегчение условий кредитования.

Конечно, возможно, будет реализована ускоренная программа государственных инвестиций, исключающая низкодоходные проекты. Но оптимальной и наиболее вероятной реакцией будет принятие мер, направленных на усиление внутреннего потребления путем увеличения доходов домохозяйств, эффективного распределения доходов от государственных активов и укрепления программ социального обеспечения, в надежде, что это поможет людям меньше откладывать на черный день. Фактически, все эти компоненты присутствуют в утвержденном недавно 12-том Пятилетнем плане Китая. Следует признать, что Китай пока тормозит все свои глобальные реформы, ожидая передачи власти, которая должна состоятся в ноябре. Между тем, чтобы добиться амбициозных экономических и социальных целей за предстоящие пять лет, реформы, направленные на расширение рыночного аспекта экономики, должны быстро набрать темп. Некоторые страны идут против общего тренда. Так, например, в Индонезии отмечается увеличение темпов роста, а улучшение деловых и потребительских настроений способствует росту инвестиций до 33% от ВВП. В Бразилии экономика сдавала обороты, но сейчас, судя по всему, начала восстановление. Более того, общая экономическая динамика в Бразилии скрывает один важный факт: безработица падает, а доходы беднейших слоев населения растут быстрее, чем доход других социальных групп. Показатели совокупного роста не отражают эту особенность, и, следовательно, недооценивают темпы экономических и социальных преобразований.

Для Бразилии основной задачей остается повышение объема инвестиций от 18% от ВВП в настоящее время до 25%, для поддержания устойчивого быстрого роста и экономической диверсификации. Сырьевая зависимость, даже с учетом значительной добавленной стоимости, по-прежнему высока. Показатели роста в других крупных странах, включая Турцию и Мексику, также улучшаются, несмотря на проблемы в США и Европе. Экономики многих африканских государств стоят на прочном фундаменте и растут в благоприятной макроэкономической обстановке, в частности, там отмечается рост спроса на товары длительного пользования, экономическая диверсификация, улучшение доверия среди инвесторов. Прогноз по экономике Индии пока неясен. Темпы роста несколько снизились под влиянием спада в развитых странах, замедления внутренних реформ и снижения доверия среди инвесторов, однако, решительные корректирующие меры, предпринятые правительством, помогли сломить эту негативную динамику. Теперь главный вопрос в том, одобрит ли парламент страны важные законы, или же останется во власти внутренних скандалов и войны приоритетов.

Если наложить на эту картину общие тенденции в развивающихся странах - растущий доход, быстрое становление среднего класса, увеличение торговых и инвестиционных потоков, двусторонние и региональные соглашения о свободной торговле, увеличение доли в мировом ВВП (примерно 50%) - можно предположить, что эти экономики должны быстро преодолеть возможные препятствия и вернуться к росту за 1-2 года. Большинство рисков для данного сценария связаны с событиями в Европе, США и Китае. Чтобы пустить развивающийся мир под откос на данном этапе потребуется обвальное падение спроса в развитых странах, или же неудачная передача власти в Китае, что заблокирует системные реформы и негативно повлияет на экономический рост в стране. Однако несмотря на снижение прогнозов по росту для всего развитого мира, вероятность этих системных рисков снижается (хоть и не до такой степени, когда на них можно не обращать внимания). В целом, в ближайшее время нас ждет сохранение системы многоуровневых скоростей экономического роста. Пока развитые экономики пытаются преодолеть свой затяжной период застоя или спада, их развивающиеся соседи толкают мировую экономику вперед.

Майкл Спенс
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate

Американскую экономику лечат не тем лекарством. Поставив пациенту диагноз на глазок, да еще и не правильный, политики выписали ему непроверенное, экспериментальное средство с потенциально опасными побочными эффектами. Пациент - это американский потребитель - крупнейший и некогда сильнейший в мире, но сейчас пребывающий в тяжелом состоянии, близком к коматозу Великой Депрессии. От последних данных по потребительским расходам в США хочется прослезиться. Рост частных расходов на потребление с поправкой на инфляцию во втором квартале 2012 года был пересмотрен в сторону понижения до 1.5%, в третьем квартале, очевидно, нас ждет нечто подобное. Хуже того, это лишь последние данные большого нисходящего тренда, которому уже почти четыре с половиной года от роду.

Начиная с первого квартала 2008 года и до конца второго квартала 2012 года темпы роста реальных потребительских расходов в годовом исчислении в среднем составляли жалкие 0.7% - особенно на фоне докризисного тренда в 3.6% на протяжении десяти лет вплоть до 2007 года.

Эта болезнь - затяжная балансовая рецессия - превратила целое поколение американских потребителей в зомби - ходячих мертвецов экономики. Вспомните Японию с ее корпоративными зомби 1990-х. Изначально, именно они были создателями потерянных десятилетий Японией, а теперь их коллеги из-за океана делают нечто подобное с американской экономикой.

Два пузыря - на рынке кредитования и на рынке недвижимости - породили годы избыточного потребления. В 2007 году они с шумом лопнули, а американские домохозяйства, естественно, принялись отчаянно приводить свои финансы в порядок. То есть, выплачивать долги и делать сбережения. Потребительский спрос, в результате, сошел на нет. Между тем, лечение, прописанное от этой болезни, лишь усугубило проблему. ФРС, страдая нигилизмом в хронической форме, считает ее циклической, и поэтому разворачивает полномасштабное монетарное стимулирование, чтобы побороть то, что кажется ему временным дефицитом совокупного спроса.

Эта стратегия опирается на очень запутанную логику, что плохо не только для США, но и для мировой экономики в целом. В продолжительных последствиях балансовой рецессии, которая не покидает нас уже почти пять лет, нет ничего циклического. На самом деле, процесс восстановления балансов в американских домохозяйствах до сих пор находится в зародышевом состоянии. В августе 2112 года норма частных сбережений составила 3.7% по сравнению с 1.5% в 2005 году и средним значением 7.5% в последние три десятилетия двадцатого века.

Более того, долгов по-прежнему много. Общий уровень задолженности домохозяйств в середине 2012 года составлял 113% от располагаемого личного дохода, что на 21% ниже докризисных уровней в 134%, но намного выше нормы 1970-1999 годов (75%). Иными словами, американцам все еще предстоит долгий путь к восстановлению балансов, который совсем не подразумевает временное или циклическое сокращение потребительского спроса. Подход ФРС сильно скомпрометирован так называемой нулевой процентной ставкой.

Когда у ставки по федеральным фондам уже не осталось пунктов, которые можно сократить, Федрезев перешел в количественное измерение кредитного цикла, инициировав вливания убойных доз ликвидности в изношенные вены потребителей-зомби. Чтобы логически обосновать свой подход, ЦБ переписал схему передаточного механизма дискреционной монетарной политики. В былые времена, снижая стоимость кредита, можно было стимулировать заимствования, но количественное ослабление якобы стимулирует рынки кредитования и активов. Эффект благосостояния, создаваемый бурлящими финансовыми рынками, предположительно, должен разбудить, растормошить потребителя, и заставить снова тратить деньги, несмотря на висящие дамокловым мечом проблемы с балансом.

Но это еще не все: как только удастся устранить проблему спроса, компании снова начнут расширять штат - так думают в ФРС. И, вуаля, волшебным образом будет исполнен давно забытый мандат ФРС по обеспечению полной занятости. Но политический гамбит центрального банка увел Америку не на ту тропинку. Фактически, Федрезерв делает ставку на подход, подразумевающий повторение безумной модели потребления, основанной на кредитах и активах.

А ведь именно она привела Штаты на край пропасти. Два предыдущих раунда количественного ослабления не помогли ускорить процесс восстановления балансов среди домохозяйств Америки, и нет никаких оснований ждать чудесного спасения от третьего. Количественное ослабление - грубый инструмент, в лучшем случае - действующий какими-то окольными и, следовательно, сомнительными путями.

Кроме того, он почти никак не помогает решить двойную проблему избыточной зависимости от заемных средств и неадекватно низких сбережений. Политики, направленные прямо на «списание долгов» и повышение «мотивации для сберегателей» - тоже вызывают массу вопросов - но, по крайней мере, они бы помогли потребителям-зомби решить их балансовые проблемы. Более того, у количественного ослабления много побочных эффектов. Многие обеспокоены возможным ростом инфляции, однако, учитывая экономическую слабость, преодолеть которую, вероятно, не удастся еще много лет, эта проблема не должна стоять в списке приоритетных.

Гораздо тревожнее желание крупнейших Центробанков - не только ФРС, но и Европейского центрального банка, Банка Англии и Банка Японии - вливать огромные объемы избыточной ликвидности на рынки активов - тогда как ослабленная реальная экономика просто не в состоянии поглотить эти избытки. Таким образом, отрекаясь от контроля над финансовыми рынками, центральные банки сами ставят себя в опасное положение.

В мире, охваченном эпидемией финансовой нестабильности, это явление может оказаться самым опасным и разрушительным из всех. Развивающийся мир уже в шоке от бездумной тактики ведущих центральных банков. Лидеры развивающихся экономик боятся последствия для рынков сырья и перекосов в валютных курсах и потоках капитала, которые поставят под угрозу их собственную финансовую стабильность. Конечно, сложно отследить международное движение капитала, спровоцированное количественным ослаблением в так называемом развитом мире, однако, эти опасения далеко не беспочвенны.

Вливания ликвидности в развитом мире с нулевыми процентными ставками заставляют инвесторов, изголодавшихся по прибылям, искать счастья в других местах. Мировая экономика кочует из кризиса в кризис, поэтому лечение уже идет по принципу «одно лечим, другое калечим». В эпоху нулевых процентных ставок и количественного ослабления макроэкономическая политика утратила связь с жесткой посткризисной реальностью. Лекарство не протестировано, болезнь не диагностирована, и до хронического и тяжело больного пациента, как и прежде, никому нет дела.

Стивен Роуч
Подготовлено Forexpf.ru по материалам Project Syndicate