ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ ВЫХОДИТЬ ИЗ БОЛОТА В ДНЕВНОЕ ВРЕМЯ, КОГДА СИЛЫ ДОБ Голосов: 1 Адрес блога: http://golubentsev.livejournal.com/ Добавлен: 2008-03-24 17:27:33 блограйдером Lurk

МАЛЕНЬКИЙ ГРЕК

2014-11-12 18:50:06 (читать в оригинале)

Мой маленький грек, твой корабль потоп, ушёл в клочковатую пену. Сначала ты выжил, мой добрый циклоп, а позже почувствовал цену. Весь остров в длину - триста двадцать локтей, здесь зрение не помогает: четырнадцать коз, конура без затей, и в море закат догорает. В далёких походах, ты, грек, закалён, приучен с простором сражаться. Два глаза - излишество прежних времён, когда есть, на что натыкаться. С годами двуглазость тихонько прошла, всё стало значительно проще - бросаешь единственный взгляд на козла, и дремлешь в оливковой роще. Есть сыр и вино, молоко и дрова, есть время подумать о прошлом. Пока на широких плечах голова - о смерти мечтать как-то пошло.
Но тут, приплывает орава хуйков. Мне стыдно, что греки мельчают. Мы точно съебёмся до серых зверьков. Как боги их всех различают?! Нет, глаза не жалко, на что здесь смотреть? Гомер, вон, слепой - и нормально. Хотелось попеть, посидеть, попиздеть. Зачем они так радикально? И этот Никто, или как его там? Ну - самый из них хитрожопый. Надеюсь, не быстро пристанет к местам зовущимся южной Европой.

---

ВОЙ

2014-11-11 17:36:18 (читать в оригинале)

Один человек из царства У отправился в соседний город - навестить приболевшего дядюшку. Не успел он проехать и двадцати ли, как услышал позади низкий рык и короткое тявканье. Оглянувшись, усец разглядел в надвигающихся сумерках не меньше десятка волков, быстро нагоняющих его повозку, запряжённую всего лишь парой лошадей. Кони, которых передние волки уже начали теснить к обочине, судорожно всхрапывали и сбивались с шага. Налетев на большой валун, повозка сильно накренилась, усец полетел в придорожные кусты, не успев выпустить вожжи из рук, и некоторое время волочился по сухой траве - вслед за впавшими в неистовство конями. Когда повозка скрылась в облаке пыли, человек из царства У приподнялся на колени и огляделся. Семь огромных волков кружили вокруг него, подбираясь всё ближе и ближе. Усец сел поудобнее, стараясь не смотреть на зверей, достал из кармана айфон и отбил короткую смску жене. Затем, снова поднял глаза на волков. Два зверя уже готовились к прыжку. Человек из царства У набрал в грудь побольше воздуха и завыл.
- Прре-крра-ти! - пролаял тот волк, что стоял ближе всех. Усца обдало густым смрадным дыханием хищника.
- Чччттто? - не веря своим ушам, пролепетал человек из царства У.
- Ззаткнись, я сказал! - оскалился волк. - Не умеешь, не берись... Зубы зверя почти касались горла человека из У.
Усец зажмурился, вцепился пальцами в траву и завыл ещё громче.
- А вот это ты хорррррошо выдал! Душевно.
Вожак послушал ещё немного, забрал у человека из царства У айфон, как полагается, махнул толстенным хвостом на прощание и отправился к своим. Без него никто не решался есть лошадей, переломавших ноги в овраге.
Ну и что на этот раз говорил какой-нибудь Чжуанцзы? Ребята, он говорил, что малый страх делает нас осторожными, а большой страх - раскованными.

---

ДОСКИ

2014-11-11 01:52:33 (читать в оригинале)

Лет до двенадцати меня на всё лето отправляли в деревню Абашево. Там у нас большой и старый дом. Лет сто двадцать ему было уже тогда. С русской печью, в которой, теоретически, можно было мыться. С иконами во всех углах и в простенках. Иконы были очень богатые, оклады - все в латунных виноградных гроздьях, нимбы и детали одежды - золочёные. Сами изображения были нанесены красивым типографским способом. И всё это - в толстенных рамах и под стеклом. Лампадки под ними были тоже - будь здоров. Такие вот правильные иконы предпочитала моя прабабушка Катя. А "чёрненькие, на гнутых досках" прабабушке Кате многие годы несла вся деревня, по мере того, как переселялась в города Рыбинск и Ярославль. Несли на хранение. Бабушка эти старенькие иконы не жаловала. Они хранились в огромном сундуке на чедаке. Штук триста. Открывать сундук нам было строго запрещено. Всем, даже взрослым. Не ваше, мол, вот и не лезьте, куда не следует. Только одна небогатая икона висела на кухне - закопчённый Никола Угодник.
Мой старший брат смог утянуть в Питер единственную "гнутую доску". То, что сверху лежало в сундуке. Наугад. В Русском музее её атрибутировали, как Смоленскую Богоматерь. Начало XVII века.
А потом в дом забрались. Зимой, когда там никто не жил. Ничего, кроме сундука с иконами, не взяли. Компетентные были воры.
Лет в шесть я играл на деревенской улице. Проголодался и тихонько пробрался в дом, надеясь утащить пару пряников. И обнаружил прабабушку Катю, которая стояла на коленях перед иконой, что-то шептала, обмахивалась рукой, а потом довольно громко била лбом в пол. Я никогда не видел ничего подобного. У меня не было никаких версий по поводу увиденного. Ну, то-есть - совсем никаких. Чистый и незамутнённый ужас. Если бы бабушка Катя при этом отрастила совиные крылья и глаза на стебельках, как у рака, сильнее я бы уже не испугался.
Через год дочка бабушки Кати, бабушка Маруся отвела меня в церковь. Мне там понравилось. В основном то, что давали вкусненькое сладкое вино. Больше я ничего особенного не запомнил.

---

ПЫЛЬНЫЙ ЛЕНДРОВЕР

2014-11-10 22:19:31 (читать в оригинале)

В первом классе у меня начали появляться кумиры. Первым был Тур Хейердал. Примерно полгода я просто тусовался с ними на Кон-Тики. Чувствовал вкус жареных летучих рыб, самодоставившихся на циновки палубы. По ночам меня укачивало. Книга была прочитана в разных направлениях раз двадцать. Потом появился Джеральд Даррелл. Это уже была любовь на годы. Я, волнуясь, по косвенным данным высчитывал, жив ли он ещё, а если жив, то насколько здоров. Мне до сих пор кажется, что те книги, всякие там "Гончие Бафута", "Переполненный ковчег", "Путь кенгурёнка" я не читал, а смотрел, настолько ярко у меня в голове отпечатался Даррелл, бухающий с африканским царьком Бафутом. Я их вижу до сих пор, будто был там. Гораздо позже, попробовав читать Даррелла на английском, я обнаружил, что он намного больше, нежели в русском переводе, пьёт. Даррелл, как Веничка Ерофеев и Довлатов - никогда не скрывал, но, напротив, всячески эстетизировал свой алкоголизм. Потом, не слишком оттесняя обожаемого Даррелла, возникла целая стая кумиров: супруги Адамсон, Бернард Гржимек - они занимались африканскими зверями в районе Кении-Танзании. С тех времён мне кажется, что я бы не заблудился в этих Цаво-Серенгети, которые, как известно, не должны умереть. Ещё Джейн Гудолл с её шимпанзе. Особняком среди кумиров стоял Ян Линблад. Классах в шестом-седьмом я относился к нему и его книгам так же, как мои сверстники к группам урия хип, бони м, дип пёрпл, ирапшн, чингис-хан, арабески и оттаван вместе взятым. Выражаясь языком героев "Тысяча и одной ночи", я носил имя Яна Линблада в уголках глаз.
Мне хотелось поступить в университет на биофак, и до одурения заниматься наукой. Но сейчас я припоминаю, что в голове моей стояла такая картинка: я, весь в красивом милитари, в широкополой шляпе, привстав, рулю пыльным лендровером без крыши и со снятыми дверцами. В потрескавшихся губах крепко зажата сигарета. На шее болтается полевой бинокль. На поясе - фляга с джином (я не имел тогда представления о его вкусе, мне нравилось название, и то, что его пьёт Даррелл).
Когда я понял, что, даже если поступлю в университет и блестяще его закончу, никто не выдаст мне пыльный лендровер без дверок, закончилась моя большая мечта. Серенгети, конечно, не должен умереть, но с Гражданки до него не дотянуться.

---

ЭКИБАСТУЗ

2014-11-10 22:16:11 (читать в оригинале)

В детстве я был типичным носителем имперского сознания. Названия городов - Самарканд, Ташкент, Алма-Ата, Кустанай, Экибастуз, Нарьян-Мар, Уренгой, Абакан - совершенно не казались мне иноязычными и хоть сколько-нибудь экзотичными. Они были чуть похожи на привычные аббревиатуры - Донбасс, Кузбасс, БАМ, и ничуть не странней, нежели Суздаль, Ясиноватая, Рыбинск, Черновцы или Омск. Я, конечно же, искренне не понимал, почему все эти Франции и Англии не вливаются в нашу дружную семью народов. С ФРГ и США всё было ясно - враги. Что совершенно не мешало заворожённо смотреть на заграничные вещи. Когда мой дядя привёз детям игрушечные пистолеты из Англии, я навсегда охладел к нашим. Те, английские, были просто копиями настоящих кольтов. Невыносимо прекрасными. Но я всё равно чувствовал себя счастливым оттого, что родился в Ленинграде, а не негром в Америке. Подсчитывал, сколько у меня времени, чтобы собраться и добежать до метро, пока его не законопатят, спасая нас, счастливцев, от подлетающих американских боеголовок. Помню слово "Першинг". От него чуть щекотало в горле. Афганистан казался совершенно естественным в ряду: Казахстан, Узбекистан, Таджикистан, и было досадно, чего они там всё не разберутся. Я ничего не понимал в национальностях. Не было для меня ни эллина, ни иудея. Навскидку я мог вычислить только цыган. Они удивляли своей параллельной жизнью. Деревенские парни в Абхазии вели себя по отношению ко мне лучше, чем деревенские парни под Рыбинском. Рыбинские отмудохали меня всем скопом, а абхазы выставили противника абсолютно одинаковых со мной габаритов. Ещё помню, что в маленьких городах меня потрясало огромное количество инвалидов - одноногих, вовсе безногих, безруких, одноглазых - полный спектр. В Питере их было очень мало. Наверное, всех слишком проблемных к этому времени уже сплавили за сто первый километр.
Потом я выписал журнал "Корея". Громадный, глянцевый, с яркими фотографиями. Дешевле был только "Вьетнам", но он "Корее" и в подмётки не годился. Почтальонша робела перед таким великолепием и приносила журнал прямо в руки, потому как в ящик он не влезал. "Рассказ о любви к народу", "Революционная опера "Море крови", "Рональд Рейган с нескрываемой злостью смотрит в северную часть республики". Это было так похоже на Советский Союз, что даже не смешно. Но сказать, вот тут, мол, я и стал диссидентом, не могу. Ничего такого. Во-первых, Брежнев зажигал так, что было смешно всем. И к этому времени только ленивый не был диссидентом. Хотя бы кухонным.
Этот цинизм по отношению к любой власти я тащу с собой всю жизнь, как панцырь. За других не скажу, но меня, позднего совка, не собъёшь с панталыку ни Путиным, ни Навальным, ни Ходором, ни Обамой, с нескрываемой злостью смотрящим в северную часть республики.